Я уже третий месяц подряд думаю только об одном - как бы ей засадить. Мне и в голову раньше не приходило, что обхаживание девственницы - это такая морока. Я даже толком не знал долгое время, девственница ли она или притворяется. Постепенно этот затянувшийся марафон ухаживаний и обхаживаний начал надоедать. Лиза (так ее зовут) буквально с ума меня сводила одно время своей неприступностью. Теперь я уже пообвыкся немного. Живу в гармонии со своим безумием, так сказать. Хотя - понты это дешевые, конечно. Но самым в ней скверным на протяжении всего нашего знакомства остается ревность. Ох, и ревнивая же она стерва. Караул, а не баба. Дожить до тридцати лет девственницей и так ревновать! Я думаю, что все это у нее от воздержания.
Три месяца я дрочу. Целых три месяца. Пытался трахнуть кого-нибудь еще, но ничего не получилось. Влюбленные мужики - хуже, чем зомби. Лиза меня зазомбировала по полной программе. В самом начале наших отношений я случайно залез к ней под юбку в лифте, когда домой впервые провожал. Она такой вайдос подняла, что мне реально стыдно сделалось. Люди, которые с нами в кабину сели, все оборачиваться начали. Мне тогда показалось, что все они на меня осуждающе смотрят. Хоть сквозь землю провались. А она мне в ухо шепчет: "Если хоть раз такое со мной повторишь - я навсегда с тобой расстанусь". В тот момент надо было рвать когти. Я же вместо этого приударил с новой прытью. И вот - доигрался.
Влюбился, мать ее. Мне уже иногда кажется, что и ебать Лизу незачем. Лишь бы она рядом была все время. Ночами вообще тоска одолевает - хоть на луну вой. После двенадцати она никогда гулять не выходит. Спать ложится. А мне только и остается, что дрочить, представляя себе, как я снимаю с нее юбочку и все остальное. В фантазиях она приходит ко мне немного другая, чем на самом деле. На то ведь они и фантазии, чтобы делать жизнь более красочной.
Как правило, на ней под юбкой ничего нет. Тонкая полосочка коротко остриженных волос - и все. Бедра у нее широкие и упругие. Она садится в кресло напротив меня, задирает вверх свои прямые и длинные ножки, и разводит их в разные стороны так, что на меня в упор смотрит раскрывшийся глаз ее влагалища. После этого она сгибает ноги в коленках и ставит розовые мягкие пяточки на подлокотники кресла. Между коленями улыбается ее кругленькое личико, с которого на меня смотрят два огромных, обрамленных длинными ресницами зерцала. По-другому назвать даже нельзя. Именно - два зерцала, настолько они хороши и огромны, и в них вся моя похоть отражена. Я медленно приближаюсь к креслу, становлюсь на коленки и, буквально, падаю к ней в промежность - всем телом, всей душой, весь туда ухожу без остатка. А она стискивает ногами мои виски. Ее сумасшедшие бедра сдавливают меня так сильно, что я почти не слышу приглушенных стонов, вырывающихся всякий раз, когда я чуть сильнее притрагиваюсь языком к пульсирующему бугорку клитора.
Но, увы, к сожалению, вот уже три месяца фантазии остаются фантазиями. Лиза мне не дает, а я больше никого не хочу. Если вдуматься, она ничем не лучше многих других женщин с планеты Земля. Но запал я именно на нее - с первого взгляда и до потери пульса. Она ехала передо мной на эскалаторе, заходя на который я нечаянно споткнулся и налетел на нее. Упругость встретившего меня тела была потрясающей. Она обернулась, чтобы посмотреть на того, кто причинил ей дискомфорт - и мы к концу путешествия на движущейся лестнице метро уже обменивались телефонами. Познакомились называется. Мне и в голову придти не могло, что она девственница. Это открылось многим позже, когда я пригласил ее в ресторан, где признался в любви и предложил переехать ко мне жить. Она мне тогда ответила вполне недвусмысленно. Сказала, что никогда не была настолько близка с мужчинами, чтобы жить у них дома. Но я ничего не понял. Вернее, не захотел понимать. Все, что меня интересовало в Лизе на тот момент - это ее упругое тело, сводившее меня с ума.
Никогда еще не было, чтобы я столько времени хотел бабу, и она мне не давала. И вот - выпросил у неба испытание на прочность. Мало того, что влюбился, так еще и живу теперь со спермотоксикозом, как какой-то ебун косоголовый, а не самец в натуре, блядь буду. Кроме мата в башку давно уже ничего членораздельного не лезет.
Где я только за эти три месяца не дрочил. Чтобы хоть как-то разнообразить свою, ставшую невероятно куцей, сексуальную жизнь, я изворачивался, как мог. В последний раз мне удалось передернуть в зале им. Чайковского. Я слыхал, что Петр Ильич был по жизни не только композитором, но и педиком. Под самый оргазм это знание, мать его, чуть все не испортило. Я сидел один на верхнем балконе и был готов уже брызнуть спермой в оркестровую яму, но тут вдруг подумал: "А ведь Чайковский был пидор". И все - как отрезало. Конец безвольно повис, и подал признаки жизни лишь после антракта. Если бы Чайковский не был гомосеком - возможно, удалось бы кончить пару раз за концерт. Зато я попал прямо на лысого флейтиста. Тот как раз наигрывал очередную мелодию, и долго не мог стереть растекающуюся по башке лужицу. Очень смешно было наблюдать за этим. Флейтист, скорее всего, решил, что его оплевали. Впредь будет лучше играть, барбос.
