- А знаешь, что мне еще нравится? Безнаказанность. Оговорюсь - безнаказанность в твоей категории понятий. Безнаказанность для тебя - это возможность избежать наказания за какое-либо преступление, проступок. Ты живешь жалкой слепой скотиной, тыкаясь рылом в теплую кормушку условностей. Тебя загнали в рабство и тебе это нравится. Ты поверила людям, которые сказали тебе - трудись, живи, подчиняйся, а за это мы дадим тебе - спокойствие. Я тебе открою правду - тебя обманули. Тебе пообещали, что всякий, кто поднимет рыло от кормушки, будет наказан. Это не так. Я - пример. Я не считаю, что делаю что-то, за что меня должны наказывать. Впрочем, понимания и благодарности я тоже не жду.
Владимир взял кочергу и пару раз ткнул ею в догорающие поленья. Костер отозвался слабым недовольным трескучим гулом - несколько искр летчиками-камикадзе вылетели из камина, долетев до пола черными погасшими точками, едва различимыми в просторной темной комнате.
- Когда я служил в армии, я свел тесное знакомство с ребятами из свинарника. Свиньи в хозяйстве были типично армейскими - стройными, поджарыми, мускулистыми. Беговыми, одним словом. Весь день они проводили в загоне, огороженном жердевым забором. От безделья свинари придумали себе маленькое развлечение - они произвольно варьировали время кормежки, даря скотине благословенный помойный нектар из баков в абсолютно разное время. Они расставили кормушки в противоположных уголках загона, и подходили к ним одновременно, только у одного из них бак был полным, а у второго - пустым. Завидев их, свиньи приходили в сильнейшее волнение - не в силах определиться, они метались в середине загона - пару прыжков в одну сторону, пару - в другую. И вот когда "укомплектованный" свинарь начинал лить помои в кормушку - большая часть свиней разом, пригнув уши, в несколько мощных прыжков достигала заветного деревянного корытца, расшибая в спешке пятаки о деревянные борта кормушки. И вот тогда только просыпались остальные - едва ль с два десятка из общих полутора сотен. Отличающиеся от других массой и силой, они взбегали на спину самым нетерпеливым, подбегали по живому ковру к корыту и, с силой распихивая пятаки более слабых, погружались рылом в теплую вонючую помойную смесь. Ну, ты знаешь - это когда в губку размякшие, потерявшие цвет куски хлеба плавают в бурой жиже вместе со слипшимися кусками перловой каши, сухофруктами из компота и прозрачными ломтями борщевой капусты. Когда "паханы" ели, нижние свиньи стояли спокойно и монолитно, прерываясь иногда на нетерпеливое щенячье повизгиванье. И только когда "старшие" уходили, масса вновь начинала бузить и драться у корыта, распихивая соседей, стремясь оттеснить конкурента, выдавить его и впихнуть свой пятак в пахнущие блевотиной остатки.
- Ты не думала, что этот свинарник похож на нашу общественную модель? А я думал. Несколько лет назад я поймал себя на мысли, что я ведь точно так же - бегу к корыту, стремясь обогнать других, чтобы урвать, заполучить, стать первым. Боже ты мой, на что я только не шел… Я обманывал, чтобы купить машину. Я кидал, чтобы расширить жилплощадь. Я выдирал милостыню у нищих и отдавал её богачам с тем, чтобы к моим рукам прилипла пара медяков. Я, блядь, выселил стариков из квартиры в богадельню, чтобы - ты не поверишь - купить домашний кинотеатр. В подарок к купленному кинотеатру мне дали дивиди-диск с видами и звуками природы. И я, счастливый мудак, сидел в своей квартире, вывернув шаттл громкости до отказа, забивая чириканьем и стрекотанием звуки Садового. То есть, ты понимаешь, да, - вместо того, чтобы сходить в лес и сказочным героем сесть на пенек, я взобрался на спину слабым свиньям, отправил их помирать в приют и ценой этого обрел эрзац-лес, растворимую природу, псевдопокой. В помойном баке, где чавкал я, вместо капусты и перловки плавали машины, дорогие бляди, текила, дачные участки в Подмосковье, ноутбуки. Я стоял на твоей спине, а на моей спине стояли те, кто первым выдирал из помоев дома в Испании, супермаркеты и заправки в Москве, еженедельные полеты в Кению или Канаду на охоту, супердорогих блядей.
Хотя Владимир и менял иногда темп рассказа, то повышая голос до Ампилова, то уводя его в усталую хриплость купейного попутчика, было видно - тема его волнует мало, и говорит он скорее по привычке, нежели выплескивая наболевшее.
