Я валялся в комнате и беседовал с огромной добродушной говорящей собакой. Собаку я боялся, но не очень. Вдруг за окном раздалось что-то вроде удара грома, в комнате образовалась толпа разъяренных людей с палками в руках. Они стали лупить собаку и обвинять меня в том, что я ее откуда-то выпустил. От дикого страха я вылез в окно (к счастью жил на втором этаже). Дальше я ничего не помню. Знаю только, что нашли меня утром у двери избитым, с выбитыми зубами и с зажатой в руке палкой. Говорили, что я ничего не соображал, только бормотал, что должен кого-то убить; и палку отнять у меня было не возможно. Дальше помню только больницу и себя под капельницей…
Врачи поставили диагноз – циклодоловый делирий… Начались эпилептические припадки.
Сколько времени провел в больнице, не помню. Но припадки прошли, остался легкий тремар. Помню свое отражение в зеркале: бледно-восковое лицо, румянец на щеках и ярко-розовые губы. Складывалось впечатление, что намазался не естественной косметикой.

- Он хороший музыкант. Не какой ни будь глупый музыкантишка. Всю жизнь играет о чувствах одного человека. Чувства какого человека известны тебе досконально?
- А наркотики?
- Талантливые люди открывают себя, раздают без остатка, потому и загибаются рано. Потому что для себя ничего не остается.

Муха упала в стакан. Я наблюдаю как она барахтается в воде, переворачиваясь со спины на брюшко и обратно. Потом ее покинули жизненные силы и она умерла. Лапы безвольно расплылись по воде, шерстка на брюхе потеряла блеск.
Врачи предупредили, что подобного состояния организм больше не перенесет. Сказали что я на грани. Я действительно на грани. Я апатическая депрессия: мышечный тонус снижен, сижу с утра на одном месте, практически не меняя позы и не смещая взгляда.
Муха. Надо похоронить. Вспоминаю, что не знаю не одной молитвы. Беру стакан и выливаю воду в унитаз. Аминь.

- Но у нас ведь все есть, чего ему не хватает?
- Себя. Ему не хватает себя.

Я иду в магазин. Продавец говорит мне, что апельсинового сока нет. Я наотмашь бью его в лицо – чтобы мать твою, сука, через пять секунд передо мной стояла пачка сока! Поэл, козел? Или у тебя две башки?
Я всплеск немотивированной агрессии. Мои мысли горят и мечутся. Я вспоминаю легкость и парение. Надо поспать…
Сон приходит через несколько часов, а за ним тихая жуть… Я стал совсем маленьким. Я лежал в складках гигантской софы. Очень хотелось в туалет. Но туда я попасть не мог. Для этого мне нужно было пройти комнату, раскинувшуюся на десятки километров, и после этого еще пройти жутким черным тоннелем коридора, который мало того, что тянулся десятки километров, так в нем еще таится и прячется что-то ужасное, и я это точно знаю…
Просыпаюсь в мокрой луже. Когда встаю, диван подо мной противно чавкает. Возле туалета спит кот. Довольная, сытая рож. Лиловый не ведет ухом, когда прохожу мимо.

- Ты должна стать для него опорой.
- Я понимаю.
… через пол часа…
- Дай мне его – Он вжикнул молнией, через секунду рука обхватила возбужденную плоть. Она нырнула вниз. Он ощутил влажное тепло рта, плотное кольцо губ, упругие круговые движения языка. Ее голова ритмично двигалась вверх-вниз.
Он застонал, предупреждая о приближающейся развязке, и сжал в ладони пучок мягких волос.
Она удвоила усилия, торопя конечный момент. Он излил изрядное количество семенной жидкости, она продолжала делать успокаивающие мягкие движения.

Открываю дверь – привет проходи.
- Ты как?
- Держусь.
- А жена где?
- Консультируется у психолога, пытается помочь. – Мы курим молча. Через некоторое время я забываю, что не один. Мысли горят и мечутся.
- Одолжи мне машину на некоторое время. – Отдаю ему ключи, про деньги, которые взял у меня на прошлой неделе не вспоминает. Снова сидим молча. Он выводит из оцепенения, предлагая выпить водки.
- Не пей из под крана. Это же отрава. Гиппотит, дерьмо там разное. Вон сок стоит.
- Да мне все равно, что пить.
- Вот у одной бабы трубы меняли…
- Ну и как она?
- Одна ржавая оказалась. – Он смеется. – ладно не буду. – Подошел к плите, где пыхтит сковородка с мясом, включил конфорку.
- Эй! – Я бешенство, я ору – Пока я готовлю, к плите не подходи.
- Почему? – Он удивление.
- Еще взорвется что ни будь. – Он недоумение.
- Я хотел кофе сварить.
- В этом доме кофе варю только я. – Он непонимание.
Прощаемся. Закрываю за ним дверь и валюсь на диван. Сон приходит не сразу, а за ним тихая жуть… Просыпаюсь. В шоке оглядываю себя. Руки стали как у шимпанзе, в два раза длиннее, чем все тело, и передвигаться я могу, только опираясь на них. Но естественно, руки оставались обычными. Поэтому, когда я попытался таким вот образом пройтись, то тут же разбил себе физиономию об угол стола. Лиловый смотрит на меня испуганно и непонимающе. Я растираю кровавые сопли по лицу, блаженно улыбаюсь. Больно – вот она реальная жизнь, возвращается…