По прошествии нескольких месяцев с даты Октябрьской революции, холодным февральским вечером, когда не улице бушевала метель, а стоило хоть на секунду приоткрыть форточку, и внутрь вваливалась туча больших снежных хлопьев.
- Однако, батенька-с, - подмигивал Ленин своему отражению в зеркале, - Непогодка.
Ленина, надо сказать, такой уют забавил. За окном стужа и холод, а здесь, с комнатой, где в камине весело потрескивали в огне сухие поленья, в теплом итальянском костюмчике, Владимир Ильич чувствовал себя очень неплохо. Помехой было только безделье. Еще полчаса назад Ленин читал Маркса, вернее, перечитывал, но теоретический материал, в котором не было места ни любви, не дракам и стрельбам, скоро наскучил и потрепанный томик остался лежать в углу комнаты, куда был предварительно кинут скучающим Владимиром Ильичом. Тогда-то Ленин и начал ходить по комнате. Кругами. Несколько раз он выглядывал и проверял караул, а один раз и вовсе напугал одного молодого матросика, который только закрыл на секунду глаза.
- Бу, - толкнул его пальцем Владимир Ильич и сухо засмеялся, - Ах ты, сучок, на посту спать!
- Никак нет, товарищ Ленин, - опешив от испуга вскинулся тот и схватил обоими руками винтовку, - Попало что-то в глаз, вот и закрыл.
- Пиздишь, - дружески улыбнулся Ленин, - Ладно, карауль, карауль.
Матрос долго провожал взглядом Ленина, пока тот не исчез обратно в своем кабинете. Владимир Ильич подумал, что стоило бы сосунка наказать, но мысли текли как-то лениво, неактивно и через пару минут и вовсе вышли из головы. Чем бы заняться?
Вдруг двери кабинета открылись и внутрь вошел секретарь Глазьев. Как всегда, тот был в коричневом рабочем пиджаке с кумачовым бантом справа, который никогда не снимал. Глазьев был гладко выбрит, подтянут и производил приятное впечатление, а голосом обладал по необходимости - иногда вкрадчивым, когда требовалось втереться в доверие, а иногда мог и так рявкнуть, что бывалые вояки лишь открывали рты, подтягивали ремешки и вытягивались в пружину по стойке смирно. Эта особенность была особенно приятна Ленину.
- Ходоки к вам, Владимир Ильич, - сообщил Глазьев, - Крестьяне с Поволожья пришли на поклон.
Ленин прыгнул на кожаный диван и улыбнулся, - Экий ты, Николай, неполиткорректный. Ебты, поклоны у царей били, а здесь не иначе, как прием политически. Тока узнай, может они просить чего, - пришла Ленина в голову мысль, - Ежели просить, пусть обратно на хуй топают.
Глазьев позволил себе улыбнуться. Это как атрибут власти - не каждый может вот-так вот лыбиться с Лениным, - Не, просто хотели выразить почтение.
Владимир Ильч прилег, потом обратно присел и почесал свою клинообразную бородку, - Ну, ежели не просить, пускай!
Минуту спустя в кабинет вошли трое. Все трое были в грубых тулупах, с большими седыми бородами и почти одинаковы ростом, отчего отличить их было почти невозможно. Они испуганно оглядели интерьер кабинета, особенно остановились на камине и уже после их взгляд упал на Ленина.
- Ленин, робя, - вскрикнул один хриплым басом и стянул с себя шапку, - Поклон вам низкий, Владимир Ильич. Остальные, как по команде тоже стянули шапки и застыли, преклонив головы. Старые блядь какие, а волосы еще хоть куда, - подумал Ленин и почувствовал ущербность своей огромной лысины. Он встал, аккуратно, прищуриваясь подошел к ходокам и протянул руку, - Ну, рассказывайте, откуда вы, куда.
Все трое притронулись к руке вождя и первый заговорил, - Идем с самого Поволжья, а в Петербурх за зерном заезжали. Сейчас обратно. А вам, Владимир Ильич, хотели вручить наш маленький подарок. Остальные продолжали смиренно молчать.
- Да что вы, как можно, - улыбаясь, приторно начал отказываться Ленин, - Спасибо вам на добром слове.
Второй засунул руку в котомку, которая висела у него на плече и вытащил оттуда огромный сверток. Первый взял этот сверток и подошел к Владимир Ильичу ближе.
Подрыватели, - вдруг подумал Ленин, - Вот она смертушка. Мысли закрутились лихорадочно. И крикнуть не успею. Глазьев! Где эта сука! А бляяя! Ленин отпрянул в испуге от протягиваемого свертка и приготовился к прыжку. Лишь бы те двое так и держались подальше от двери.
Первый, может почувствовав испуг Ленина, начал лихорадочно сбрасывать бумагу. Мысли Владимира Ильича метались.
Внутри оказалась огромных размеров курица. Крестьянин, пугливо вращая глазами и удивившись реакции вождя пытался пугливо объяснять, - Вот, самая большая во всем Поволжье. Вкуснее мяса-то и не сыщите.
Сердце вернулось обратно. Владимир Ильич улыбнулся, но улыбка вышла какой-то жалкой, вялой. Он почти выдернул злополучную курицу из рук крестьянина, - Спасибо вам, господа-с. А теперь дела государственные.
Ходоки еще раз поклонились и попятились из комнаты.
- Странный он какой-то, товарищ Ленин, - выдохнул тихо один из молчавших, когда крестьяне были почти у выхода.
Домой Ленин шел, кутаясь в пальто и проклиная погоду и весь хоровод снежных хлопьев, которые ходили кругами у него перед глазами. Народу уже не было ни души, а по обоим сторонам лишь стояли мрачные и неприветливые дома Петрогада. Владимир Ильич жалел, что не попросил сопровождения - хотел вернуться быстрее домой и заснуть, да заодно и пригреться милой Наденькой.
Вьюга разрасталась. Где-то вдалеке виднелся знакомый квартал, где блекло виднелись огоньки уличных фонарей. Как темно и страшно - думал Ленин.
Внезапно, совсем рядом, когда он проходил мимо дома, у стены что-то зашевелилось. Стало страшно. Собрав всю свою силу воли Ленин повернул голову, приготовившись бежать и увидел тщедушную женщину, накрытую заснеженным тряпьем и прижимавшуюся к стене. Она была почти рядом.
- Господин, господин, - пыталась вскрикнуть она, - товарищ! Прошу, хоть копеечку, хоть кусочек хлебушка. Меня же заметет, пожалейте. Женщина вскинула руки, но так и не решалась выступить навстречу прохожему и лишь жалобно голосила.
- Пошла на хуй, - буркнул Ленин, опустил подбородок, скрываясь под воротником пальто и прижимая к себе курицу быстрым шагом двинулся к дому.