С того момента, как начался этот кошмар, я в конец потерял счет во времени. Весь мир для меня замер в промежутке между обеденным перерывом и парой случайных перекуров за чашкой остывшего кофе (теплого пива). Голова шла кругом, расплывшийся чебурек, в знак солидарности, пузырился горячим маслом, вытекавшим наружу с сладкозвучным присвистом…
Я еще раз прошелся глазами по залу, и на этот раз мои ожидания были вознаграждены сполна.
ОНА ШЛА….
( нет не так)
ПЛЫЛА…
Катерина.… Все те же волосы, точеная фигурка, глаза…
титьки…
и как дополнение старик кореец, плетущийся поодаль с мясистым сигарным окурком в зубах.
Она окликнула меня первым, поманила сухим пальцем и, приблизив, поцеловала в грязную щеку.
-От тебя воняет.
Я промолчал. В данный момент мне меньше всего хотелось говорить.
Катерина засмеялась звонким смехом, положив мне руку на плечо.
-Пошли.
Я двинулся за ней следом, грустно наблюдая, как примостившаяся за мой столик бомжиха допивает остатки пива
моего пива…
***
Кореец отвесил легкий поклон продавщице, стоящей на раздаче, та ответила ему тем же и покорно впустила нас за прилавок.
Дальше был коридор, слабо освещаемый мерцанием электрических ламп, развешанных по бокам.
Старик то и дело вскрикивал и, шепелявя, гнусил:
-Вновь весна прошла,
И, как обычно, лето
Белые шелка
Раскатало на склонах
Святых гор Кагуяма.
После слова «Кагуяма», он обычно щелкал меня по носу, заворожено повторяя:
-Пиздец.
Не знаю, понимал ли он весь смысл этого трагического слова, наверное, нет…
а жаль…
-Сюда, - Катерина махнула рукой в сторону деревянной двери, на которой красовались до боли знакомые «М» и «Ж».
Я бы ни сколько не удивился, если бы обнаружил внутри сортира кабину пилотируемого космического корабля многоразового использования «Шатл», но когда в нос ясно пахнуло застарелым говном, сомневаться не приходилось. Сортир, он и Африке – сортир.
Минуя немытые толчки треснутые раковины (к стати о птичках: разделения на «мужской» и «женский» я не обнаружил, сортир был сплошной и не в меру зловонный) мы всем скопом вошли в одну из многочисленных кабинок. Катерина достала из портсигара «беломорину» и лихо, загнув кончик, сделала тягу.
-Теперь так, стой на месте и ничему не удивляйся, - сказала она, потрепав меня за ухо.
Не удивляйся. Ха! Чему? Тому, что Зеленевский на деле оказался куском желе, а Степка Шилдин решил поцеловать провода? Безумному корейцу, варящему суп из глазниц неизвестных мне животных (людей)? Необъяснимой череде убийств захлестнувшей наш офис, что даже старый прагматик Жиботинский начал задумываться о суициде? Шутите, мадам? Если так, то весьма неудачно. Какой то у вас черный, знаете ли, юморок.
Катерина слегка надавила на ручку «смыв» и наша кабинка, скрипя и похрюкивая, стала медленно опускаться вниз. Старик, скаля зубы, отвесил мне очередной щелчок.
-Пиздец.
-Да, дед, пиздец. Он самый.
***
«Падение в кроличью нору» длилось не долго.
очередной коридор… уже знакомые лампочки…еще коридор… лампочки…
И как итог здоровенный зал, украшенный резными колоннами и стоящими тут и там кадками с широколистными фикусами. По средине зала стол, уставленный теми самыми бутылками с горючей смесью.
-Садитесь, - провозгласила она, и мы присели на четырехпалые табуретки.
- Табачку не найдется? - я вспомнил, что уже целую вечность не курил.
Приняв из рук Катерины папиросу, впустил в легкие густой дым.
- И так, начнем, - она взяла в руки одну из бутылок, - ты, наверное, хочешь меня о чем- то спросить.
Я кивнул.
-И надеешься получить должные ответы.
-Да.
Старик мерзко хихикнул, бурча под нос свою «Кагуяму».
