Этот сайт сделан для настоящих падонков.
Те, кому не нравяцца слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй.
Остальные пруцца!
Мне 25 лет, за плечами средняя школа в дальневосточной глубинке России, армия, четыре курса медицинского института. Объяснять, как я попал в славный город на Гудзонском заливе - не буду, или, если будет желание, - в другой раз. Уровень знания английского языка по приезду в страну проживания, увы, оставлял желать много лучшего. Финансы, привезенные с собой, таяли как кусок мороженного, брошенного в чашку горячего кофе.
Потратив два месяца на изучение языка на бесплатных еврейских курсах, я более - менее сносно стал изъясняться на английском. Но, только устроившись на работу в небольшую итальянскую семейную пиццерию, реально осознал способность быть understandable для аборигенов, населяющих данную местность. Работа в пиццерии едва покрывала мои расходы на проживание и питание, но, самое главное, абсолютно не давала перспектив. Взвесив все за и против, я влез в долги и приобрел подержанный, но весьма в приличном состоянии микроавтобус марки “Шевроле”. Расчет оказался оправданным, в результате уже через месяц я работал водителем в небольшой пекарне “Ferguson bakery”. Да простит читатель столь длинное вступление, но без него мне пришлось бы длинно и нудно объяснять массу деталей этой истории.
Я deliveryman.
В мои обязанности входило развозить продукцию “Ferguson bakery” в центральном районе NY - Манхеттене. И развозил я – маффины. Видимо, изрядное большинство задастся вопросом, что собственно такое есть маффин. Что же, попробую объяснить. Маффин – это похожее на кекс кондитерское изделие, которое употребляют со стаканчиком обязательного утреннего кофе, в NY, поверьте, обязательного. Но маффин - это и культ. Культ маффина в том, что он как лакмусовая бумажка определяет твой статус, твои привилегии в социально-адаптационном механизме утреннего соития человека с гигантом урбанизированного образа жизни, славным городом NY. О’кей, скажу проще. Кроме маффинов ньюйоркцы с обязательным кофе едят бэйглс (Спокойно, братва! Бэйглс – это просто теплый бублик, обсыпанный маком, тмином, кунжутом и еще десятком другим пряностей, определяющих вкусовые привилегии основного населения данной территории). Но кардинальным отличием этих двух продуктов является то, что бэйглс можно есть стоя, в машине, в метро, то есть - на ходу(!), продолжая двигаться в сторону работы. Маффин, (ловите мысль - очень важно!) маффин – он крошится, им можно наслаждаться только сидя за столиком, с чашечкой (а не стандартным пластмассовым стаканчиком с дыркой в крышке для питья), с обязательным блюдечком, с ложечкой. Короче, в шесть – семь часов утра люди просыпающегося “муравейника” идентифицируют себя простейшей процедурой утреннего кофейного обряда: на тех, кто может потратить 10 – 15 минут, сидя за столиком, и тех, кто не могут позволить себе этой прелестной малой радости, а порой, даже просто не подозревающих о ее наличии. Еще проще, для тех, кто не понял. Бэйглс – еда служащих, полицейских, пожарных, таксистов, и т.д., – короче всех тех, кто продает свою рабочую силу. Маффины – это ритуал интеллектуалов, генераторов идей, знающих как сделать то, что можно продать, не посягая при этом на продажу своего драгоценного времени.
Клиентами “Ferguson – Bakery” были богатые районы Манхеттена. Down Town – центр и сердце деловой части Манхеттена, там расположены близнецы – великаны: знаменитые, самые высокие в мире небоскребы Всемирного торгового центра.
Рокфеллер центр – имя, которое говорит само за себя. Районы West Side, Center Park, Park Avenue - апартаменты в домах этих районов могли стоить от 5 до 10 тысяч баксов в месяц. Это далеко не полный список тех мест, в которые с 4-х до 8-и часов утра я должен был развозить, да – да, те самые маффины. Кстати, по вкусу они, после третьего десятка, дерьмо - дерьмом.
Итак, для тех, кто осилил вступление…
На часах начало седьмого. NY оживал. Уборочные машины уже начали свое деловитое урчание на улицах. Толпа собиралась в свои первые ручейки, которые через полчаса превратятся в полноводные реки спешащих по своим делам ньюйоркцев. У меня было десять минут до прихода очередного покупателя продукции “Ferguson bakery”.
Владелец небольшой кофейни, в самом центре Down Town, был выходцем солнечной Греции, он обладал ужасным греческим акцентом, что усложняло мое и без того сложное понимание его английского, и невероятным уровнем снобизма. Его кафе было расположено весьма неудачно для моего маршрута, при этом он требовал доставки в точно определенное им время, не соглашаясь на компромисс. Это значительно осложняло мне жизнь, так как приходилось мотаться только ради его точки практически с центра города, а затем возвращаться обратно, теряя на этом кучу времени и нервов. На все мои просьбы и пожелания принимать у меня товар несколько раньше или позже (десять - пятнадцать минут, на мой взгляд, вряд ли имели значение) он отвечал категорическим отказом. И бубнил что - то про наглых понаехавших эмигрантах (понятное дело, себя он ощущал истинным американцем, правда, плохо говорящим на английском). Но самой отвратительной его чертой было выкуривание утренней сигары перед входом в свое кафе, не открывая его и явно испытывая мое терпение. Я даже задумывался о том, как бы разбить его витрину, но меня удерживало только то, что кафе располагалось в здании банка, и я понимал, что видеозапись вряд ли предоставит мне шанс остаться инкогнито.
