Сколько себя помню, я любил ножи. Свой первый нож я сделал в 6 лет из старого сапожного резака. С тех пор я переделал их уйму, но с возрастом стал ленивее, и уже давно ничего не делаю своими руками, а только покупаю от случая к случаю. На рынке или в магазине я не могу спокойно пройти мимо красивого ножа, чтобы его не купить (хотя их у меня и так - чертова туча). Кто-то сказал, что за всю историю человечество сделало только четыре гениальных изобретения - колесо, бумагу, веревку и нож. Будь я амбициознее - я бы создал свою монотеистическую религию и молился бы единому богу - Великому Ножу.
В повседневной жизни, я люблю просто держать нож в руке, глядя телевизор или читая. Чтобы обрести душевное спокойствие, кто-то перебирает четки, кто-то теребил мочку уха, а кто-то - своего маленького зверька, а я - просто верчу в руках нож. Как хиромант, гадающий по карте морщин на ладони, я могу часами рассматривать лезвие, пытаясь понять, откуда появилась та или иная царапина или зазубрина. Следы Работы украшают нож. От длительного использования и заточки лезвие приобретает благородно закругленные, "оплавившиеся" формы. Все ножи с заводской заточкой "топориком" нуждаются в переточке. Свои ножи я всегда затачиваю алмазным надфилем, и никогда - бруском. Брусок завальцовывавет лезвие и царапает поверхность, что очень некрасиво. Иногда я даже обклеиваю лезвие скотчем, оставляя только кромку, чтобы случайно не поцарапать его при заточке.
Нож - очень странный артефакт. Одновременно инструмент и оружие. Он не обманет и не предаст, как лучший друг, не требует денег, как любимая девушка, не потребляет топливо, как машина, и не нуждается в патронах, как пистолет. Он может годами лежать в ящике письменного стола, а потом в один прекрасный или трагичный день оказаться в кармане брюк, и спасти жизнь или отправить гнить за решетку. В особо неблагоприятном случае - отправить гнить в буквальном смысле, в сырую землю.
У меня с собой всегда 2-3 ножа. Я предпочитаю складные, потому что они компактнее и менее "криминальные" (по внешнему виду), а для Работы они ни чуть не хуже охотничьих или тактических. Раньше в совковых магазинах уныло лежали странные уродцы из углеродистой хромированной стали с душераздирающими пластмассовыми рукоятками, сконструированные усталыми женщинами-технологами. Теперь ситуация явно переменилась, но сверхлегкие и сверхпрочные пластики, антибликовые и тефлоновые покрытия, кровопуски, стилизации под "танто" и "американский танто", серейторские заточки, фальшлезвия и прочие навороты именитых фирм нагоняют скуку. Максимум, на что годны такие предметы - срезать ярлычки с обновки и радовать владельца своим внешним видом. Как ни странно, для Работы максимально подходят дешевые складные ножи с китайского рынка в спартанском исполнении и с лаконичной надписью на лезвии "CHINA. STAINLESS".
Я не люблю автоматические ножи - пружины и кнопки имеют особенность ломаться в самый неподходящий момент. Мало того, что органические жидкости, кусочки плоти и пыль забивают эти механизмы, и они перестают быть "автоматическими", так это просто негигиенично. Каждый нож имеет свой индивидуальный характер, и важно не ошибиться в выборе ножа перед Работой. Я предпочитаю помповые ножи или ножи с фиксацией line-lock - ломаться в них просто нечему (разумеется, Работа допускает только ножи с фиксаторами!). Твердость китайских ножей невелика - 30-35 единиц по Роквеллу, но для Работы важна не столько твердость, сколько упругая вязкость, препятствующая крошению и поломке клинка. Также мне нравятся "бабочки"-баллисонги, но до сих пор не могу достать качественный образец. Попрактиковавшись немного, можно научиться быстро открывать одной рукой и помповый нож - а это очень важно для успешной Работы. Так, ностальгируя по любимым в детстве вестернам, я научился быстро выхватывать два помповых ножа и синхронно открывать их, чтобы щелчки фиксаторов сливались в один звук - это производит сильное впечатление. Но Работать сразу двумя ножами нереально. Точно также, как "македонская" стрельба с двух рук - не более чем movie fiction.
Большинство моих ножей имеет среднюю длину. Излишняя длина не приносит значительных выигрышей в Работе, да и тяга к длинным лезвиях, по старине Фрейду, явно сигнализирует о комплексе мужской неполноценности. Кстати, насчет длинных ножей и фрейдистских комплексов. Как-то раз мне подарили сувенирный "вакидзаси" - как и все, сделанное в Китае, крайне низкого качества. Вспомнив молодость, я залил полую расхлябанную рукоятку эпоксидкой, укрепил ее латунным набалдашником, переточил лезвие и получил весьма солидный инструмент. Лезвие его слегка выгнуто, имеет одинакову ширину, и на конце резко срезано, что типично для всего японского оружия. Короче говоря, форма весьма напоминает эрегированный фаллос, а с учетом длины в 40 см - весьма внушительный фаллос. Вообще-то, я совершенно не умею Работать длинноклинковыми инструментами, но этот вакидзаси оказался на пределе моих способностей. Его я использую очень редко, только при соответствующем душевном настрое, но он всегда справляется с Работой на 150%. Мне повезло, что мне попался именно этот образец - последнее время во всем сувенирном оружие делается глубокий пропил в том месте, где лезвие соединяется с рукояткой, поэтому при попытке использования оно просто отламывается.
Разумеется, помимо Работы я люблю использовать свои ножи в быту. Но резать колбасу или хлеб не очень интересно. Почти такое же богатство тактильных ощущений, как Работа, дарит только разделка мороженой курицы - изменение сопротивления расчленяемой плоти, хруст костей и аккуратные порционные кусочки, характерные для мороженого мяса. Когда я еду на природу, никто из моих друзей не берет режущие предметы - они знаю, что я привезу 10-15 ножей и 2-3 тесака. Когда народ начинает чистить картошку, крошить салатики, колоть лучину и резать хлеб моими ножами, я испытываю удовольствие.
В средневековой Германии преступников обезглавливали мечом. Считалось, что меч, отрубивший 50 голов, "устает" и нуждается в покое. Существовал специальный обряд, на который собирались палачи, чтобы ночью с почестями и ритуалами похоронить уставший меч. Для меча рылась могила, и он хоронился в гробу, как человек.