Идет четвертый год оккупации. И десять месяцев, как мы живем в этом подвале. Подполье. Из четырех лет партизанства мы только десять месяцев находимся в подполье в прямом смысле этого слова. Сейчас я сижу в своей келье, и вспоминаю друзей, погибших от моей руки.
Рома по прозвищу "Длинный"… Длинного я ликвидировал буквально на днях. Черт, его эгоизм и гипертрофированное чувство самосохранения оказались неизлечимыми, а в вера в наше дело слишком слабой. Его речи имели разумный смысл года три назад, когда кошмар только начинался. Мне его речи были противны уже тогда, ведь я с самого начала понимал, что происходит и чем это закончится. Но я делал для него и остальных скидку. Я-то всю жизнь ожидал этой войны, этой оккупации, этих подвалов, свалок, гаражей, крови чужой и своей, ранений, боли, и питания всяким дерьмом. Для них это было сравнительно неожиданным. Но сейчас, на четвертый год, его поползновения, которые я никогда не критиковал (и хорошо - ибо он перестал бы их проявлять, а потом все сделал бы по-своему, один дьявол знает, что бы он натворил), стали более чем неуместными. Иначе как предательство я их не мог воспринимать. Я его застрелил - прямо при всех, как раз в тот момент когда он что-то говорил. Не помню, что именно. Из своего "ТТ" - первый выстрел в живот, он складывается пополам, второй в голову, пуля попадает прямо в макушку. В тот же день мы похоронили его со всеми почестями.
Макса я убил еще в начале нашей жизни в этом нашем теперешнем убежище. Черт, вот это действительно жаль. Это был лучший боец в нашем отряде. И хотя особой ярости к американцам он не проявлял, сражался он хорошо, был прямым и спокойным. Вражеских солдат просто уничтожал, без злобы, без истерики (хотя, встречая сопротивление, часто заводился, мог быть агрессивным, и это помогало). И черт возьми, его-то я уж точно не хотел убивать. Я же всем сказал: ко мне во время отбоя подходить близко только после того, как разбудили меня. Только если четко уверены, что я действительно проснулся и узнал вас, и разрешил приблизиться. А он просто взял и открыл дверь в мою каморку! Со сна, в полутьме, я сразу его пристрелил. Удивительно, что я не взорвал свой жилет, тогда все бы погибли! Блядь, шесть килограммов тротила! Но не колебаться - вот что важно. Это важнее, чем сохранить друга. Это запросто мог быть янковский солдат там, за дверью, где был Макс. Теперь я уверен, что не промахнусь.
Я думаю о том, что знаю их очень давно, с 97-го года, когда мы все поступили в институт. Я вспоминаю, как мы ходили в общежитие пединститута в гости к девкам… хорошие были девочки… и о них я тоже часто думаю. А еще я дольше всех не пробовал водки, и как-то зимой ребята научили-таки меня ее пить… мои любимые друзья. Пришлось вас убить.
Еще я думаю о том, что эти гады не пройдут. Хуй вам, сраные пидары. И о том, что я сделаю, чтобы они ушли отсюда. Ебать вас в сраку. У меня есть чем вас выебать. Заебетесь меня выкуривать из подвалов, щелей и помоек. Долбаные слабаки - тогда, в коридоре, были я с "Сайгой" и два этих выблядка в полном вооружении. Мне хватило двух последних патронов только на то, чтобы наполовину вырубить одного из них (обвешались кевларом, рыцари хуевы), и второй не пришил меня. А я был уверен, что он перережет меня автоматной очередью. Но нет, не перерезал, причем, видимо, лишь потому, что первого я добил, вырвав ему зубами кадык. Просрал свое время - получи перо в брюхо, падла. Так и гниют, наверное, до сих пор, на втором этаже заброшенной недостроенной общаги пединститута на улице Блюхера…
Сегодня у нас нет недостатка в оружии. Боже, как спокойно на душе.
Смерть оккупантам!!!
Все упомянутые люди реальны, все описанные события неотвратимы.