Выкинув в окно сигарету (старая добрая российская привычка!) я откинулся на сиденье с желаньем вздремнуть пару - другую минут. Не улыбайтесь, этому меня научили нью-йоркские таксисты, они умудряются засыпать, останавливаясь на красный цвет светофора, и просыпаться в тот момент, когда светофор загорается зеленым. Восемь минут по сравнению с этим кажутся просто вечностью.
Но планы моего утра, да и дня, радикально изменились в одно мгновение. Резкий сильный хлопок дверцы машины, частое прерывистое дыханье запыхавшегося человека, влезающего в салон. И какой-то пискляво высокий крик: “Только попробуй дернуться, motherfucker!!!”. Мое сознание еще несколько секунд пыталось спрятаться от реальности, списывая все мои ощущения на пограничные состояния бодрствования и сна. Но что-то твердое и жесткое настолько безжалостно тупо уперлось мне в живот, что глаза открылись сами собой. На меня смотрела пара белков навыкате, все остальное скрывала маска, натянутая на голову. Красные прожилки вен и синюшный отлив белков просто кричали – на тебя смотрит – КРЭК! Судя по одежде, эти глаза принадлежали нигеру (uops sorry, я имел в виду афро - американцу), и в живот мне упирался ствол его пушки…
Афро – Американцы. Штрихи к портрету расы
За время общения с наркоманами я понял одну важную вещь - не перечь человеку, в башке у которого пляшет КРЭК. Он как взбесившийся слон в гоне, может просто тебя не заметить, при этом случайно затоптав.
Длинный “блэк”, с не вяжущимся с его ростом тонким писклявым голосом, энергично тыкал мне в брюхо своей пушкой. И не менее энергично выражал свое желание как можно быстрее поехать, мотивируя это тем, что у меня, моей мамы и еще у кого-то из моих родственников, связанных, видимо, с моей мамой, могут возникнуть серьезные проблемы со здоровьем. В такие моменты возникает сильное желание поверить, что ты стал невольным участником какого-то третьесортного шоу, или съемок боевика. Но невероятный по силе импульс центральной нервной системы просто трахает сознание: “Е-мое! Как же я вляпался!!!”.
От негра воняло потом и чем-то кисло – горьким. Странно, но сознание до сих пор хранит отпечаток запаха свежеполитого асфальта, который был фоном для всего остального, что произошло тем не по - весеннему теплым, почти летним утром.
Живот сводил предательский спазм, в голове промелькнула реклама средства от поноса. Неадекватная моя улыбка и то, что я незамедлительно завел двигатель, видимо немного расслабили моего непрошеного пассажира.
“Стой!” - скомандовал он. Открылась, и тут же захлопнулась задняя дверь салона- второй - сообразил я. “Теперь вперед!!!” - резюмировал длинный.
Я дал газу, объезжая припаркованный впереди автомобиль. Нервничал ли я? Е… вашу мать! А что может испытывать человек, в бок которого упирается ствол, находящийся в руках типа, судя по признакам взявшего “дурь” не более получаса назад. И особый колорит - это маски на их лицах. То, что это не спортсмены, не вызывало сомнения, а мысль о том, что они делали минут 10 назад, сделала мои движения какими - то неестественно резкими.
Резко тронувшись, в следующую секунду я ударил по тормозам. Звук выстрела и вой сигнала чуть не влетевшего в меня такси пролились омерзительно-холодным, липким потом по моей спине и подмышкам. “What the fuck you doing matherfucka?” - заорал из салона второй, то ли мне, то ли своему напарнику. Длинный, которого при торможении хорошенько шмякнуло о лобовое стекло, был в «дауне», что, по сути, и спасло мой живот от дыры. Его ствол шмякнулся куда-то ему под ноги. «Быстро выскочить на улицу или схватить пистолет?» - мелькнуло в моей голове. То же самое, видимо, пришло в голову и заднему. “Давай вперед!” - сказал он. И для надежности приставил пистолет к моему затылку. Я опять дал газ, и, набирая скорость, понесся вперед.
В ста метрах впереди, на светофоре, такси, которое чуть не врезалось в меня, в этот самый момент протаранило машину скорой помощи. Где-то сзади, с боковых улиц, послышался вой полицейских сирен. Поравнявшись с перекрестком, я отметил, что таксист висел на рулевом колесе, а голова его была залита кровью. И что - то достаточно сильно подсказывало мне, что это было связанно не с аварией, а с той ситуацией, в которой оказался я.
“На следующем повороте – направо!” - бросил нигер сзади. То, что он тоже “блэк”, я уже не сомневался: реп был одним из основных музыкальных направлений на радио в ранние утренние часы. И уже проехав перекресток, я увидел, что на все это смотрит, открыв рот, гребаный грек, так и не согласившийся открывать свое гребаное кафе на 10 минут раньше. Если все это кончится благополучно - пиздец его витрине ...
