Я скотина, обезображенная интернетом,
Нечто гнусное, потерявшее веру,
Несуразное, бывшее когда-то поэтом,
Боготворившее блядского Джавахарлала Неру...

Я убогое полуживотное,
Копящее в мозгах кредиты,
Говорящее себе: <На хуй иди ты!>
Потребляющее жижу болотную.

Я нечто среднее между совестью и пакостью,
Я себе изменил тошнотворно,
Порно, душевное порно радостно
Вставляющее себе проворно

В чистые некогда полости,
В рифму слагавшее когда-то
Светлые куски повести,
Сплетавшее в сеть то, что свято...

Что, не привыкли к синкопам, да?
А мне навалить горой мусора,
Своего же. Чего стесняться, когда
Самому жрать говно Навуходоносора -

Царя великомудрого, законописателя,
Приходится ежедневно.
В общественный договор верить, бля,
Морду свою подставлять задушевно

Под удары толстожопых властителей мира сего.
Они ведь безгрешны, у них сила карманная,
Та самая, вечно желанная,
Узаконенная телевидением, видеокассетами и журналами,
Трупами гнилыми, палыми,
В Чечне полузадушенной,
Где никому дела нет до эффективности менеджмента
Московского, обожратого нефтедолларами...

Но вот отвлекся на темы вселенские -
Выебывайся, не выебывайся, а все равно не услышит никто.
У нас слышат Маринину и Успенского,
А остальное словно пикто-

Грамма, на душах и в мозгах начертанная.
Грамма? Да хуй бы там, тонны
Этого хлама, судьбой предначертанного.
Но все равно мы сегодня - обыкновенные клоны.

Клоны друг друга, хотя и друзей-то мало
У миллионов прямоходящих...
Знаете что? Честно? Заебало
Ощущать весь этот мир пропащим:

Вот, бывало, напьешься водки много,
Получишь под глаз от красной рожи,
А потом забудешься магией слога,
Так и мир становится пригожим.

Но что-то есть такое таинственное,
Доступное, наверное, только убогим -
То, от чего не неистовствуешь,
Не жертвуешь многим,
Не ебеш себе мозги ночью,
Не прячешь глаза в стыде мерзком,
Не пьешь, как лошадь, одуревшая от возницы напева,
Да, я знаю - это девственная
Ебаного этого мира плева.