За кухонным уютненьким столиком,
наливая в бокалы вино
ты сидишь щас наверное с Толиком,
на предмет совращения его.

Или Вовка, старинный товарищ мой
заскочив будто б на огонёк
всё косится на бюст твой вылазящий,
а тебе словно бы невдомёк.

Рвется грудь из бюстгальтера мячиком
и как будто бы и невзначай
задеваешь ей бедного мальчика
разливая заваренный чай.

И вдымаются груди арбузные
для него лишь, а не для меня
Ты с либидо своим необузданным
без соития не терпишь и дня !

Говоришь с ним о Бродском, о Галиче
обсуждаешь Мавроди арест,
ощущая промокшим влагалишем
в этой теме глубокий подтекст.

Ты сидишь, полы сдвинув халатика
крутишь пальцами левой ноги,
а сергеи, андреи, маратики
созерзают коленки твои.

Намекнёшь (разгулялась фантазия),
что без мужа уже восемь дней
и мачнутся, пардон, безобразия
на кровати, вблизи, и под ней.

С ним ты будешь такое выделывать !
Он как раненный будет хрипеть.
Лишь товарищам с крепкими нервами
на такое возможно смотреть.

Вот сижу у подьезда на холоде
может тридцать минут, может час,
пока ты с Николаями, с Вовами
кувыркаешся в спальне у нас.

Мне хотелось в сухое одеться бы
я промок, силезёнка болит,
но такая уж мы " Тиллигенция "
как наш дворник про нас говорит

Мы прослойка духовная, тонкая
бить не можем людей по лицу
обругать иль подщёчину звонкую
дать зарвавшемуся подлецу.

Ведь у нас, окрылённых поэтами,
есть законов неписанных свод !
И сижу, упираясь, поэтому
я рогами в ночной небосвод.

Поэт-Незнайка