Опасно. Нет, очень – очень опасно! Называть черного “нигером” в районе 129 стрит Манхеттена. Это и есть тот самый известный район со звучным именем – Harlem. Некогда довольно преуспевающий Голландский район (Harlem – Holland) давно превратился в логово люмпенизма, преимущественно афро-американского населения.
Возможно тот, у кого под рукой не оказалось словаря спросит: кто такие люмпены? Люмпены – это асоциальный слой населения, паразитирующий на социальных программах общества. Когда - то в Америке была война, Новый Свет, отбившись от притязаний Старого, делил земли и организовывал новые социальные институты. В итоге, кроме принятой и всем хорошо известной Декларации прав человека, в Новом Свете было отменено рабство. Отмена рабства принесла кроме демократизации общества и безусловного признания прогрессивности самого этого факта много неудобств белому населению юга страны. В первую очередь, следовало признать, что все люди равны, и цвет кожи не является определяющим фактором разделения на господ и рабов. Не многие смогли изменить себя, и южане предпочли вложить деньги в машины, чем оплачивать наемный труд своих бывших рабов.
В итоге большое количество черного населения начало мигрировать в поисках работы в центры Севера. Все, что они умели делать, – это собирать хлопок и возделывать поля, но востребованность такой рабочей силы в промышленной зоне Севера была крайне низкая. В негритянских поселениях на окраинах больших городов царили голод, безработица, безденежье и самое страшное для всех американцев - это отсутствие каких - либо перспектив. И тогда родилась великая афро-американская идея. Сложно сказать, кто это придумал, но мысль была пророческой и на века. Афро-американцы решили предъявить счет Америке, и соответственно, всем белым, населяющим ее. Они придумали некоторую форму морального ожидания контрибуции за своих предков, насильно увезенных с родного материка и помещенных в рабство на целые столетия. Да, круто, вывезли трех твоих пра – пра – прабабушек – считай, что тебе должны три лимона, семь пра – пра – прадедушек – семь лимонов (так кем там у меня был дед в 1917 году?). Засада была только в том, что никто им этих денег платить не собирался. Тогда и появились - люмпены.
Схема жизни люмпена достаточно прозаична. В хороший благоустроенный район вселяется обеспеченная пара черных. Через месяц в их доме уже проживают семей пять. Все они на социальных программах, и выселить их составляет массу проблем. Уже через год когда-то благоустроенный район превращается в груду развалин. Наркота, проституция, преступность – понятия, сопровождающие быт черного населения (жить то на что-то надо), вынуждают белых переселяться в другие районы. Для людей намного важней их обустроенного быта - оставаться спокойными за свою семью в завтрашнем дне, а уж одна мысль, что у твоей дочери может родиться черный мальчуган, сорвет любого отца с насиженных мест.
Дома в таком районе катастрофически дешевеют, потому что белые их не покупают, а у черных нет таких денег. Да к тому же скоро они перестают платить и за проживание, и за коммунальные услуги: зачем? “Америка нам должна”! Постепенно в этом районе отключают воду, потом газ, свет. “Блэки” начинают греться, так как это делали наши предки - открытым огнем полыхающих соседних домов. Им это “по барабану” - рядом еще есть соседний, пока благоустроенный район…
И еще один штрих. В повседневной жизни я столкнулся с тем, что меня достаточно сильно напрягало, - то, как черные смотрят тебе в глаза. Очень часто при разговоре они блуждают глазами по сторонам, стоя в пол-оборота, повернувшись в твою сторону, или наоборот, как-то уперто, с вызовом смотрят прямо в глаза. Данную особенность объяснил мне Крис. Кто такой Крис, и как я с ним познакомился? Поверьте, круто, а кто он такой - сейчас расскажу.
Как - то раз в классе, где я изучал английский в стенах славного Long Island University, нам задали тему написания эссе о расовых дискриминациях. О, лень матушка, знал бы я, что она может сыграть такую злую штуку, видит Бог, промолчал бы. Но писать не хотелось. Моя реплика – что я не расист и мне не о чем писать, так как в стране, где я рос и развивался, негров не линчевали, до конца моего обучения наградила меня славой первого расиста колледжа. Возможно, я не так построил фразу, а может, они действительно поняли, что я имел в виду, но из тринадцати студентов класса, в котором это все прозвучало - десять были именно теми самыми афро - американцами. И тот шум, и гвалт, который поднялся в аудитории, прилепили мне ярлык первого скинхэда колледжа. Одно описание пикетов тех самых цветных ребят за отчисление меня из колледжа займет не один час вашего драгоценного времени.
Но продолжение этой истории подарило мне одно замечательное знакомство. Его звали Крис. Он был лидером гаитянской группировки блэков. Их авторитет был довольно высок в олигархической структуре группировок черных, и курили они один из самых дорогих планов, произраставший в садах солнечного острова Ямайки. Крис пришел разобраться, кто этот белый, и как он осмелился на такой беспрецедентный поступок.
Он нашел меня в университетском парке, когда я с двумя своими приятелями коротал время между занятиями. Коротать время достаточно приятно помогал какое - то время назад забитый косяк.
