Солнце очередной раз явило себя мутноватому взору Джозефа. Еще одна прохладная ночь минула, так и не дав желанного отдохновения. Мери, жена его, очередной раз беспокойно зашевелилась под легким покрывалом, Джозеф, так и не сомкнувший всю ночь глаз, оберегая покой супруги, ласково погладил ее большой круглый живот, и прошептал, успокаивая: "Спи, милая, я рядом, я никуда не уйду…"

Солнце поднималось выше, дотягиваясь угрожающе яркими лучами до подушки Мери. Джозеф как можно тише соскользнул с ложа и развернул жалюзи так, чтобы свет не помешал беременной. Еще один день долгого ожидания, еще один день, за которым неминуемо последует такая же мучительная ночь. День за днем, ночь за ночью он жил единственной мыслью, скоро, уже скоро, скоро появится на свет тот, кого он ждал уже без малого девять месяцев.

Это будет крупный, розовый ребенок, покрытый смешным пушком, с забавными перетяжками на ручках и ножках… Пусть он будет слеп, глухонем, болен церебральным параличом, радость Джозефа от этого не становилась меньшей, ожидание не должно быть напрасным, жизнь, чудесная и удивительная, обязана вознаградить его за все бессонные ночи, за бдение у ложа жены в моменты ее недомогания. Он не мог позволить ей потерять ребенка. Пусть она не совсем его хотела, но мужчина сильнее, он взял на себя эту заботу, убедив родственников и соседей, что аборт противоречит его внутренним принципам.

Не очень сильный физически и некрасивый настолько, что при всем желании и снисхождении к человеческим недостаткам, его трудно было терпеть в поле видимости, Джозеф обладал упрямостью человека, способного свернуть горы ради достижения цели. Жениться на той, с которой он хотел быть рядом с момента обретения волос подмышками и в паху, ему удалось после долгой борьбы с ее матерью и отцом. Мери хоть и была беременной плодом нечаянных утех с какими-то проезжими изрядно выпившими панками, но это совершенно не казалось достаточной причиной для того, чтобы выдавать ее замуж.

Единственные родные Джозефа, которые навестили его впервые на сороковой день смерти его родителей - их троюродной сестры и брата, отравившихся мясом оленихи, напившейся воды из реки, в которую слили отходы с фармацевтической фабрики, жили в дюжине часов езды в окружении безрадостных пейзажей, . Уяснив, что с ним, как с личностью никто не хочет иметь дела, Джозеф за три дня пешком добрался до дяди и тетки. Те настолько рады были отвязаться от родственника, что вручили ему достаточно пухлый пакет с деньгами, которые и выступили решающим козырем в борьбе за руку Мери.

Зачеркнув очередной день на настенном календаре, Джозеф радостно прищелкнул пальцами, со дня на день это должно было произойти, возможно даже сегодня, возможно от долгожданного события его отделяло всего несколько часов, а может и минут… Он возбужденно потянулся всем телом и схватился за член, всегда, когда он думал о скором разрешении Мери от беремени, его охватывало страстное желание. На это раз руки оросились резко пахнущей мутной жидкостью всего через пятнадцать секунд, но еще полчаса блаженное выражение сохранялось на искаженном подобием улыбки лице.

Незаметно для себя Джозеф погрузился в сон, не в ту тревожную полудрему, которая заставляет покрываться холодным потом все тело, принося с собой странные образы искаженных пограничным состоянием предметов в душной комнате, нет.. Этот сон был ясен и чист, как родник, неожиданно окутавший путника в пустыне, и тем неожиданнее было пробуждение от истошного крика метавшейся в окровавленной постели супруги…

Свершилось… Долгожданный, выстраданный каждой клеточкой младенец лежал между ног еще не отошедшей от стремительных родов Мери. Джозеф достал из скороварки заранее прокипяченный нож и аккуратно обрезал пуповину, затем оттер комочек голосящей плоти чистой простыней и понес его на кухню.

На столе стояла никелированная кастрюля, наполовину заполненная острым соусом, рецепт которого Джозеф вынашивал в течение всех девяти месяцев, этот соус был его гордостью, его изобретением, эксклюзивным произведением, которому больше не суждено было появиться в меню гурмана. Праздник. Праздник, который он сделал себе сам, ценой затрат, какие не в силах оценить ни один человек, только он знает чего это стоило, и только он знал почему это столько стоило.

Резким движением Джозеф встряхнул младенца и, когда тот закричал, стремительно погрузил его в кастрюлю. Крик оборвался. Соус разъедал нежную кожу изнутри и снаружи, придавая мясу совершенно исключительный вкус, оценить который мог только человек, девять месяцев живший желанием впиться зубами в сочное тельце новорожденного.

Поставив кастрюлю на медленный огонь, Джозеф пошел в погреб, открыть заветную бутылку сладкого португальского. Проходя мимо жены он скользнул невидящим взглядом по растерзанному телу жены. Мери улыбнулась ему характерной улыбкой человека, пораженного синдромом Дауна…

P/S/ При написании данного креатива ни одно животное, включая жену автора не пострадало.