Катерина хлопнула в ладоши. Тут же , как из под земли, выросли двое плечистых молдаван, держащих в руках продолговатые свертки, которые они бережно положили напротив меня.
- Открой.
Я разорвал ногтями промасленную бумагу и обнаружил в первом, что- то похожее на комок шерсти.
при ближайшем рассмотрении он оказался скальпом…
-Блядь! – я с омерзением швырнул страшную находку в конец стола.
-Теперь второй, - Катерина сделала серьезное лицо и вновь закурила.
Бумага трещала под давлением моих пальцев. На стол плюхнулся кусок плоти, покрытый коркой бурой крови.
- Что это? – мои глаза вылизали из орбит.
- Не видишь? Разуй фары, Ваня, это жопа, - протянула она и захихикала в такт с корейцем.
И верно жопа. Теперь я точно различал выпуклые булки, с полоской застывших фекалий в трещине.
по всей видимости, жертва перед смертью тривиально обосралась. Что ж бывает…
- Но я не за этим пришел. Где ответы?
Катерина грациозно изогнулась.
- Зачем? Да и надо ли? Что с ними стало, с теми кто их нашел? Вспомни Шилдина, Степу Никонорова, Леху, Калова. Тебя прельщает их участь? Ты, читал Розанова?
Я отрицательно мотнул головой.
-И не надо, говно полнейшее, сплошные расстройства после прочитанного. Да и не объективен он. Пиздежь – пиздежь – пиздежь и еще раз пиздежь. Не настоящее это. А за настоящее платить надо. Ты готов расплатиться?
Я вспомнил о томящейся в кармане пачке балабасов, спизженных мною на квартире Зеленевского.
-Готов.
- Что ж, хозяин – барин, - она затушили папиросу, и в очередной раз хлопнула в ладоши. - ВНЕСИТЕ ПОЛИЭТИЛЕНОВЫЙ МОЗГ!
Старик кореец привстал, вращая головой по часовой стрелке.
Отчеканивая каждый шаг, молдаване вынесли большущий мельхиоровый поднос старинной чеканки. На подносе, морщась и пульсируя извилинами, слизью блестел головной мозг. Из его правого полушария торчала кустарная заточка с деревянной ручкой.
-Узнаешь? – спросила Катерина, указывая на мозг, который уже стоял перед моими глазами, хлюпая как несвежая пизда.
-Нет.
-А ты не пялься, Вань, не пялься, ты и так слишком много видел. Ты прочувствуй. Сделай глубокий вдох, выдохни, мочки ушей помассируй. Прочувствуй…
Я закрыл глаза и почему- то опустил ладони на скользкую поверхность мозга. В голове журчало:
ПОЛИЭТИЛЕНОВЫЙ МОЗГ…
Цветы, рубашки в мелкую клеточку, запах накрахмаленного пододеяльника, дверь, окно… ее окно.
И КАК ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ПЕРХОТЬ…
Ее тепло, волосы, пахнущие дождем, непогашенная сигарета в пепельнице, занавески, еще сохранившие ее прикосновение…
ПОЛИЭТИЛЕНОВЫЙ моооооооозг …
Томик стихов Иосифа Уткина.
…она любила апельсины.
я был, я видел. всю насквозь. знал. понимал (или мне просто казалось что понимал). ДА! Именно! Ни хуя я не понимал, не видел, был слеп в час прозрения и высокопарно горделив в минуты редких откровений… был глуп, наконец! глуп как обезьяна, как страус, у которого глаз в два (а то и больше) раза крупней чем головной мозг… МОЗГ. МОЗГ. МОЗГ.
моооооооозг….
БЛЯДЬ, КАКИЕ ТУТ ЖОПЫ!
БЛЯДЬ, КАКИЕ ТУТ ЖОПЫ!
БЛЯДЬ, КАКИЕ ТУТ ЖОПЫ!
то, что лежало перед о мной, был ее мозг… Мозг Ленки.
Катерина и кореец повыскакивали со своих мест, видя, как мои пальцы начали врезаться в ткань содержимого ЕЕ головы. Уверенными движениями я кусочек за кусочком опускал ЕЕ в рот, бережно прожевывал и проглатывал, кромсал заточкой извилины, царапал ногтями.
