- Ссука, - выкрикнул Жданов и наотмашь ударил Кондратьву в ухо. Последний подлетел от удара в литературном выражении и завалился набок вместе со стулом, к которому он был прикован наручниками.
- А ты, ты хули? Блядь, колись, как бабу мочили, - подлетел Жданов к Семенову, который хлюпал разбитым носом и тихо плакал от боли, которая стальным пауков впилась во все его тело.
- Да ладно те, Коль, - пытался утихомирить товарища старший оперуполномоенный Скворцов, но делал это как-то вяло, а потом подошел, как бы о чем-то задумавшись и резко ударил лежавшего Кондратьева левой ногой.
Потом оба закурили. По маленькой камере попозла ароматная струйка "Парламента".
- Нет, блядь, и не колятся ведь, ссуки. Пиздец, вот уебаны. Ведь по-любому схватят лет по семь строгого, - удивлялся Жданов.
- Не, Коль, они просто ссуки. Блядь у нас вчера была, - намеренно подчеркивая "блядь", ответил товарищу Скворцов и оба мента заливисто захохотали.
Кондратьев лежал и тихо удивлялся. Что, за что? Им уже целую ночь приписывали бабу, подловив их у ларька, когда их менты взяли. Такие же как они, в погонах, с дубинками. Правда у друзей пиджаки были мятыми и дубинок нет, так на то он и выходной, чтоб его бухать справедливо, а не ебать всем мозги на улице.
- Здрасте, - представился один из них, - сержант Петров. Извольте с нами в отделение.
- Да вы че, мужики, охуели? - обозлился Кондратьев, - вместо погани всякой теперь друг друга уже прессовать готовы?
Семенов так и стоял с двумя литровыми "Оболонями". Он вообще слабо понимал что происходит от несметного количества выпитого и его мозг почему-то держал в голове лишь одну навязчивую идею - лишь бы поскорее его друг их уебал посильнее.
- В отделение, я сказал, - выкрикнул Петров и вскинул дубинку, - Вася, бля, ты где?
Из ментовской шохи показалась рыжая веснушчатая голова и АКМ, направленный на друзей. Кондратьев понимал, что спорить становится бесполезно, - Пошли, но потом... Он хотел было добавить, что потом они за все ответят, получат пиздюлей, с них будут сорваны погоны и он, Кондратьев лично, настучит им прикладом их же АКМа по башням так, что все они, твари, будут лежать в травме месяца два, а потом он их лично встретит и засунет им в жопу такой... Но потом, черед мыслей поник под мыслью, что за подобное сержант Петров будет непрочь ему, Кондратьеву, и уебать, а испытывать ненужную боль не хотелось абсолютно.
Семенов в это время думал о другом. Три гарпии, одна из них восседавшая с веником на белом постаменте, что-то ужасно гнусавили, гипнотизировали Кондратьева и вот-вот готовы были приняться за Семенова.
- Ты тоже с нами, - пророкотала ближняя гарпия. К тому же это были мужики с серым, отвратительным оперением, пахнувшим до того противно, что желудок Семенова начал выплескивать накопления обратно к горлу. Хуй с ним, ебну тварей - подумал Семенов и с бешеным криком, скинув сразу обе бутылки помчался на гарпию с постаментом. Петров вскинул дубинку и резко долбанул Семенова в живот, от чего тот закашлялся и упал.

