Как бы не идеализировали наши родители своих родителей, деды и
бабки оказывается такими же людьми, как и все остальные. Иногда
даже хуевей, чем все остальные, иногда немного лучше. Первые пять
лет, и замечу, лучших лет своей жизни я прожил с дедом и бабкой.
Просто родители мои родили меня рановато. Поэтому перед самыми
родами моя мама решила съебаться к родителям в город Хуйск, где я и
порадовал мир своим появлением. Маме естественно некогда было
заниматься всякими пеленками и прочей хуетой, поэтому меня оставили
на попечение деду и бабке, поскольку им больше было нехуй,
собственно говоря, делать. Впоследствии мама часто рассказывала мне
о них, о том сколько у деда трудовых наград (их на самом деле туева
хучя), как его уважали полгорода, и многие другие его подвиги. Но
мой дед был совсем не такой махровый герой, каким мне его рисовала
мать. Он бы круче в тыщу раз. Он был настоящим падонком.
Во-первых дед был разведен, и имел брачных и внебрачных детей, и
поэтому платил нехуевые алименты. Ему, бля, без трудовых наград,
премий, и других бонусов было бы трудновато концы с концами
сводить. Алименты служили поводом постоянных подъебов со стороны
бабки, и это не прекращалось до самой его смерти.
во-вторых дед с бабкой гнали самогон беспезды в промышленных
количествах, и дед не брезговал (исключительно в целях профилактики
инфекционных заболеваний желудочно-кишечного тракта) каждый день,
часов в 12 спускаться в погреб (подниматься на чердак, идти в
кладовку, один хуй бутыли стояли везде) и опустошать свой
статегический запас табуретовки граммов на 150-200. После чего дед
с особым трудовым рвением делал свои дела. Или дрых. По настроению.
в-третьих, за мои косяки дед наказывал меня либо страшными урозами
запороть меня прутом ремнем, на что я, по детской наивности, велся,
либо
фашистскими зверствами, вроде стояния в углу.
В один из таких солнечных дней я и мой корефан Леонид шароебились
по огороду и мучались от безделья. Дед, слегка нахуячившись живой
воды, давил массу на веранде, а бабка сьебала к подружкам поиграть
в карты. Бим, псина неизвестной породы, издалека похожий на
овчарку, и очень злобный, раскапывал ебальником какую-то свою
старую заначку, потому что дед забыл его покормить, а мне в моем
пятилетнем возрасте его собачьи проблемы были сугубо до пизды.
как и моему другу.

От безделья мы уже предприняли попытку закидать сушеными собачьими
говнами соседку Таню, но она к таким жизненным коллизиям уже давно
привыкла, поэтому без лишнего шума съебалась. Да и старо это было.
Нужны были идеи. Нужно было что-нибудь новенькое, экстремальное,
захватывающее младенческий дух... Но ничего в голову не приходило.
В конце концов мы нашли дедовский колун. Это почто то же самое, что
и топор, только больше. И пиздатей.
Немного подумав, мы решили идти в парк, срубить самое большое
дерево, и постоить охуительный шалаш. Или фигвам. Ну, это не
главное, главное срубить, а че с ним дальше делать найдем.
Но тут возникла неожиданная проблема. Ресурсов наших хилых
пятилетних организмов хватило только до туалета. Дощатого
деревенского бездонного смердящего туалета. А обратно уже дороги
нет, надо колун оставлять... Не дотащим. Хотя меня нисколько не
прельщала перспектива получить пиздюлей от своего престарелого
родственника за несанкционированное перемещение колуна от сарая к
туалету. Но, как известно, безвыходных положений не бывает, и меня,
наконец осенило! Кое-как втащив колун в туалет, мы с Лёнькой
незамедлительно отправили его в кратковременное свободное падение в
направлении центра земли. Недолетел. Помешала исполинская куча
говна, где он благополучно застрял. Ну и хуй с ним. Засосет
как-нибудь. Но желание истреблять парковую флору, и возводить
индейские строения как-то вдруг испарилось.
Да и к тому же дед проснулся, и пошел отлить. Смекнув, чем тут
пахнет, мы с корешем решили пока залечь на дно. Конечно не на то,
куда залег колун, а на крышу веранды. Шифроваться там было весьма
удобно, да и виноград с крыши можно было рвать.
Тут отливающий дед заметил в очке сортира гавешку странноватой
формы (а ля его колун), торчащую вертикально вверх. Страшная
догадка сформировывалась в его мозгу. Выскочив наружу он с
замеревшим сердцем сфокусировал мутный от самогонки взгляд на
чурке, где обычно рубил дрова...
Быстро окинув взглядом подконтрольную ему территорию, он заметил
немытую детскую ручонку, срывающую гроздь винограда.
Дед достал колун из очка, вымыл колун, отмыл руки от говна, взял
лестницу и пошел по направлению к веранде. Я почему-то сразу
почувствовал, что имею все шансы оказаться на месте колуна. Ну
нахуй.
Я сполз вниз по виноградной жердине, и тут открылась сучья натура
моего друга. Он зассал слезть вниз. И заныл. И стал просить у дед
пощады, которую тот сразу проявил в форме виртуозного мата
восьмиэтажной конфигурации. Причем обращенного в мой адрес. Дед
требовал полной капитуляции, на малознакомом мне наречии. Но понять
его было можно,и я, покинутый и преданный боевым товарищем,
сломался. Ну я деду и говорю, мол, капитуляция будет принята при
одном условии, любые формы издевательств,только, дед, не топи меня в
говне! Сказано это было очень искренне, и с крайне невинным
ебальником.
Дед замолчал, посмотрел на меня, и упал, подкошенный диким
приступом демонического хохота. По его признанию впоследствии, раньше
он так никогда не
ржал.

С Ленькой мы больше толком не общались, а с дедом я помирился в тот
же день.