Подойдя к нам с двумя своими приятелями, Крис коротко спросил: “Это Ты назвал нас неграми?” Возможно, если бы не косяк я ответил бы отрицательно, но центры самосохранения, видимо, где-то левитировали в тот момент, и я сдал себя с головой: “Да”. Он уверенно, без суеты, достал здоровенный, блестевший на солнце никелированными поверхностями ствол и приставил его к моему лбу. “Скажи - нигер”, - попросил он. Сложно прогнозировать такие ситуации, и тем более, сложней, впоследствии анализировать иные варианты поведения. Но косяк сделал свое дело, я назвал его негром раньше, чем сам осознал это. Около минуты каждый из нас переваривал сложившуюся ситуацию.
Молчание прервал один из моих друзей, разрядив ситуацию предложением, а не забить ли нам еще косяк по этому поводу. Какой настоящий ямайковский черный откажется от этого? Да еще перед важным разговором, или в ходе него. В тот вечер, да и в дальнейшем, мы достаточно регулярно пересекались с Крисом, и он очень много дал мне в понимании того – кто же они афро-американцы в целом, и за что они так ненавидят белых.
Черные ненавидят белых за свой страх, страх быть черными в стране белых. Годы жизни рабами их прадедов и прабабок вбили в них этот страх. А их упертый взгляд в глаза белого собеседника не что иное, как генетический страх рабов перед белым хозяином, вбитый на плантациях Юга в виде закона для их предков – “Смотреть в глаза хозяина нельзя”!
NY/ Down Town
В начальных классах школы я долго не мог понять, почему русское понятие “улица” в английском имеет два понятия: street & avenue. В реальности все оказалось просто и достаточно прагматично: streets пересекают город с севера на юг, и имеют названия 1, 2, 3, 25, 147 и так до бесконечности. Avenues строго перпендикулярные, как правило, более широкие улицы, с нумерацией буквами латинского алфавита. Есть, конечно, исключения, связанные больше с историческими названиями, но исключения лишь подтверждают общее правило.
Если стоять на вершине одного из небоскребов Нью-Йорка, то вечерняя панорама, открывающаяся тебе, будет представлена бесконечным пересечением параллельных и ярких перпендикулярных мигающих линий - это и есть авеню и стриты, а освещены они фарами ползущих по ним машин. Down town - это центральная часть любого американского города, здесь все улицы - сплошные исключения. Хитросплетения улиц и магистралей покоятся на дне глубоких колодцев, стенами которых являются монстры американского градостроения - небоскребы Нью-Йорка. Этот район я изучил, когда еще посещал курсы английского. Золотое время, ощущение того, что попал в сказку, не отпускало меня весь тот месяц. Классы начинались около трех часов дня, а заканчивались после семи часов вечера. Все время до и после я позволял себе длительное шатание по центру Манхетена, как губка, впитывая весь этот урбанистический катехизис улиц, эстакад, мостов и тоннелей.
Денежного пособия, выплачиваемого мне в период изучения языка, с лихвой хватало на хлеб, и масса свободного времени позволяла ощущать себя туристом, просто слоняясь по городу, изучая улицы и переулки. Этот опыт, а так же опыт вождения в течение нескольких месяцев мини фургончика по развозу маффинов в этом районе, сделал из меня действительного знатока проездов и подворотен Нью-Йорского Down Town. Что такое знаток, я постараюсь объяснить на примере своего устройства на работу по развозу этих самых Muffins.
Когда я нанимался на работу, мой работодатель Гарри - все время улыбающийся, толстоватый и жутко амбициозный американец далеко “за пятьдесят”, устроил мне тренинг. В течение недели он каждое утро выезжал со мной на маршрут, показывая хитрости предстоящей работы. А именно, как можно за четыре часа развести его товар по тридцати торговым точкам Манхеттена, причем в строго определенной последовательности и в точно установленное время. Территория расположения его клиентов была представлена от самых фешенебельных кафе, расположенных в башнях Мирового Торгового центра, до уровня 130 street – это тот самый Гарлем. По окончанию тренинга он добавил в мой маршрут еще три точки, и сообщил, что учеба закончена, и началась реальная работа за его деньги.
В первый свой самостоятельный маршрут я отправлялся в приподнятом настроении от оказанного доверия и в полной уверенности, что все будет тип - топ. Вернулся я в пекарню с опозданием на час, и с половиной не развезенного товара. Маффины важно, очень важно доставлять до того времени, когда люди по привычке зайдут за своим кофе, 15 минут задержки - и товар опоздал к покупателю, а завтра вчерашние маффины будут куском камня. Гарри наложил на меня штраф в четверть моей месячной зарплаты и порекомендовал больше так не делать.
Месяц я летал как сумасшедший. Crazy Russian – так меня прозвали полицейские, народ достаточно лояльный к работающим нарушителям в ранние утренние часы. Но даже они иногда вынуждены были прерывать свою утреннюю дрему и притормаживать мой пыл. Видит Бог, я им благодарен, так как возможно именно это и сохранило мне жизнь в тот период. Как я не кроил свой маршрут, как я не убыстрялся на остановках и разгрузке, не гнал с предельными скоростями по утренним полупустым улицам Нью-Йорка, порой нарушая правила и пролетая под красный свет, мне не удавалось уложиться в отведенный срок. Задолженность моя росла, а я чувствовал себя кретином, не способным справиться даже с таким несложным заданием, как развозка булочек в определенное время по определенным местам.
