- Ну давай, не томи, откупоривай, Митрич!
- Погодь, бля, еще не холодная, пусть потомится в морозилке.
- Бля, ты меня скорее притомишь, Митрич! Будь проклят тот день, когда мы тебя разливалой назначили!
- Так, я не понял, какие претензии? У меня рука самая лёгкая! Так, я уже слюну приготовил плевать в лживое рыло того, кто это будет отрицать!
- Валентиныч, ты как хозяин, повлияй на мудака!
- Сам ты мудак, только мудаки пьют тёплую водку и ты вместе с ними!
- Так, вы еще подеритесь, горячие финские парни! Митрич, доставай давай, она уже холодная.
Митрич полез в морозилку, матно ворча шепотом. Разобрать можно было только "пить" и "искусство". Грюкнув об стол, бутылка сразу покрылась инеем, и Савельич победно провел пальцем по поверхности бутылки и демонстративно поднял его вверх, что добавило значимости. На Савельиче были очки и интеллигентная профессоркая бородка, что абсолютно не вязалось с бело-серой майкой и драными семейными трусами. Впрочем, всё трио было одето одинаково, покидав верхнюю одежду комом на кровать в соседней комнате, да и ободранная кухня с фотообоями берёзок в двухкомнатной квартирке Валентиныча не выбивалась из стиля. Всё остальное уже было на столе - трёхлитровая бутыль солёных огурцов с длинной вилкой и миска с пельменями, обильно сдобренными домашней сметаной. Таким образом, появление бутылки было сигналом к началу пиршества.
- Ну, за приезд, Валентиныч! - сказал Митрич, закручивая бутылку и поднимая стакан. Звякнули первой, хрумкнули предварительно поднесенные к носу огурцы, и взгляды Савельича с Митричем требовательно сошлись на хозяине квартиры. Валентиныч степенно откашлялся, откинулся спиной на потёртый холодильник и начал повествование:
- Ну что, начну по порядку. Добрался я туда нормально, хотя последний раз летал лет десять назад, помнишь, Митрич, последняя командировка перед тем, как наш НИИ нахуй разогнали... Еще моя благоверная жива была, упокой господи её душу... - Валентиныч снова почему-то закашлял. - Самолёт невъебезный, Боинг 777, куда там нашим "Тушкам". Летел через Лондон, мне Петька по компьтеру карту прислал, ну там с номерами выходов, всё объяснил, я ж по-аглицки лыка не вяжу... А в Сан-Франциско меня Петька встретил. Чемодан забрал, сели на машину, Тойота у него, новая, цвета мокрый асфальт, сказка, а не машина.
Савельич, счастливый обладатель ободранного "Москвича" канареечного цвета, тяжело вздохнул.
- Приехали домой к нему, ну, бля, мужики, скажу я вам, не дом, а вилла! - продолжил Валентиныч. - Маленький такой, аккуратный, два этажа, спальни на втором, кухня с залом на первом, в зале даже камин есть. Ковры всюду, одним словом - шик! Петька говорит, денег больных этот дом стоит, они за эти дома по 30-40 лет выплачивают. Вот... А у Петьки как раз отпуск 10 дней - у них отпуска короткие очень. И ну давай меня возить, Америку показывать. На работу меня взял, там у него вид с небоскреба на весь город. Начальник - индус, руку мне пожал, говорит, очень хороший у вас сын работник. Ну, это, сын мне переводил, понятное дело. Потом по ресторанам там всяким водил - китайский ресторан, мексиканский, турецкий - я уж и не упомню всё. А один раз пошли на пирс, это в Сан-Франциско, там значит ресторан на берегу, как же ж, мать его... А, верфь фишермана называется. Так мы там крабов заказали. Нам даже специальные слюнявчики выдали, потому как пока до мяса доберешься, там специальными щипцами надо, весь в этом крабе с ног до головы. А за окном - чайки летают, яхты качаются, остров с этой тюрьмой известной, забыл как называется, красота, да и только.
- Умеют же люди жить, - вздохнул Митрич, откручивая пробку и наливая по второй. "Что ни говори, а не зря мы Митрича разливалой..." подумал Савельич. "Душой момент чувствует". А вслух - Ну, за хорошую жизнь!
Сдвинули. Выпили. Валентиныч продолжил.
- А еще повел меня на мост этот известный, Золотые Ворота называется. Потом фотографии покажу. Красиво там... Особенно рядом с океаном. Хотел было окунуться в океан, но Петька говорит, тут плавать нельзя, да и вода всё равно холодная, пальцы сводит. А то бы я поплескался. Одним словом, здорово они там живут. Уезжать не хотелось. Вот только не понятно ни бельмеса, чего они там говорят. Выростил сына, выпорхнул из гнезда. - в голосе Валентиныча зазвучали нотки гордости. - А то сидел тут на заводе при бухгалтерии, гнул спину за сраные 200 долларов в месяц...
Выпили по третьей. Валентиныч полез за фотографиями. Мужики сдвинули головы, и Валентиныч, сидя в центре, степенно давал пояснения к каждой фотографии. Выпили по четвертой. Митрич полез за второй бутылкой. Постепенно тема разговора потерялась, и мужики стали говорить громче, а Валентиныч смеялся, стуча рукой по столу.
Вдруг раздался длинный звонок в дверь. - Кого нелёгкая - проворчал Валентиныч, кряхтя, поднялся, и, пошатываясь, пошел открывать дверь.
За дверью стоял уставший худощавый парень лет тридцати с двумя чемоданами.
- Здравствуй, папа! - сказал он и заплакал.