Было холодно и красиво. Иней серебристыми полосами расстилался по ещё местами зелёной траве и уже остывшему бетону. Пар изо рта напоминал сигаретный дым. Небо величественно нависало над серостью наших чувств, усиливая давление грусти на опустошённое сознание. Страх посте-пенно всё больше отступал на второй план: любопытство было сильнее него с самого начала.

Я видел её след. Он аккуратной витиеватой цепочкой стелился по покрытому твёрдому слою снежных видностей на асфальте. Я знал: она недалеко от меня. Трепещет и дрожит, чуя неимовер-ную опасность, свалившуюся на неё так внезапно и неожиданно, что сердце просто замирает от жути. Даже ненависти не осталось. Всё затмил страх.

Лютость и власть с моей стороны. Скорбь и одиночество - с её. Объединяет нас любопытство. Охотник и жертва. Первый спокоен и расчётлив. Второй испуган и из-за этого временно глуп. Оба полны робости, но решительны. Каждый по-своему. Охотник ждёт момента. Жертва этот момент пытается отдалить и спрятать.

Дыхание срывается от непрерывного марафона. Вот уже несколько часов подряд непрекращаю-щихся передвижений. Она выбита из сил. Мне придаёт энергии моё нетерпение. Я жажду. А не-терпение, уже переросшее в безумство, вытесняет во мне всякий здравый смысл и тем более мо-раль.

Улыбаюсь, когда подхожу к полуразрушенному зданию. Многоэтажный комплекс некогда полно-ценно функционировавшей фабрики. Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Морозные следы теряются где-то в темноте предпереднего коридора, ведущего в главный холл, затем к лестнице. Аккуратно ступаю внутрь и опять останавливаюсь, медленно озираюсь, дабы привыкнуть к здеш-нему мраку. Адаптировавшись, продолжаю свою безпройгрышную кампанию. Идя по коридору, обязательно заглядываю в каждое помещение. Заглядываю даже без надежды, а так, чтобы полно-стью быть уверенным. Спрятаться тут негде: четыре голые стены с маленькими недостижимыми окошками совсем под трёх-с-небольшим метровым потолком, и никаких груд чего-либо мебельно-го, только грязная оборванная бумага, застилающая мокрый пол почти везде. Пальцы приятно по-калывает, чувствуется плавная дрожь. Морозная мгла здесь царит повсюду. Она придаёт мне азарт. Я со страстью игрока начинаю подбирать свои и стараюсь предугадать ходы оппонента. Завлекает неимоверно.

Прислушиваюсь - ни звука, ни шороха, только мёртвое одиночество и тишина витают в воздухе, кружась над и под, вдоль и поперёк моей и её чувственности.

Коридор за коридором, комната за комнатой, этаж за этажом, я неуклонно приближаюсь к тебе, мой смысл. Отчего же ты так сглупила и ступила на путь мрачных холодных развалин, откуда вы-браться тебе без меня уже не удастся? Я ведь в тайне надеялся, я лелеял радужную мысль, что ты всё таки не позаришься на манящий зов пустынных темных пространств, что со стороны так обе-щающе призывают тебя в себе схорониться, закутаться в темноту, и, растворившись в ней, пере-ждать опасность, и невредимой вернуться к прежней жизненной цикличности, забывая постепенно весь этот благородный животрепещущий ужас; но ты поддалась, ты доверилась мимолётному по-рыву, хаотичному зову глупца, который в тебе сейчас торжествуя разрывается на части, порождая из себя всё новые и новые сгустки страшных фантазий и предположений, что полностью тебя сей-час контролируют. И нет ни каких ответов, на ум не приходит ровным счётом ничего, могущего помочь или даже спастись. Но… Хочу тебя заверить: я тоже безумно боюсь, мне страшно от того, что ты всё еще сильна и способна вполне достойно мне противостоять, хотя это конечно очень со-мнительно в твоём нынешнем состоянии неосмысленной подавленности. Но ты могла бы… Я ве-рю и… поэтому боюсь.

И вот уже виднеется мгла последнего помещения. Я знаю: ты там. Ждёшь меня. И неимоверно дрожишь. Отчего же? Я ведь принадлежу тебе всецело. У меня даже нет никакого оружия. Я не способен на подлость, на низость - всё честно и искренно. Я влюблён. Влюблён в твоё безгранич-ное тепло. И моя прихоть заключается лишь в том, чтобы оставить небольшую его часть себе, а в замен поделиться своим. Странно, но это так…

Вхожу в полутёмную просторную комнату. Вхожу без боязни получить удар из неизвестности. Я верю тебе. Смею предположить, что и ты - мне. Пусть неосознанно, но зато полностью. Ты в даль-нем углу. Стоишь, обняв себя руками, и всхлипываешь при виде меня. Приветливо тебе улыбаясь, любуюсь тобой. Ты с надеждой смотришь на меня, взгляд твой полон грусти и отчаяния. Воспа-лённые глаза твои прекрасны. Подрагивающая нижняя губа, полуоткрытый рот, сжатые в кулаки ладони: твой вид потрясает меня до основания. Теперь я спокойно могу насладиться, наблюдая за твоей нерешительностью. Ты что-то невнятно произносишь. Твой голос тонок и почти срывается на немой окрик. Ты осознаёшь: звать некого. В такое раннее морозное утро здесь не может быть никого способного тебе помочь. Да это и не надо. Ведь я рядом…