Однажды полицейский остановил меня, когда я проскочил перед ним пятый красный сигнал светофора, и долго расспрашивал - за какие деньги я так рискую своей жизнью. Он даже обыскал мою машину, наверно решив, что я развожу наркоту. Если бы я задумался над его словами, возможно, я бы и остановился, но я был в цейтноте, я опять не вписывался в установленный мне Гарри график доставки, и думать над всякой ерундой был просто не в состоянии. Я продолжал время от времени привозить не распроданный товар, Гарри продолжал обкладывать меня штрафами и грязно глумиться, что “все это делают” (есть у них такая реклама прокладок). Спас меня случай, на одной из точек я пересекся с парнем, латиносом, который до меня работал у Гарри, и тот мне открыл секрет. Когда он работал на этом маршруте, у него было всего 21 стоп за те же деньги, и за то же время.
В тот день была достаточно грязная сцена в офисе Гарри. Сначала мексиканцы, работавшие в пекарне, оттаскивали меня от этого ублюдка. Потом было объяснение в ближайшем полицейском участке, мне инкриминировали намерение на убийство (голову я ему все-таки разбил). Потом было братание с тем же самым козлом Гарри, который внес за меня залог и предоставил адвоката. Скотина, знай я тогда, что он просто боялся, что я сдам его с головой за то, что он укрывается от налогов, возможно, мне бы его адвокат и не понадобился. Получая через нас от продавцов приличный налик (только я в день привозил до полутора штук баксов), ему было чего опасаться, если бы я начал говорить. Он вернул мне все вычтенные за этот период деньги, а так же существенно добавил к зарплате. И уже позже, пьяный бред в одной из дешевых мексиканских забегаловок, после далеко не первой рюмки, что я лучший deliveryman Нью-Йорка, а он - самый крутой маффинщик одноименного города. Все это сыграло со мной злую шутку, и я продолжал батрачить на этого ханыгу.
В общем, я остался у него на работе, но должен отметить, что, получив маршрут с 25 остановками при тех же деньгах, все оставшееся время больше не напрягался.
Я не хочу вас, уважаемый читатель, перегружать топографией улиц и переулков того района NY, где произошла эта история, а просто прейду к рассказу о том, что же было дальше.
Особенность полиции Нью-Йорка в том, что она есть везде, а связь по рации обеспечивает еще и достаточно оперативную информацию о том, кого и где надо ловить. Прибавьте к этому право на применение огнестрельного оружия, и тогда вы поймете те мои ощущения, которые я испытывал, несясь по утренним еще не забитым улицам с двумя вооруженными неграми и целой стаей полицейских машин на хвосте. Шансы оторваться - ноль. Негр, сидевший в салоне, сначала выстрелом выбил заднее стекло, затем пальнул несколько раз по полицейским машинам, явно провоцируя преследователей (ситуация с машинами никак при этом не изменилась), я же понял что это - пиздец.
Отошедший после удара о лобовое стекло, черный брат на переднем сиденье сначала выяснил, где он, а, сориентировавшись, стал орать, что если нас остановят, то в первую очередь он пристрелит меня, о второй очереди вопрос не заходил, так как, насмотревшись боевиков, я догадывался, что если начнет стрелять полиция, она просто изрешетит всю машину, не вдаваясь в подробности. До этого момента я слабо отдавал отчет, куда мы едем, просто отчаянно давил на газ, пытаясь уйти от погони. И вдруг случилось то, что я могу для себя определить как наваждение. Я понял одно, я осознал истину того, что больше всего желаю в данный момент, в эту минуту – я просто хотел выжить.
“I wont my money” (я хочу свои деньги) – вдруг отчетливо и громко сказал я. Негры от удивления даже на какое-то время опешили и замерли. “What?!” (что?) – в один голос переспросили они. “Если вы хотите бежать, дайте мне денег!”.
Что могут делать негры в банке, утром, да еще и в масках, блин? Лучше бы это были съемки фильма… Неожиданно первым среагировал тот, что сидел рядом.
“You’ve got it”, - сказал он и достал несколько пачек из пакета. “Но сначала сделай, что обещал, если сможешь” - добавил задний. В тот же момент я резко свернул с авеню на стрит, и понесся по узкой улочке всего лишь на 20 – 25 метров впереди ближайшей полицейской машины, висевшей у меня на хвосте. Нервная предательская дрожь в ноге, вдавившей педаль акселератора, и осмысленная борьба с ней – это последнее, что я делал осознано. Вдруг все стало другим. Нет, машина, два черных брата, деньги, маффины, стволы, даже 6 часов 13 минут на панели приемника - все было, как и раньше. Но за рулем сидел не я, а какой-то механизм, с невероятной быстротой просчитывающий, куда и как нам сваливать. Этот механизм был выработан тем самым злосчастным месяцем, когда для меня самым страшным в жизни было вернуться в булочную с не распроданным товаром. Я не знал, я чувствовал, что и как должен делать, нога превратилась в рецептор, четко ощущавший силу мотора, и, похоже, ничто во мне уже не вспоминало о такой детали, как тормоза.
А дальше я сделал то, что вряд ли вам покажется реальным, но мне проще просто перечислить события, произошедшие дальше.
