- Ты бы подмылась что ли, – не удержался я, глядя на скользнувшие по кривым ногам трусы.
Вы думаете, что моё замечание предполагало, будто сам я был подмыт, необычайно чист и гладко выбрит? Хуй там! Зимой в вагоне, это вам не в ультрафиолетовой ванне. До необычайности я был грязен, ибо только что закончил грузить уголь, небрит, ибо некогда, да и незачем бриться, если каждый день только и делаешь, что грузишь уголь, да и не подмыт, потому что некогда, да и незачем подмываться тому, кто каждый день грузит уголь.
Она жутким образом покраснела, смущенно запихивая своё бельё ногой под нижнюю полку вагона. Но в своём смущении она была удивительно прекрасна.
- Иди ко мне, - прошептал я. – Оставь их в покое.
Она поняла и шагнула в мои объятия. Тут за её спиной что-то зашуршало, потом раздался скрежет и в раскрывшуюся дверь купе втиснулась красная рожа проводника Сержа. Он дико вращал глазами и мычал, пытаясь, не привлекая внимания моей дамы, при помощи мимики передать, насколько я мог понять, чрезвычайно важную информацию. Девушка вздрогнула и прижалась ко мне, пряча своё смущенное лицо за моим плечом – по-видимому, она боялась обернуться.
Это её и спасло.

Конец.