я знал, я чувствовал…
В руках корейца вспыхнула зажженная спичка, бутылки с адским коктейлем стали звучно разбиваться о стены, наполняя зал беспощадной огневой лавой. Старик орал что то малопонятное, из чего можно было только разобрать словосочетание «Император ТЭНДЗИ». Катерина, взобравшись ему на спину, размахивала бутылкой с зажигательной смесью и одну за другой метала их в стены. Вскоре огонь охватил их тела и они слипшись в единую жаркую массу салом зашкварчали на сковороде вечности… Я ел и не мог насытится, жевал, грыз, сосал сочную мякоть, не взирая на столпы пламени бредущими по моей одежде неровным строем. Запах паленой кожи мешался с бензиновым зловонием, дым разъедал глаза и ноздри, но я ел, жевал, грыз, сосал. ЕЛГРЫЗСОСАЛЕЛГРЫЗСОСАЛ!!!!
когда на моих часах гадко запищал будильник, пламя завладело моими волосами и частью шеи…
***
я знал…я чувствовал….
Бесконечность, тянущиеся друг за другом вагоны будней, высраные из IСQ бляди, водящие хоровод вокруг покореженной березки, белое - черное, малиново - розовое, бело –голубо- красное, оранжево- ярко зеленое, восторженное и заскорузлое, залитое ромашковым чаем, настенном на соленой слезе пионерки, воспетое Есениным, выблеваное мной в чрево унитаза, выссаное струей оправданий и беспробудного недоверия, умело сваренное в кастрюльке без ручки, купленное на распродаже румяной девахой и высосанное из пальца, мясистого пальца левой ноги с редкими черными волосами, да под водочку с грибочками, через столетия в верх, по шпалам, по третьему кольцу с последующей пересадкой на «Римской», без участия в чем либо и где либо (когда? зачем? по что вы нас? заебали!!!)…НИГДЕ!!!
нигде…
117,45,12,10,60-173
173?173?
173?45!
107...107...107...
***
Наблюдаю телевизор
Наблюдаю
***
Шуршать как газета
Лететь как газета
Гореть как газета
Вонять как газета
***
СамопалСамосудСамоанализСамоискоренениеСамость
Блядь!Забыл в пивнухе свой пиджак!
***
Сон в руку!Моча в голову!Хуй в суку!
***
Стоя на автобусной остановке, подмети веником грязную улицу
Жди своего транспорта
Пожалей, что нет сигарет
Поправь волосы
Стой с пластиковым зайцем через плечо
Узрев троллейбус №6
Ощущай солнышко
Употреблядь... Употреблядь... БЛЯДЬ...БЛЯ...БББББББББ...
***
Кочки, ручки, сучки
Мышки, книжки, сиськи
Рыбки, блошки, вошки
Мишки, миски, письки
Ну и вот...
***
Ааааааааапппппппллллллииииикккккааааааццццциииияяяяяяяя!
***
Соцопрос,наркомпрос,силос и навоз
Элементы в действии
***
... Полиэтиленовый моооооооозг,
И как доказательство - перхоть....
Полиэтиленовый мозг
Блядь, какие тут ЖОПЫ!!!
…блядь, какие тут ЖОПЫ…

p / s .

Жиботинский выпил залпом пол бутылки крепкого пива и пультом остановил мотающеюся пленку видеокассеты. На экране замаячили небритые подмышки фривольных героинь «Трактирщицы». Жиботинский не любил итальянскую школу, пламенно ненавидел Тинто Брасс и всякий раз отплевывался, едва заслышав невыносимую речь, потомков древних римлян, которые по прошествии многих веков стали походить на азербайджанцев с Черкизовского рынка. Почесав, пятку он недовольно пальнул из «К моооооооозг ольта» в говорящий ящик, последующим выстрелом размозжив себе голову. Клейкая струя мозгов и крови лениво брызнула на обои, у соседей этажом выше играла группа «Дюна», толсторожий Витька Рыбин пел что то про «лимоновый сад» и «вечно - зеленый помидор».