- Мама, мамочка! Ну иди сюда, посмотри же, какие они милые! - Танечка вытянула пальчик и стала считать маленькие, с мокрым пушком, комочки, - один, два, три, четыре, пять! Их пять, мамочка!

Мама, придерживая бигуди, вошла в комнату, нагнулась, и посмотрела внутрь большого фанерного ящика, выстеленного изнутри мягкими тряпками, в котором блаженно и громко, как маленький трактор, мурлыкала еще одна, новоявленная мамаша.
Кошка Ася только два дня назад обрела закономерное для любого живого существа родительское счастье. Котят было пятеро, и они были слепы. Ася, полная неизбежного достоинства, лежала, жмурясь, время от времени косясь на них, жадно прилипших к ее соскам.

Танечка по очереди брала каждого в руки, долго разглядывала и не переставала удивляться зарождению новой жизни.

- Таня, осторожней! - повторяла мама, - они еще слишком маленькие и хрупкие!
- Как это - хрупкие? - спрашивала Таня.
- Хрупкие - значит нежные, ты можешь сделать им больно.
- Нежные и милые, - смеялась Таня, - нежные и милые, смотри - они еще даже ходить не могут, у них слабенькие ножки!
- Вот поэтому и бери их осторожнее, и вообще - пока постарайся их не трогать. Ася еще тоже слабая, потому что много сил затратила, когда их родила, ей нужно отдыхать. Пойдем нальем ей молочка!

Таня очень любила Асю, но сейчас она на нее немножко обиделась, потому что Ася больше не могла с ней играть, как это бывало раньше.
Когда кошка вылезала из ящика, чтобы покушать или сделать свои дела, котята начинали пищать громче обычного и испуганно тыкаться во все углы, потом жаться друг к другу, и тогда ей становилось их очень жалко; если Ася была дома, она брала ее и клала обратно в ящик, если же ее не было, она брала чашку с молоком, макала в нее палец и опускала его туда, и смеялась, наблюдая, как котята, неуклюже отталкивая друг друга, пробирались к желанной пище.
Таня хотела, чтобы они скорее выросли.

Через три или четыре дня Тане показалось, что котят меньше и, действительно, вместо пяти она начитала только четырех.

- Мама, смотри, черненького нет нигде!

Котенка долго искали по всей квартире, но не нашли - ни в этот, ни на следующий день.

- А, так я совсем забыл, - сказал вернувшийся с работы папа, - дядя Коля ж попросил у меня котенка, давно хотел. Вот я ему и отнес. Просто позже у него не будет времени, вот он и забрал сейчас. Он будет сначала поить его молоком, каждый день. А потом будет хорошо кормить, когда он уже сможет видеть, - он покосился на ящик.

Кошка Ася, лежа в ящике, невинно облизывалась и возилась со своим потомством.

Недели через полторы четыре котенка - два дымчатых, один серый и один серо-белый - прозрели и стали понемногу выползать из ящика. Пришло время первых игр. Ася была еще молода, и не стала долго и стойко терпеть тяготы первого материнства. Она стала подолгу исчезать из дома, и Тане приходилось возиться с дымчатыми и серо-белыми комочками шерсти, у которых, к тому же, оказались еще и острые коготки. У Тани появились первые царапины, а пушистые пострелята переворачивали все, что плохо лежало, рвали бумажки и вцеплялись в волосы кукол, футбольным мячом раскатывали по комнате по ночам и под утро лезли Тане под одеяло. Таня была счастлива.

- Мурзик, Кеша, Баська! - завала она, бегая по всей квартире с бумажным бантиком на веревочке, - и они полдня бросались вслед за ней из-за всех углов.

- Барсик! Барсик! - Барсик с самого начала оказался более самостоятельным, и она находила его то под ванной, то где-то в темном уголке на балконе; там у него, как маленькие фары, светились глаза, и когда она его вытаскивала, она отчаянно царапался и даже рычал.

Прошло еще пара недель, Танина всецелая опека и интерес к котятам стали понемногу ослабевать, и теперь она более охотно шла гулять на улицу и общаться со старыми друзьями.

- Пара бы их отдавать, - сказала мама папе.
- А если никто не возьмет? - осторожно спросил папа.

Мама промолчала.

Стасик был на год старше Тани и она ему всегда верила.

- Да как же, дяде Коле он отдал, - сказал он и сплюнул в пыль, - у нас тоже раньше кошка была и котята, только она даже не одного, а двух сожрала. Ну че уставилась, дура, говорю тебе, врет твой папа. Сожрала - и все тут. И не подавилась.

Сидя в тени беседки во дворе, Таня плакала больше часа. Ася всегда ее любила, и все любили Асю. Ася была ее лучшей подругой, всегда. И Ася даже ей ничего не сказала, Ася была плохой, плохой, плохой и жестокой.

Через день Ася исчезла и больше не появлялась - прошла неделя, потом еще три дня. Никогда еще Ася не уходила так надолго.
Таня сидела на диване и забавлялась с котятами.

- Никак не пойму, куда же запропастилась отрава от тараканов…, - бормотала мама, - Таня, ты из шкафчика в туалете ничего не трогала? - крикнула она.
- Нет, мамочка, ничего! - прокричала Таня в ответ и улыбнулась. Потом она взяла котят, ушла в свою комнату и стала наряжать кукол и накрывать на кукольный столик маленький сервиз, чтобы поить кукол чаем.

Котята резвились вокруг - и, как всегда, Мурзик, Кеша и Баська образовали большой живой пищащий комок, а Барсик играл с кукольным мячиком в стороне.

- Барсик, а ты почему не играешь с ними и со мной? - спросила Таня. Барсик молчал. У Тани на глазах появились слезы.
- Плохой ты Барсик, плохой, плохой, плохой, - она швырнула в него кукольным чайником.

- Таня, я ненадолго к тете Кате, - крикнула сквозь дверь мама и хлопнула входной дверью.

Мама вернулась через час. Они с тетей Катей выпили бутылку сладкого ликера, и ей было весело. У тети Кати в холодильнике лежало подтаявшее мороженное, и она передала его маме для Кати - теперь мама, мурлыкая песенку, открыла коленкой дверь Таниной комнаты, чтобы ее порадовать.

Таня лежала на спине, широко распластав в стороны руки и ноги. Одна створка окна была открыта, в комнату вползал начинающийся душный летний ветер, и пара мух уже ползало по обгрызенному Танечкиному лицу.
Лужица крови уже почти впиталась в ковер, однако Мурзик возил по ней розовым язычком, пытаясь достать хоть немного вкусной влаги.
Кеша и Баська задорно разматывали по половине комнаты спутанный клубок танечкиных кишок, вынимая все больше и больше из распоротого живота, играючи вырывая их переплетения друг у друга; катаясь по полу, они все больше и больше измазывались в крови и слизи.
Никто не обратил на появление мамы, кроме Барсика. Его мордочка тоже была в крови, он неподвижно сидел у ног девочки и смотрел на застывшую в дверях маму. Мороженное упало ей прямо на тапочек, и по ковру расплывалось контрастирующее со всем остальным белое пятно.

Она простояла всего несколько секунд, потом дернулась, чтобы выбежать из комнаты. Барсик смотрел на нее, не отводя взгляда, пригибаясь, принимая готовность к прыжку.
Она не успела.