На следующей авеню с односторонним движением я свернул и понесся навстречу еще не плотному потоку ранних машин. Во всех фильмах с погонями машины начинают сворачивать в таких сценах. Лабуда – видели бы вы глаза мчавшихся на меня водителей! - практически все впадали в стопор, и не то, чтобы пытались увернуться, они даже не успевали нажимать на тормоз. Уже сзади слышался визг тормозов и характерные звуки столкнувшихся автомобилей, но перед собой я видел только мчавшихся на меня идиотов, даже не способных оценить весь кайф данного момента. Полицейские отстали - они просто завязли в этой мешанине покореженных машин. Дальше все уже было делом техники. Промчавшись еще через одну авеню, естественно опять “в лобовую”, я выскочил к знаменитым башням близнецам Нью-Йорка, к World Trade Center. В течение последних трех месяцев я доставлял по четыре коробки маффинов непосредственно в одно из расположенных внутри небоскреба заведение, для внутреннего пользования.
Я пропущу все сложности оформления пропуска на въезд в рабочие тоннели этого самого здания. Пропущу те комичные, и не очень, ситуации, возникавшие, пока я изучал схему этих тоннелей. Замечу только, что сам пропуск был оформлен моему боссу каким-то его школьным приятелем, занимавшим не последнее место в службе безопасности этой цитадели. После взрыва бомбы исламских террористов несколько лет назад в одном из этих тоннелей, иметь такой пропуск могло означать только одно - владелец пропуска весьма хитрая лиса, раз сумел заполучить его. Так вот, сам пропуск у меня проверяли неделю-другую, потом каждый раз при въезде в тоннель я давал, как и большинство остальных водителей, условный сигнал, и только в случае, если нарывался на не выспавшегося охранника, предъявлял пропуск.
В этот раз хватило рефлекса, «та – та – та – та – таааа» - сигнал моего клаксона усыпил бдительность охраны перед мониторами, и шлагбаум откинулся вверх, открыв мне дорогу внутрь. В самом здании гигантского небоскреба, одном из самых высоких творений архитектуры, существовала целая сеть коридоров и технических дорог, предназначенная для въезда в подземные этажи и стоянки различного автотранспорта. Все это время черномазые братья молчали, то ли напрягаясь, не до конца допирая, что происходит, а может, просто балдели под крэком от гонок по подземным хитросплетениям.
“Давайте деньги, мы почти приехали” - сказал я, и остановился.
“Что значит почти?” - спросил задний.
“Почти - это значит, что, во-первых, я должен детально описать полиции внешность двух китайцев в масках, которые, угрожая мне пушками, заставили меня сюда заехать. А во-вторых, за парой поворотов - вход в метрополитен, на станцию с четырьмя линиями метро” – конечно, то, что я хотел сказать, не совсем совпадало со сказанным, знание языка оставляло желать лучшего, но основную идею про китайцев народ уловил. Да и новость про метро явно добавила им оптимизма. Деньги перекочевали мне в руки. Напоследок, передний блэк даже сказал “thank’s man, you cool” (козел, лучше бы дал больше денег).
Я въехал на разгрузочную площадку, граничащую с входом в метро, махнул им, в какую сторону сваливать, с убедительной рекомендацией снять маски. И они - купив жетоны, маразм!!!!!!!! скрылись в переходе метро.
Я же засек время - 6 часов 21 минута показывали часы в салоне машины, на отрыв от погони у меня ушло семь минут, неплохо, а? Прошло еще целых четыре минуты, прежде чем я лежал перед машиной с наручниками на запястьях рук, а полицейский зачитывал мне мои права.
Полицейский участок. Бруклин. Ночь
Заполнение протокола задержания.
Посадка в полицейскую машину, с обязательным придерживанием головы (как потом мне объяснили, чтобы не разбил и не подал в суд на них).
Фотографирование на фоне размеченной черно - белыми полосками стены - в профиль, в анфас, и еще раз в пол-оборота, чтобы была четко видна мочка правого уха.
Снятие отпечатков пальцев, ладоней и еще раз пальцев другой руки.
Допрос, вызов переводчика. Два часа его безрезультатного поиска.
Снова допрос. Вопросы, ответы.
Черная пустота прозрачного в одну сторону стекла в стене комнаты для допросов.
Снова вопросы и снова ответы….
Сигарета. Камера.
Молчанье одного сокамерника, и наоборот, живой интерес другого.
Опять вопросы, уже с угрозами депортации, а также сроками заключения.
Появление переводчицы (молодая испуганная девчонка, видимо работа по совместительству и ей все очень страшно), и… снова вопросы.
Был неприятный момент - поход в туалет. Когда я с негнущимися наручниками на запястьях сумел-таки расстегнуть ширинку, вдруг погас свет, и прилетевший сзади удар в спину буквально размазал меня по писсуару. Потом еще один, и еще. В общем, когда свет включился, мои сопровождающие (как - будто ничего не было), дождались, когда я сумею подняться с пола и опять повторю свой поход к писсуару. Затем все со светом повторилось снова. В общем, когда я вернулся в комнату для допросов, я так и не смог вспомнить, добрел ли я до этого гребаного писсуара или нет, но, судя по всему, даже если добрел, то, видимо, забыл о ширинке.
