Нэйлу и прочим оригинальным каментатарам посвящается…

Тропинка, по которой Бэйл шёл уже четвёртый час, внезапно закончилась. Густые заросли колючих кустов, скрывающих злобных тварей, казались непроходимыми. Жутко хотелось пить, правая пятка ныла от вонзившейся под кожу ядовитой колючки… Прошло три дня, как он заблудился в лесу под Тамбовом, где водкой с шашлыками они отмечали день святого Валентина. Какой чёрт дёрнул его пойти в заросли искать нору этой лисицы… Бросать пить, кидать траву и шишки! Временами он останавливался и вслушивался в звуки весеннего леса, надеясь услышать шум железной дороги или вертолёта. Бэйл ещё надеялся, что его будут искать… Солнце должно было скрыться за верушками деревьев через два часа, надо было готовиться к третьей ночи в сыром, мрачном лесу.

* * *

Сиамак усердно чистил дощатый настил над выгребной ямой. В сельской иерархии он мог бы занять куда более высокое положение, но чужак, прибившийся к Единой общине пол-года назад, не мог расчитывать на более квалифицированное использование, пока не появится кто-то достойный заменить его в деле ассенизации. Рассчитывать на то, что кто-либо из заслуженных членов общины провинится до такой степени, чтобы сменить младшего помошника гавночерпия, было глупо. Самые старые долгожители рассказывали Сиамаку, что чистка нужников всегда была уделом несчастных инородцев, заблудившихся в Кривом перелесье.
Отскребать пропитанные едким гавнецом сельские туалеты стало для него делом обыденным, Сиамак привык, что с ним никто не здоровается за руку, привык омываться по утрам ниже всех по течению реки. Естественным казалось ему и то, что местные девки не стеснялись опорожнять при нём мочевые пузыри и кишечники, стараясь пердеть с нарочитым треском и выражая тем самым крайнюю степень уважения к его нелёгкому труду и почётной доле… Жбан, до краёв наполненный жидкими испражнениями многодетной семьи помошника старосты был установлен на скрипучую тележку и Сиамак отправился в свой ежедневный тур к зарослям сорных кустов. Заросли, к удивлению золотаря, с аппетитом поглощали все отходы жизнедеятельности общины, при этом лишь всё сильнее и гуще разрастаясь. Свет закатного солнца играл на поверхности зловонной жижи. Вплотную подкатив тележку к кустам , Сиамак перевернул бочку и собрался в обратный путь, но из зарослей послышался приглушённый стон. "Бля!" - с трудом разобрал говновоз.
В зарослях, закутавшись в грязный протёртый на локтях свитер, спал, похрапывая, мужчинка лет тридцати. Сиамак осторожно потряс его за плечо и незнакомец,хрипло вскрикнув, проснулся. Лицо его было немыто не менее недели и даже Сиамак, редко злоупотреблявший благовониями, чувствовал сильный запах козла от его штанов. Это судьба, подумал Сиамак, будь благословен Бульбахус! Говновоз сбросил в кусты ненавистную бочку и усадил на её место своего будущего ученика. Дорога до селения показалась ему самой короткой и лёгкой из всех дорог его жизни.

* * *

Скитания по лесу Бэйл помнил как в тумане, память не позволяла сознанию вернуться к тем страшным дням и холодным ночам. "Бля!" подумал Бэйл. Сколько он проспал в этом вонючем сарае, он также не знал, но, судя по состоянию организма было понятно, что скиталец отдохнул и выспался. Страшно хотелось есть, пить и срать. Дверей в хибаре не было, выход был занавешен мешковиноподобной дерюгой. Яркое солнце заставило зажмуриться, а когда зрение приспособилось к свету, Бэйл увидел тесный дворик, заставленный крестьянской утварью периода расцвета феодализма в Монголии… Вокруг не было ни одного строения, которое бы смахивало бы на привычный туалет типа "сортир". Рассупонившись за большой бочкой с водой, Бэйл сладко опорожнился. Подтеревшись лопухом, он вышел на улицу, оказавшуюся весьма оживлённой: десятка полтора баб в грубых сарафанах из грязно-серой ткани с интересом наблюдали за ним. Одна из них что-то сказала на странном, окающем языке, но только Бэйл собрался пересказать ей возможные варианты иноязычных приветствий, дамочка повернулась к нему своей лучшей стороной и громко пёрнула. "Бля!", подумал Бэйл, но вслух ничего говорить не стал. Скрывшись за мешковинной дверью, он улёгся и проспал до рассвета.
Розовые лучи пробивались сквозь веки, заставляя отступить утренние сновидения. Бэйл планировал вымыть машину и завалиться к подруге. Страшные сновидения очередной пьяной ночи были ещё свежи и казались несовместимы с реальностью. "Бля!", подумал Бэйл… К своему ужасу господин Бэйл понял, что находится в грязной халупе, на полу, что одежда его до непотребности грязна и неопрятна… На колченогом топчане в углу спал говночерпий по имени Сиамак.