- И знаешь, что я решил сделать, когда в очередной раз эти мысли прервали мое неудержимое цикличное чавканье, а? Плюнул и ушел? Хуй-то там, милая! Я напрягся и втиснул-таки пятак вглубь, да так втиснул, что пара свиней рядом пробкой вылетели из бачка! Я хапнул очень много. По крайней мере для меня. За полгода, слушай меня внимательно, сладкий, я спиздил, заработал, подмутил, накочерыжил -четыре ляма баксов. О-о-о, я был очень счастлив первое время…Ведь это позволяло мне убить себя в два раза быстрее - алкоголем, травой, хэшем, колесами! Я завтракал устрицами, запивая их дорогим французским вином. Похуй каким, я в вине не разбираюсь - просто покупал то, что стоило не меньше двухсот баксов бутылка. Я нажирался в смерть мескалем, выволакиваемый собственной охраной к Роверу, ссался в черные брюки "Армани", рыгал на покрытые светлой кожей сиденья авто. Я выкупил столик в "Тамерлане", ну, ты знаешь, на Пречистенке, с тем, чтобы он всегда - понимаешь, всегда - был пуст, чтоб он был постоянно зарезервирован под меня. Ежедневно, ровно в 12-45, через полчаса после того, как я проснусь, ко мне приезжала Катя, очень известная модель, ты её абсолютно точно видела в рекламе, приезжала - чтобы сосать. Утрений минет, бля. Не раздеваясь, не важно в чем она была - в топике, шубе или плаще, иногда не здороваясь даже, она просто становилась на колени и сосала мне хуй. Как правило, я в это время завтракал. Я пил вино из бутылки, чавкал устрицей, а в это время неземной красоты фантастическая телка под столом сосала мне хуй. Из под стола я видел только длиннющие ноги в желтых узких крокодильих сапогах. Позже я приобрел прозрачный стеклянный стол для завтраков, понятно зачем. Чтобы поглумиться, я перестал мыть хуй. А один раз нассал ей в рот. Каждую ночь я возвращался домой с тремя блядями, пятью пузырями японского виски, парой граммов кокса и вагоном жратвы из "Асахи". Однако как я не усирался, зарабатывал я все равно больше, чем тратил. Ты думаешь, наверняка, что все проблемы могут быть решены с помощью денег. Для тебя счастье - тыща баксов в месяц. Нет, маленький, я тебя расстрою - когда у тебя много бабок, ты начинаешь понимать, что все, пиздец, ты можешь позволить себе все помои в мире - но тебя это уже не радует. Ты ставишь деньги Богом и рвешься к ним, подобно ослу, тянущемуся губами к привязанной перед мордой морковке. Но, прикинь, осел изъебнулся и морковку - сожрал, куда он дальше побежит? Никуда, стимула нет.
- Так и мне внезапно - все надоело. Надоела жизнь в мире ценников. Ты знаешь, я даже друзей сменил. Как гардероб. Старых, миддл-классовых, поношенных - сдал в сэконд-хэнд, пусть ими пользуются другие. Купил новых - ненатурально веселых прожигателей жизни. Понимаешь, да - даже на моих друзьях висели ценники. В принципе, я думаю, они мало чем отличались от сосущей под столом Кати.
Владимир подошел к висящему на крюке тряпочному кокону. Хрумс…. хрумс…. зло прошептал нож, распарывающий ткань. Когда мешковина кусками сползла на пол, Таня смогла увидеть девушку, кожаными ремнями на груди, пояснице, руках - прикрепленную к цепи, приваренной к торчащему из потолка стальному крюку. Владимир, сбавив пафос, буднично и монотонно заговорил:
- Танюш, тут вот какая штука…. Я сейчас её буду работать на глазах у тебя. Я очень хочу, чтобы ты понимала - все, что я сделаю с ней, в точности процентов на 90, я проделаю и с тобой. Десять процентов - на импровизацию, мало ли что в голову взбредет в процессе. Обрати внимание - я не поставил ей кляп. И ты не связана. В принципе, если просто пофантазировать, ты всегда можешь взять кочергу и ёбнуть меня по голове, выбежать на улицу, ментов позвать, да что угодно. Тут как раз самая мулька в том, что я тебе говорю - ты мышь, ты не можешь ничего сделать, твоя воля - ноль против моей . Я пришел, чтобы тебя освободить. Если сможешь освободиться сама - тем лучше. Я сейчас осуществлю, так сказать, задел, а ты посмотри пока….
С противным стоматологическим звяканьем Владимир взял с никелированного подноса блестящий скальпель и сделал девушке два надреза, от уголков губ - к ушам. Нижняя губа лохмотьем провисла к подбородку, слюна, смешиваясь с кровью, розовым пузырем капнула на покрывшуюся пупырышками от холода и страха грудь и проложила извилистую тропку через живот к пупку. Капли крови из порезов стали падать в жестяной таз, стоящий внизу под девушкой, со звуком летнего короткого и мощного дождя - так лупят первые после грозы капли в крышу.
Таня закрыла глаза, прижала к голове руки и тихонько заскулила - девочкой, прячущейся под тяжелым ватным одеялом от страшной сказки про черную руку. Она не верила, что все это происходит - с ней, и ей казалось, что если очень сильно зажмуриться, а потом открыть глаза, этот кошмар кончится, и она окажется в привычном понимаемом мире. Владимир подошел к ней, взял рукой за подбородок и впившись пальцами в щеки, сказал тем же приглушенным, будничным, в одной тональности голосом:
- Не, Танюш, ты смотри, а то весь смысл теряется…. Смотри, у нас Гуинплен объявился. Человек, который смеётся. А щас я ей буду нос отгрызать.
Он приподнял Таню на руки, одна рука под шею, вторая - под коленный сгиб, опустил её голое тело на шерсть ковролина - нужно было освободить табурет, - двинулся к девушке, висящей на крюке, засмеялся, помотал головой, и, подражая герою не виденного Таней фильма, со словами - "стар я уже стал для всего этого дерьма" - взобрался на табурет. С тем, чтобы его рот оказался вровень с носом девушки.

ПРАДАЛЖЕНИЙЕ - ЗАФТРО, гы-гы