Вот еще один неординарный эпизод, сильно пригрузивший мою и без того перегруженную психику. Все произошло под вечер третьего дня. Я ехал в троллейбусе и читал. Народу почти не было. В субботу все нормальные люди зажигают, а не кружат по городу. Кроме меня и нескольких бедолаг с посеревшими от недоеба лицами в троллейбусе каким-то чудом оказалась группа подростков-старшеклассников, возвращавшихся, скорее всего, из кино. Их было человек восемь. Они бурно обсуждали фильм, смакуя и живо пересказывая постельную сцену с участием какого-то негра. Одна девчонка лет четырнадцати постоянно поглядывала в мою сторону, а когда наши глаза случайно вперлись друг в друга, мне показалось, что она подмигнула и нарочно тронула себя за торчащий сквозь обтягивающую футболку сосок. У меня, разумеется, встал.
Поганый хер оттопыривал штанину всю оставшуюся дорогу - даже после того, как школьники шумно вывалились на очередной остановке. Мне пришлось не заходить в магазин. Дома нечего было жрать, но появляться в общественном месте со стоячим хуем в штанах - право, неловко. Ввалившись домой, первым делом я вздрочнул, живо вообразив себе, как мы, на пару с упомянутым подростками в троллейбусе негром, отодрали подмигнувшую мне малолетку. Наскоро передернув, я пошел в душ, где передернул еще раз, повторно представив себе так возбудившую меня сцену. Но удовлетворения так и не наступило. Я дрочил и дрочил - до тех пор, пока вместо спермы мой посиневший балдарес не начал брызгаться несколькими капельками мутной воды, моментально высыхающими на животе.
Но самое жуткое случилось на следующий день. Я проснулся с синяками в пол-лица, сходил в туалет, но там - вместо того, чтобы посрать, как собирался, опять начал дергать своего перетрудившегося еще со вчера молодца. На работу пошел, так и не просравшись. Ноги тряслись, как после серьезной ебли. С трудом втиснувшись в троллейбус, я кое-как отвлекся от навязчивых мыслей о сексе. Но, увы, ненадолго. Не успел я вспомнить о том, о сем из обыденной повседневности, как хуй опять встопорщился, норовя терануться о прилипшую ко мне в давке старуху. Через головы пассажиров я умудрился заглянуть в окно - и обомлел буквально. Рогатый транспорт ехал именно там, где мой хуй встал вчера вечером.
На обратном пути все повторилось. На следующий день произошло то же самое. И вчера тоже. И сегодня. Как только троллейбус подъезжал к проклятому месту, на котором неизвестная мне малолетняя блядь дернула себя за сосок, - хуй вставал колом, и стоял до тех пор, пока из него не выдрачивалось хоть что-нибудь. От всего этого можно запросто стечь башкой. Еще немного, и я смогу претендовать на страницу в книге рекордов Гиннеса - как человек, надрочивший самое большое количество раз за всю историю существования человечества. Кому-то смешно, а мне - хоть волком вой. Я даже схуднул.
А Лиза эта девственно чистая словно не видит ничего. Я с ума схожу, мозоли уже на обеих руках натер, а она будто очарованная - все таскает меня по театрам и кабакам и ниже шеи ни целовать, ни трогать себя не дает. Не дает она мне, короче. Не дает. Зато ревнует.
А смысл ревновать? Странная Лиза все-таки очень. Мало того, что довела меня до помешательства, так еще и себя мучает. При каждой встрече выговаривает разный бред. Типа - я трахаю секретаршу шефа на работе. Или вот - ей кажется, что у меня есть любовница африканского происхождения. Надо же такое придумать. Я с ранних лет чернокожих не люблю. Мама рассказывала, что роды у нее студенты из Анголы принимали. Видимо, плохо принимали. Жаль, я ничего не помню. Могу лишь представлять себе, как впервые смотрю вокруг своими младенческими глазками, и вижу черных людей в белых халатах, заляпанных кровью. Брррр.
Все. Не могу больше писать. Опять стоит хер. Одной рукой по клавиатуре вожу, а другой яйца себе наминаю. Кстати, если сквозь яйца посильнее с умом надавить, то тоже можно член прощупать и вздрочнуть. Дольше мастурбировать приходится, зато ощущения нереальные. Да и разнообразия хоть какого-то охота. У сослуживцев моих все, как у людей - жены, любовницы, блядки. Я себя давно уже начал недоделком чувствовать. После работы к метро с коллегами идем - все рассказывают о своих любовных похождениях. Один лишь я с языком в жопе перемещаюсь. Не буду же про то, как на лысого флейтиста попал, говорить. Хоть и смешно, а совестно.
Хуй его знает, конечно, как долго может продолжаться эта сраная суходрочка. Да даже хуй этого знать не может. Варианта два. Или Лиза мне на днях дает, или придется себя ломать в хребте, и валить от этой недотроги. Помучаюсь месяцок еще, а там, глядишь, и встанет на кого-нибудь. Главное, чтобы не на негра и не на малолетку. Впрочем, я сейчас в таком состоянии нахожусь, что и негра выебу при определенном стечении обстоятельств. Я негров этих с детства не очень люблю. Что же с ними еще делать, как не ебать? Опять бред всяких в голову лезет. Спермотоксикоз штука такая.

Алексей Рафиев