* * * * * *

- Ты что, вообще хуево соображаешь? Там ножевых штук двадцать, везде кровоподтеки, ногами ее пиздили, только не насиловали. А могли бы, пидары, - орал Жданов. В прокуренном кабинете с портретом Дзержинского, огромным массивным сейфом и обветшалым столом, на котором покоилась яркая лампа, кроме Жданова находился побитый Кондратьев, который усиленно думал и искал ответов, но так ничего и не понимал.
Людку убили, ебт. Он ее бы сам вчера заебашил, да по ходу они и так натрескались до одури, с Семеновым чуть не попиздились и дальше пили. Остальное туман. Может она и приходила, но он вообще ни хуя не помнит. А утром очнулись в комнате, даже на кухню не зашли, как-то сразу на улицу. Попиздить кого, да и так, пивка попить.
Людку убили, пиздец. Нет, она ссука конечно, но она еще женщиной была, да и теперь готовить некому. И пиздить дома тоже некого. Дети бы хоть были, да никого нет. Семенов только. Бля, может он че знает? Или он? Бля!
Кондратьев не выдержал, зарыдал. Людку ужасно было жалко. Пытался вспомнить че-нить романтическое, типа прогулок по набережной, под луной, их свидания но приходило на ум только, как он ее в обезьяннике еб. Или смотрел телевизор, а она его своей жопой загораживала. Пошла нах, - игриво приговаривал Кондратьев и кулаком несильно бил Людку по заднице отчего та взывала и исчезала. Может он убил?
- Давай, плачь. Это хорошо, - переменил стратегию Жданов и приобнял Кондратьева за плечи, - Легче будет.
Кондратьев беззвучно выл. Еще, у него болело ухо, печень, нога и рука одна почти не двигалась. Все это тоже прибавляло негативных эмоций.
- Ладно, ну хули, убили и убили. Значит надо было, - с видом знатока по-отечески приговаривал Жданов, - Ща все подпишешь, поможешь, пятерку вам дадут, а там и за примерное года через 3. Хули, в тюрьмах сейчас хорошо...
Жданов стукнул по стенке. В ответ послышался слабый толчок.
- Ну че, - обратился опять к Кондратьеву, - Пишем, каимся? На всякий случай, Жданов порылся в ящике стола и вытащил оттуда массивный стальной кастет, изьятый у какого-то подростка-скинхеда - для устрашения. Кондратьев опасливо и в то же время печально покосился на руку Жданова и тихонько кивнул.
Пока Кондратьев писал, Жданов пошел в соседний кабинет - к Скворцову.
- Спать хочется, вообще беда, - жаловался Скворцов Семенову, у которого появилось еще несколько красных отметин на лице и недоставало трех зубов.
- Этот пишет, - со смехом на пороге похвалился Жданов напарнику.
- Второй тоже ща напишет, - улыбнулся Скворцов и мягко наступил Семенову на ногу. Тот вскинул глаза, поглядел несколько секунд и взглядом попросил дать ему бумагу.
Друзья переглянулись. Дело сделано! Все, еще пол-часа, сдают их в камеру, а потом на дачу, к шашлыкам, водке и бабам.
- Давай быстрее, - попросил коллегу Жданов и тихо прикрыв за собой дверь, удалился. Так, все пиздец. Бля, утром полковник доволен как будет. Вот, скажет, орлы боевые, дело схуярили за день. Вот, это у меня действительно элита. А все остальные уебки, типа Леснова, Брюкова, Лысенко, кто-там еще из пидаров. Что-то вечно топчат, что-то мямлют. Дела, блядь, на полке годами пылятся. Висяки одни! Осведомители хуевые! Да пошли все на хуй! Вон, они со Скворцовым сколько лет народ под себя набирали в шестерню, сколько вообще их района отпиздили. Зато теперь по первому слову все информацию сами принесут, суки. А остальные коллеги наши, - со вздохом подумалось Жданову, - должны только портвишок свой первый глотать и с бабами целоваться по уровню. Солнце уже было высоко в зените и там, дальше, в дежурке проходила сдача смены и первые утренние звонки.

* * * * * *

- Все, я сдаю своего, дописал, - закурив, сказал Скворцов, - Че, у тебя как?
- Я сдал уж своего, в одну камеру сказал их засунуть. Едем?
- Поехали, - вздохнул Скворцов, - Коль, вот чет сердце болит. Вот, веришь, всех их жалко, таких, кто за грань заступил. Совесть, мать ее...
- Ага, - понимающе согласился Жданов, - И я, Сань, такой же.
- Хуево... - уныло пробормотал Скворцов.
Друзья не разговаривая, сели в машину и понеслись в бликах утреннего солнца.