Прелестно до жути. Медленно делаю нерешительный шаг в твою сторону. Ты начинаешь заливи-сто рыдать. Мне тебя очень жаль. Я не понимаю, почему тебе так плохо. Хочу как-то утешить. Но не решаюсь подойти ближе. Доверие… В тебе его явно не хватает. Жаль. Очень. Но я могу! Я в состоянии тебе помочь! Хоть ты в это и не веришь. Делаю ещё шаг. До тебя ещё метра три. Всё это время мы смотрим друг другу в глаза. Ты всё ещё пытаешься предугадать. Я же дарю тебе чис-тый взгляд безумно влюблённого трагика, создающего себе атмосферу твоего прерывистого дыха-ния. Тебе неимоверно страшно. Ты опять лепечешь что-то о своём нехотении. Я конечно же не ве-рю. Ты прикидываешься. Я знаю, ты блефуешь, участвуя тем самым в этой игре, придуманной не мною.

Однако у тебя выходит очень убедительно. Особенно когда ты в сорвавшемся порыве пытаешься оббежать меня сбоку и скрыться в спасительном коридоре, ведущем вон из всех этих нежных лю-безностей. Заметь, тебе это почти удаётся. Если бы я ловким движением не схватил тебя за пред-плечье и с силой не толкнул бы на стену, ты, наверное, уже бы неслась во весь дух к выходу из этого мрачного здания. Ударяешься о холодную преграду - удар и вправду силен - ты, не устояв на ногах, падаешь на пол.

Это-то мне и нужно. Хватаю с пола кусок стекла и рывком вонзаю тебе в живот, порезав и себе ладонь при этом. Твой вскрик эхом разносится по пустотам темных пространств. Ты умаляешь, ты не знаешь, что уже предпринять, чтобы я остановил сей интимный акт. Я вижу на твоих губах проблески крови. Но захлёбываться рано! Дыши! Ты должна дышать! Хватаешься обеими руками за осколок, почти полностью погрязший в тебе. Я, умиляясь, смотрю на тебя с такой искренней нежностью и заботой, что поневоле наталкивает на мысль о первородном грехе. Однако не сейчас. Как я уже говорил, я не способен ни на какую низость. Так что тебе следует немножко успокоить-ся. Провожу окровавленным пальцем тебе по щеке, оставляя алую полосу, смешивающуюся со слезами.

Как ты мне дорога в эту минуту! Ты даже не представляешь. Истекая кровью, ты так волнующе выглядишь. Лицо, ещё недавно перекошенное нестерпимой болью, теперь приобрело отрешённый вид, свидетельствующий о её уходе. Чем-то я тебе даже завидую. Твоя беззащитность и женствен-ность сводит меня с ума. Я не могу больше безучастно смотреть. Но опять таки не осмеливаясь ни на что решиться, любовно за тобой наблюдаю. Ты уже смирилась. Ждёшь ухода. Я тебя провожаю вихрем сдержанных эмоций. Ещё немного и расплачусь. Ты ведь ещё побудешь со мной? Я слышу твоё дыхание, из учащённого делающееся более медленным и размеренным. Ты холодеешь. Об-мен теплом уже произошел, и я, подогретый им, грустно сижу на коленях возле тебя. Глаза стек-ленеют. Это меня страшит. Больше всего на свете я боюсь лишиться твоего взгляда. Выражение твоего лица меня завораживает. Вся шея и подбородок у тебя в крови. Руки с силой сдавливают осколок, поселившийся у тебя в животе. Крови почти не осталось. Она лужей растеклась под то-бой, достигнув моих коленей. Ложу ладонь в лужицу и ощущаю тепло, быстро угасающее тепло. И тут я понимаю, что ты уже не дышишь. Твоя грудь больше не вздрагивает в предсмертных пульсациях. Лицо закаменело и приобрело бледный оттенок.

Всё кончено. Я, более не сдерживаясь, горестно над тобой рыдаю, мне жаль тебя, мне жаль себя. Тебя больше нет. Я подавлен. Трогаю твою окровавленную руку. Кожа неестественно холодна. Медленно наклоняюсь, чтобы поцеловать на прощанье в блещущие алым отливом губы. Подни-маюсь с привкусом во рту. Губы слипаются от поспешной свёртываемости алой жидкости. Выпус-каю твою руку и ещё долго над тобой стою, всхлипывая и скорбя. Затем понуро удаляюсь по-дальше от этого места. Никогда больше сюда не вернусь. Мне нужно новое увлечение. Ты была прекрасна, твоя смерть случилась восхитительно. Жаль этого никогда нельзя повторить. Единич-ное переживание… Тем и дорого.

Покидаю. Ухожу. Теперь я некоторое время буду поглощён раздумьями о тебе. Стерев кровь с ли-ца, направляюсь к себе. Как раз поспею на утренний завтрак.

Постепенно чувства к тебе остынут. И это всегда нелегко. Буду искать другую. Похожую или нет, обаятельную и завораживающую, единственную. А пока только ты…