У меня была одна мечта. То есть у меня их многа было и есть, но была именно одна, и именно была, потому что сейчас её уже нихуйа нет. Это мечта овладела моим сазнанийем где-то лет с десяти, когда я уже начал дрочить хуйъ. Патом, ф теченийе падрасткового периода, сидя на пыльном чердаке и зажимая в кулаке стоящий хуйъ, я поливал спермай ваабражаемый абъект моей мечты, от мысли о котором меня начинало калатить и сперма лилась на пальцы. Короче, я мечтал выйебать нигритянку.
Эта замарочка не отвязла от меня и тогда, когда я стал регулярна ибацца. Я стал пасти универ Педроса Муёмбы, начал было тасаватса с эфиопкой, но палучил по йебалу. И блять, дожив до солидного для падонка возраста, я понял, что перестану уважать сам себя, если что-нибудь такойе не выйебу.
Нидавна я был в одной давольна ацтойной стране, которая типа входит в европейское соёбщество. Праснуфшись в гастинице утром в воскресенье ближе к вечеру после бухалова, я почувствовал внутри вроде пустоты, когда пездец ты панимаеш, что ты себя не кантролируеш и тебя тянет зделать какую-нибудь хуйню. А поскольку в этом городе кроме побухать и поибацца больше не о чём не слышали, я пашол ибацца.
Я её ещё хуйъ знает аткуда увидел. Обтягивающие сраку лосины или как там их, и ещё какойта красно-золотистый прикид, фсё как паложына. И эти знакомые с детства удары сердца так что почти уже блеванёш. Падхажу блять, и боюсь дотрагивацца, патаму что кончу сразу, или усцусь, настолька кантроль уходит. А ана ещё рылом лыбится и губы аблизывает. Начали договаривацца, ана сказала что сасёт через гандон и это стоит двадцать евро. А губы, ебись канём, у ниё как песда только попиречная и красно-лиловаго цвета.
Ана направилась в подвал ближайшего здания, я думал, стоянка, а оказалось, гандоны использованные и кое-где гавно. От этава гавна у меня крыша стала абратна становтся. Ана блять, встала ко мне в пол-оборота, и вытянула руку и три пальца: типа, бабло давай. Этот жест меня ещё больше атрезвил, ну думаю, хуйъ с тобой. Я уже совсем в себя пришёл, и пока хуйъ доставал, ана бабки хуяк в сумочку. То, о чём я мечтал всю падонскуйу жизнь, прадалжалось 2 сеунды. Ана достала из сумки гандон, и держа его губами, насадила на мой хуйъ. Но зделала это так быстро, чётким механичиским движенийем, что ваткнуть я не успел. Дальше блять началось то, после чиво я канкретна паминял свайо мнение на многие вещщи. Ана стала сасать. Я не знайу, чё у них там растёт ва рту, и сколька там рядов зубов. Если хатите понять, чё я пачуствавал, намаште хуйъ вазелином, пасыпте песком, оберните наждачной бумагой, потом зажмите разводным ключом и папытайтись драчить. А наш хуйъ это всётаки самое ценнойе что у нас есть, и пака он находится ва рту хуйъ знает у каво, то какаято ниуверенность ощущаецца. И пака я прикидывал толи её коленом в рыло переебать, толи папытатса хуйъ абратно вытащить, я кончил в гандон.
Ана быстро встала и не сходя с места сплюнула. Зделала сначала такое брезгливойе ебало и харкнула. Этим плефком ана высказала свайо атнашенийе ко фсем людям и ко фсему миру, где ана научилась только сасать и ко фсему блять золотому милиарду, каторый на ниё хуйъ лажил и ана ево за это ненавидит. И от таких как ана будет пездец фсей европе и америке, патаму что их среда абитания это падвал с гандонами и гавном. Пасматрите что ани зделали в Лос-Анжопосе в 94 году. Патаму что их абидели и заставили стаять в очереди за бензином вместо таво, чтоб сидеть в пабе и абкуривацца.
Я не хуйа не расист. Мне похуй, что ани будут сидеть у себя в чуркчне, афговнистане, йебене, хуении или заебабве и аткусывать друг другу канцы. Или бароцца друг с другом за права чилавека, каму каво ибать или жрать. Толька чтобы эта было на их территории. А хуйъ у меня патом два дня болел, а фстал только на третий.