С неба сыпется прохладная слякоть, ноги давят хрустящую ледяную кашицу, на вкус она напоминает стекло. У старого, серого забора стоит снеговик, глаза его - два тёмных камня, нос - ржавый кусок арматуры. Рядом воляется мужик, мне ничего не стоит слепить из его коричнего, пьяного тела, своего снежного друга. Вставить в глазницы ками, нежно придавить их ботинками и медленно ввинтить арматуру в нос, потом танцевать и кружица, около его уставшего лица. Я - хрупкий ребёнок железо - бетонных джунглей, я - струя раскалённого свинца, причудливо стекающая по старой, рыхлой коже.

" Я никогда не называл тебя крестным и не назову. Потомушто ты гнилой человек, ты мразь и сволочь! Я тебя ненавижу, ненавижу - гадость! Я тебя вобще не знаю, я вижу твою опухшую морду в первый раз, как я могу называть тебя крёстным, как?" Закончив свой дикий монолог, я последний раз взглянул на валяющегося пьяницу, на снеговика и пошатываясь побрёл в темноту.

Мысли - маленькие с мягкими лапками и весёлыми приветливыми мордочками, они веселились и верещали, качались на лианах мозга, резво подпрыгивали вверх, всё вокруг наполнялось оранжевым тёплым запахом.

Ето веселие привлекло внимание двух сибаритов, одетых в красные резиновые плащи. Они принялись отлавливать малышей. Хватали их за шкирки, разрезали, длинными ногтями мизинца, тонкую кожу горла, вырывали кадычки и неистово насиловали кровоточащие горловые дырки, сваими безобразными, хмурыми фалосами. Их крошечные салатовые глаза радостно дрожали, широкие рты, усыпаные тонкими иглами, заливало слюнями...

Дайте мне хотя бы один день поработать врачом - стоматологом, дайте мне белый халат, пластмассовые очки, аппарат для отсасывания жидкости изо рта, дайте мне ети блестящие инструменты, с острыми крючками на концах, дайте мне помошницу - медсестру с гостеприимной, пышной грудью и жаркими сосками. И первого же своево пациента, я так наширяю новакаином в нёбо, што он не будет чуствовать, большого пальца левой ноги, а ещё лучше общий наркоз! Я буду работать медленно - на совесть. Сверло бор - машины будет прорезать зубы насквозь, отбивать кусочки белой твердыни, я же буду аккуратно складывать их в железную мисочку. После долгих часов кропотливой работы, все смогут лицезреть мой высокохудожественный труд - из розовых, сухих десн виднеюца маленькие остатки зубов и из етих остатков тонкими, тёмными нитями вьюца зубные нервы. Каждый зуб нежно обезображен, каждый нерв тщательно вылизан.

Ищё я хотел бы побыть Буратиной, влезть в его деревянную шкуру. Мне было бы положить : на папу карло, мальвину, карабаса и тем более на дуремара, я бы сделал только одну вещь - как следует пообщался с черепахой тортилой - зелёной. Поставил бы её на трясущиеся коленки, содрал бы замусоленые панталовы и вонзил бы свой острый нос в её задний проход. Вытаскивал и засовывал с неистовой силой, с каждым толчком всё гулбже зарываясь лицом в жёсткую растительность, обильно заполонившую лоно черепашки. А нос размерено покрывался бы коричневым слоем вязкого лака. Ну а вялые, нечеловеческие крики старушки распарывали бы тишину пруда, лягушата глупо прыгали бы рядом, в своих древних очках для плавания.

Завывал ветер, по дорожкам ходили уродливые люди, светофоры мигали тёмно - синими огоньками...
На стене школьного спортивного зала, я увидел два рисунка : сердце и рядом член с маленькими яйцами.
Вечером следущего дня, ети творения замазывал краской, школьный сторож. Его большой, красный, мясистый нос был насквозь проет чёрными угрями, а из ротовой полости вырывалось лёгкое амбре.

© ТОПОР 2003.