Вылет откладывался уже в который раз. Шум в здании аэровокзала, днём более походившего на цыганский табор, к ночи затих. В креслах, на чемоданах, прямо на расстеленных на полу газетах, спали уставшие люди. Другие, не менее уставшие, но более активные продолжали бодрствовать в ожидании рассвета и долгожданного вылета. После очередного объявления о задержке рейса осталась одна, но довольно шумная группа. Там продолжался, время от времени прерываемый очередным коротким тостом "поехали", затяжной спор. Спорили в основном двое. Развязный мужик в дублёнке и угрюмый детина в пуховике. Мужик был нагл и многословен, детина наоборот и неумение его спорить вызывало в детине праведную злобу. Спорили на грани драки, остальные хоть и держали сторону детины и недолюбливали наглого мужика в дублёнке, но сил встревать уже не было. Шутка ли шесть часов вылета ждать, какой тут спор-драка. Еле-еле стакан до рта доносили.
- ...
- Ну, поехали, кхух-х, так к чему я? Так я к тому, что гнилое это дело в жопу-то. Так недалеко и до пидерсии.
- Так я ж не мужика!
- Так что же, что не мужика? Жопа то она одинаковая у всех. Сначала бабу, а потом и мужика. Не-е-ет, не надо мне тут... Не мужика… Жопа она и есть жопа. Вот ты говорищь бабу, а Серёга к примеру скажет, что вот его в жопу вые...
- Ты чо, бля?
- Так я к примеру.
- Иди ты знаешь куда с такими примерами...
- Ну, извини, не Серёга, нет. Просто какой-нибудь гипотетический мужик попадёт в ситуацию... Ну там пьяный, так что же? Один раз не пидарас?! Не-е-ет раз уж попал так значит всё. Точка!
- Бля, ну чо ты буровишь? А если его на зоне? Отморозки? На силка? Что он, тоже пидор? Пиздец?
- Похуй, зона не зона, там просто так не бывает.
- А ты сидел? Сидел? Чо ты бля?
- Да успокойся, не психуй. Слышь? Проехали. Да проехали, Серёга. Давай-ка накатим ещё. У всех есть? Поехали. Кхух-х-х. Ребята, колбаску давай, не смотри, что страшненькая, под такую водочку и страшненькая идёт, вода у вас тут хорошая, а для водки первое дело. У нас в столицах вода не такая.
- Вот и не пиздел бы. А то жопа, пидарасы…
- Так я не о том. Я о том, что жопа нужна чтобы срать, а остальное пидерсия. Я в чужую жопу не лезу и к своей никого не подпущу.
- Угу, посидишь зимой на бетоне, как миленький попиздуешь на массаж простаты.
- Да ни в жизнь. Никого и никогда. Никаких массажей. В жопу мою ни врач, ни пидор не подберётся. Никому её не видать. Так што ребяты ваши предположения гнилые себе оставьте. Не сдвинуть вам меня с точки этой, не переспорить. Лучше бы слушали да учились, а то проебёте очко-то. Гыгыгы.
- Так ты хочешь сказать, што не ебёт? Врач, не врач? Только кто, похуй кто, до очка твоего коснулся и всё? А если я, к примеру, ну не знаю, на войне, что ли... Снаряд взорвался и осколок прямо в очко угодил?! Так что я, это?
- А как же? Сам за жопой не доглядел, так кто ты после того?
- Кто?! Я?! Да чо ты тут строишь из себя, чо ты сказать хочешь?! Ты чо, типа, не пидор, а я пидор?! Чо ты вообще, служил вообще? А?! На войне, что ли был?
- Тихо-тихо-тихо. Серёг, да что ты? Разве я про войну говорил? Я ж просто, типа, говорю, мол, нехуй. Жопу беречь надо, жопу на замок и никто к ней не подберётся. Вот и вся наука. Чо ты взъелся-то? Закон жизни такой, проебёшь момент и не видать тебе солнечных бликов в кристаллах шампанского. Давай-ка, кстати, ещё вашей кристальной.
- Бля, вот вы все такие. Типа блики в кристаллах. Шампанское. А водку нашу жрёшь.
- Серёга, да не жлобься ты. Шампанское не главное, главное блики. А водка... Водка ваша-закусь наша. Давай, колбаску-то, закусывай. У всех? Поехали. Кх-х-х-х...
Тут он понял, что "ух" сказать не выйдет, "ух" пойдёт прямо в штаны, страшненькая колбаска стала себя оказывать.

Он повернулся и, на ходу застёгивая дублёнку, бросив собутыльникам: "Щас я", пошёл быстрым шагом к выходу. Краем уха ещё услышал: "А вот я читал, на кол людей сажали, так што теперь они?! Куда ты, эй! Да ладно, Серёга, забей. Пускай идёт, видишь припёрло. Да и вообще, нахуй, спать пора, хватит бухать, сил нет уже". Что там дальше мужик не слышал, отошёл далеко, почти бежал уже к дверям.

Когда-то в аэровокзале был туалет, в туалете были писсуары и унитазы, в туалете были умывальники и зеркала. Но зеркала побили, в писсуары накидали окурков и всякой дряни, унитазы забили бутылочным боем, лютые морозы доконали водопровод и двери в туалет забили, а на некотором расстоянии от здания аэровокзала построили замечательный сортир на много посадочных мест черневших над общей, для мужского и женского отделений, выгребной ямой. Туда то и бежал по сорокаградусному морозу мужик. Света в сортире конечно же не было. Мужик забежал, поскользнулся на мочевой наледи, покрывавшей дощатый пол сортира, но не упал, сохранил равновесие и повеселел от осознания того, что и пьяный удержался, не растянулся на поганом полу. Даже, встав над смутно темнеющей дырой и расстёгивая брюки, весело пропел: "в буфете взяли шкуру индюка...", расстегнул, стал садиться с маху, по пути расслабляя мышцы сфинктера. "Теперь снуём до ветра в темно-о-о... о-оо-о". Что-то холодное и большое коснулось его, пошло внутрь. Да так пошло, что он явственно услышал хруст и упал на бок от острой боли.

Он наверное долго был без сознания. Очнулся он, когда темнота стала сменяться светом. С хрустом оторвал о пола примёрзший рукав дублёнки. Встал. Трясущимися руками достал из кармана спички. Зажёг с третьего раза. И в зыбком свете увидел поднимающуюся над очком сантиметров на двадцать вершину. Конусообразную вершину горы из фекалий прежних многочисленных посетителей сортира, фекалий замёрзших прежде чем они скатились на дно выгребной ямы. Целый говняный эверест, вершина которого была красной. Нестерпимо болела жопа и мужик, сев прямо на ссаный лёд заплакал, слёзы замерзали на его щеках. Луч света пробился сквозь щель в стене, упал на вершину горы, преломился в покрываюших её кристаллах и красные блики заиграли на стенах.

2004.03.09