В целом - обычные будни 17 полицейского участка Нью-Йорк Сити, и я в них. Только часа через четыре мне разрешили на выбор сделать один звонок. “Привет Гарри, это я. Все ОК, я в полицейском участке” - затем я отчетливо продиктовал адрес и повесил трубку. Полицейский, следивший за моим разговором, очень странно смотрел на меня - еще бы, я сиял такой счастливой улыбкой в таком месте и таком виде, что не каждый сможет. Со стороны я явно имел придурковатый вид. Но я всего лишь на секунду представил растерянный вид своего босса, когда ему скажут, за что и как меня задержали.
Гарри был в участке через 20 минут. Конечно же, я не выдумывал никаких желтых или латинообразных. Я постарался достаточно четко и точно описать внешний облик своих блэков, и в деталях пересказать последовательность этого утра, стараясь быть понятным на своем плохом английском. Увы, но мое даже самое детальное описание этих двух типов соответствовало доброй четверти проживающих в NY афро-американцев. Приезд Гарри все-таки изменил отношение следователей ко мне, его рассказ точно соответствовал моему, и попытка слепить мне роль соучастника стала представлять определенную сложность. Опять же Гарри не упустил случая воспользоваться подвернувшейся саморекламой и успел до приезда в участок спустить информацию в прессу (любая реклама - это реклама).
В общем, еще пару часов я сидел перед мониторами, просматривая архивы в поисках похожих лиц, но, в конце концов, мои опекуны сдались. В каждом четвертом блэке я узнавал черты своих грабителей. О! Эта бюрократия! Четыре часа я знакомился вместе с переводчиком и с адвокатом Гарри с материалами следствия, подписывая каждые 15 строк. Затем мы еще около часа забирали изрядно распотрошенную машину, в которой перерыли все. Раскурочили все панели, подняли все половые коврики, истыкали иголками все сиденья, не знаю, что они искали в колесах, но все камеры были проколоты и спущены. Только около одиннадцати вечера мне отдали пакет с моими документами, ремнем и ключами от машины и разрешили ехать домой, обязав явиться по первому требованию следствия.
Несмотря на столь поздний час у ворот участка нас уже ждала небольшая, но достаточно оснащенная различными средствами фото- и киносъемки тусовка журналистов. Гарри взял на себя роль пресс-секретаря и в достаточно лаконичной форме, не преминув блеснуть своей выпендрежностью, изложил свое виденье всего произошедшего. До этого момента я и не знал, что погоню транслировали с полицейского вертолета прямо на один из центральных каналов, так что треть Нью-Йорка могла наблюдать эту историю в режиме on line.
По словам Гарри выходило, что только благодаря его умению работать с людьми и воспитанию такого славного русского, все обошлось малой кровью, затем он пустился в разглагольствование о том, куда американцы платят налоги, и это явно снизило интерес прессы. Тем более что я косил под непонимающего английский, и вскоре к нам потеряли интерес. У меня ужасно разболелась голова, и единственным позитивным моментом общения с журналистами было то, что я узнал, что таксист ранен, и его жизнь вне опасности. Уже за полночь, починив на деньги Гарри колеса, я поехал домой.
Brooklyn
Мы снимали первый этаж частного двухэтажного дома на улице Бенсерхест в Бруклине. Я запарковал машину на соседском драйвее, искать свободное место для парковки просто не было сил. Дома меня ждала жена, благодаря TV она уже все знала. Я смог позвонить ей только вечером, успокоив, что меня скоро отпустят.
Здесь мне надо сделать небольшое отступление. Один из постоянных покупателей Гарри три раза в неделю заказывал к маффинам особую патоку, которую я и доставлял ему в металлических бидонах по пять литров. По своей конструкции бидон представлял собой металлический цилиндр с двумя крышками, одна из них (верхняя) заклеивалась на заводе по выпуску этой патоки лейблом с указанием названия продукта, даты изготовления и стандартным штрих - кодом. Нижняя была не закреплена, и я даже пару раз пользовался этим, чтобы попробовать маффины с этой самой патокой.
Да, вы уловили мою мысль, я веду речь о бабках, спрятанных мной в один из этих бидонов. И, несмотря на то, что все коробки с маффинами были вскрыты, и, судя по беспорядку, хорошо изучено их содержимое, бидоны были целыми!
Я зашел домой, встревоженный вид жены тут же рассеялся, когда она увидела мою сияющую физиономию. Потом следовал мой рассказ о том, как все было. И ее - она рассказала про визит полиции к нам домой, про свой страх за меня.
Потом мы отмывали от патоки и считали деньги, их оказалось чуть меньше восемнадцати тысяч, а еще чуть позже, в ванной, в остатках патоки и плавающими сто долларовыми купюрами мы стали заниматься, я думаю понятно чем.
Именно в этот момент и раздался звонок в дверь. Вернее кнопку звонка один раз нажали и не отпускали до тех пор, пока я не открыл дверь. В окне ванной отсвечивали блики полицейских машин с улицы (сомневаться кто это - не приходилось), в комнате на веревках сушились развешанные купюры, идиотизм ситуации подкрепился новостным блоком из ящика телевизора, в котором передали, что утренние грабители банка все еще не найдены, но у полицейских появились новые данные, что позволит им раскрыть данное преступление уже в ближайшее время.
…………………………..
На пороге стояли два офицера в костюмах и с бляхами в протянутых руках, за ними еще шесть – семь в обычном полицейском обмундировании. Полицейские предъявили ордер на обыск, и наше маленькое жилище вмиг наполнилось людьми в синей униформе, что сделало его тесным и похожим на картонный домик.
Обыск продолжался более пяти часов. Они перерыли все. Все кладовки, все кухонные ящики, поднимали ковровое покрытие пола. Мебели у нас практически не было - это значительно упрощало поиск, но и ее они просматривали несколько раз.
С интересом разглядывали книги на русском языке, перелистывали и откладывали в сторону по одной. Разобрали нашу кладовку, хлама в которой уже собралось изрядное количество (давно уже сам собирался выкинуть половину), потом даже раскрутили старенький компьютер, найденный мной на улице. Долго лазали по заднему двору.
Нам практически не задавали вопросов, то ли сказывался языковой барьер, то ли просто уже все было сказано. Но большинство из участников обыска с удовольствием приняли приглашение угоститься сваренным кофе. Наш растерянный вид, а еще больше следы вечера – разбросанная второпях одежда на пути в ванную, сама ванная, наполненная водой, с пеной и патокой. А также наше одеяние – Ольга, укутанная в объемный махровый халат (подарок ее свекрови) на голое тело, и я - в шортах и с полотенцем - с головой выдавали, чем мы занимались до их прихода.
Офицеров было двое. Тот, который был моложе, явно горел рвением отличиться. Был нарочито груб и нагловат. Он высказал предположение, что патока (бидон так и стоял в ванной, а патока была даже на стенах) служит у русских сексуальным стимулятором. Наш домовладелец, пожилой американец, явно без особых симпатий к полиции, приглашенный с супругой в качестве понятых, посоветовал ему заткнуться, и выполнять свою работу.
Старший полицейский с сединой был уже в годах, его я запомнил еще в полицейском участке. В отличие от остальных, все время сновавших вокруг меня полицейских, он практически не вставал с кресла. Но видимо был авторитетен для остальных, так как остальные все время подходили к нему и что-то докладывали. Как и в участке, он в основном сидел с чашкой кофе, в компании семейства наших домовладельцев. Как я понял, они обсуждали с ними какие-то предстоящие выборы, то ли губернатора, то ли мэра.
Когда пыл спал даже с молодого офицера (остальным этот обыск уже давно стал “по барабану”), я поймал на себе взгляд старшего и понял - что эта бестия ВСЕ знает и ВСЕ понимает.
“Все, всем спасибо, все свободны” - отдал распоряжение старший. Домовладелец с супругой пожелали нам спокойной ночи и не переживать по поводу произошедшего, попрощались со старшим копом и ушли. Остальные полицейские вяло попытались убрать основные следы своей деятельности, но уже через пару минут испарились за дверью. Молодой еще какое-то время сверлил меня глазами, потом, не прощаясь, вышел. Остался один старший.
Он подошел к банке с патокой, которая в какое-то время перекочевала из ванной в коридор, присел на корточки и какое-то время изучал ее. Было уже около 3 – 4 часов утра и жуткая усталость, навалившаяся на меня, позволила отстранено воспринимать все происходившее. Я уже был согласен на любые варианты этого бесконечного дня. Офицер поднялся с корточек от банки и произнес монолог, обращенный к нам.
Увы, не могу гарантировать достоверность, но он говорил о каком-то везенье, которое не надо испытывать, о сложных жизненных ситуациях, в которых оказываются молодые эмигранты, о каких-то подарках судьбы, которую так же не стоит искушать. Еще он говорил о том, что понимает отсутствие связи между мной и реальными грабителями, так как не находит каких-либо точек соприкосновения. Так же он считает, что я чудом остался жив и здоров.
В этот момент из-под халата Ольги вылетела и с предательским шуршанием упала на пол мокрая серо-зеленая бумажка, она дернулась и на пол полетела другая. Мы втроем уставились на эти две бумажки в полной тишине.
Офицер вздохнул, пару раз стоя качнулся с носков на пятки, долгим пристальным взглядом поизучал наши глаза, и, пожелав нам спокойной ночи, развернулся и вышел в дверь. Я не просто уснул, я рухнул на кровать как мертвый...
ЭПИЛОГ
Через месяц самолет, на котором мы летели пассажирами первого класса, приземлился в аэропорту Орландо. У меня в кармане лежал оплаченный таймшер на две недели в одном из небольших и весьма фешенебельных курортов Флориды. Я давно уже ушел с работы от Гарри, достаточно выгодно продав ему свой мини вэн. Жалко, что он на меня обиделся, хотя чего обижаться, цена молчания с лихвой перекрывала пятикратную стоимость проданного ему моего мини вэна, тем более что он мне был дорог как первая моя машина. Мы расплатились с долгами, а так же отложили кое-что на ближайшие два года на учебу. Ну, а на остальное решили отдохнуть. И поверьте, тот отдых стоил тех денег.
В целом жизнь налаживалась, и НИКАКИХ БОЛЬШЕ МАФФИНОВ.
Тех двух грабителей нашли, но в момент задержания они оказывали яростное сопротивление полицейским, и были убиты в перестрелке. О том, сколько денег было возвращено, информации в прессе не было ...