Этот сайт сделан для настоящих падонков.
Те, кому не нравяцца слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй.
Остальные пруцца!
Приходит Николай домой мрачнее тучи. На глазах слезы, под глазами черные круги. - Наташенька, - говорит он , - у нас в семье большая беда. Умерла тетя с племянницей, погибли, блять, ик, в автокатастрофе, царствие им небесное. (Сам характерно шатается. Понятное дело, в гавно. Ну с горя, ясен хуй, чтож не выпить доброму человеку). Продолжает: - У них никого кроме нас нету, на похороны скинуться некому. Мама моя (новая бабушка Бастинды) что могла наскребла, нужно еще пятьсот рублей. ( Сумма, надо заметить, была немалая).
А Наташенька, на радость Николая, была знатная рукодельница. И шила, и вязала, и вышивала. В общем, собралась она с силами и по ночам, в свободное от работы время, хуярила на машинке платьица разным теткам - набрала таки Кольке нужную сумму. Он сумму взял, аккуратненько положил во внутренний кармашек и сказал, что своей маме передаст. Ночью пришел выпимши, но довольный. А через пару недель, сидя на дне рождения у свекрови, бастиндина мама, к ужасу своему обнаружила, что сидит за столом с двумя покойницами.
А однажды было такое. Бастинда уже в классе пятом была. Училка (только пару лет как институт окончила) как-то объявляет: - Буду, дети, я ходить по вашим семьям, проверять моральную обстановку. И в один прекрасный день заявилась к Бастинде. Мама чаю приготовила, пирожных купила. Сидят, общаются. Всё как у людей. И тут вваливается наш папа, что нехарактерно, часов пять было времени. Он в такую рань никогда не приходил. А тут материализовался. Пиджак грязный, на бороде кусочки блевотины, брюки в дорожной пыли и ползет, мычит что-то. Мама, как женщина приличная, пытаясь приподнять его, представляет: - Вот, - говорит, - Николай, это учительница Бастинды. А Николай, падла, подполз к училке, схватил за руки и как истинный джентльмен стал их лобызать и плачет, плачет. У неё, понятно, шок. Она пытается вскочить, вырывается. А он цепкий, как пиявка присосался к молодым учительским рукам. Мама еле отодрала его, он так на пол упал и уснул. Вот вам и моральная обстановка во всей своей красе. А не хуя по чужим квартирам шастать, пирожны жрать, коли не приглашали. Но это я сейчас так думаю, а тогда неделю в школу было стыдно ходить.
Потихоньку жизнь текла своим чередом. Николай много пил и много пиздил, борода поредела, зубы стали подгнивать, и, видать, все это настолько подзаебало бастиндину маму, что добрая женщина, не выдержав, развелась с ним, и сбежала замуж ажно в другую страну. Единственная неувязочка вышла - бывший муж бастиндиной мамы остался прописанным (что не сделаешь по молодости ради любви) на жилплощади, в которой оставалась Бастинда. Потом, когда Бастинда заводила разговор о размене квартиры, говорил, что он не может отсюда уехать, потому что у него, Сукаблядь, здесь аура. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло…
Жили мы на первом этаже. На втором этаже, прямо над нами, жила скандалистка-бабка, у которой сын должен был вернуться из тюрьмы, где сидел лет пятнадцать. Сын (пятидесятилетний забулдыга с внешностью старика) откинулся и бабка, видать на радостях, через какое-то время померла. Вместо бабки сын завел себе Танюшку, знойную женщину килограмм сто двадцать весом. Эти два разнополых алкоголика хуярили жидкий хлеб без остановки целыми днями. Когда Танька нажиралась в гавно, она шла то ли срать, то ли ссать, то ли блевать, и, падая своим могучим телом на унитаз, непременно его ломала и нас заливало. Благодаря этим экзерсисам квартиры тесно общались. Но никто из нас не подозревал, что у Сына есть молодая и прекрасная Дочь…
То, что Николай уже пребывает в четвертом измерении, Бастинда понимала, когда из соседней комнаты на авториверсе разу по двадцатому надрывалась гр. Любэ - либо с песней Комбат Батяня, либо с другой песней, про Был душой я молод, а теперь старик. Это был сигнал к тому, что надо пойти туда и выключить электроприборы. Однажды, вдоволь наслушавшись накануне группы Любэ и почив сном младенца, Николай проснулся утром с бодуна от женских криков под окном, которые слышала и Бастинда. Голос был, как на жопе волос, тонок и нечист. Обладательница голоса вопила: "Папа! Папа! Открой дверь!" Кто папа этой дамы стало ясно чуть позже, когда через какое-то время окно на втором этаже распахнулось, и раздалась знакомая матершина. Папой оказался Сын покойной бабки-скандалистки. "Бля, песдец" - подумала сонная Бастинда, но какой на самом деле ее ждал Песдец, она и не ведала…
Проснувшийся Коля на крики выглянул в окно и… влюбился. Окончательно и бесповоротно. Всем его поврежденным алкоголем мозгом завладела одна мысль: "Как заманить Зазнобу в дом". И он с нетерпением ждал, когда Танька снова порвет в клочья унитаз, чтобы был приличный повод. Весь день он третировал Бастинду описаниями увиденного, и находил для этого весьма поэтические образы. Он говорил, что это чудесная Даная с белокурыми длинными локонами, атласной кожей и королевской ножкой. Обзывал ее русалкой и чудесным неземным созданием. А я все думала: - Как он, блять, ножку то разглядел с перепоя?
Ждать пришлось недолго. Чудесным образом потолок в нашем туалете стал подтекать в этот же вечер. И Колька, надев чистую, но мятую рубашку, пошел наверх. Обратно он вернулся нескоро, выпимший и с Женщиной своих грез, тоже нетрезвой, увидев которую Бастинда сделала вывод, что у бывшего папы от многолетнего пьянства гляделки слегонца подпортились. - Людмила (так она представилась, слегка пошатываясь и с трудом ворочая языком) была действительно белокура, но локонами там и не пахло, а пахло сожженной химией, закоммуфлированной жидкой гидроперитной косицей. Она была крайне низка ростом, жирна, бела и, неизвестно как, детские ступеньки размера 34-35 (которые именовались королевской ножкой) удерживали эту свинку, покрытую красными пятнами. И началась в селе совсем другая жизнь.
Колька к этому времени давно уже разжаловался из инженеров и подрядился на какой-то лесорубочной фирме бухгалтером. Надо сказать, это у него неплохо получалось, и зарплату ему платили приличную. Так что в лице Николая Людмила обрела не только верного собутыльника, но и завидного жениха. Поначалу она налаживала контакт. Когда молодой уходил на работу, Людка убирала квартиру и готовила разную еду. Все время звала меня что-нибудь поесть. Врать не буду, готовила довольно не плохо. Когда вечером Колька приходил с работы, она сразу ему наливала, и он даже не успевал разглядеть ее истинное лицо. К тому же ежевечерний горячий ужин, чистая квартира и глаженые рубашки окончательно повредили разум мужика. Людка день ото дня становилась все жаднее и ленивее. Сначала она требовала дорогих напитков и закусонов, потом подарков, потом перестала готовить, гладить и убираться. Уже по утрам она вылезала в коридор в гавнище, в своих красных пятнах на бледной роже и в засаленном распахнутом халате, и, пытаясь отловить меня в местах общего пользования со стопкой водера, начинала рассказывать за жизнь. Единственное, что осталось неизменным, так это ежевечернее подношение кубка вернувшегося с работы Николаю.
Вот я думаю, сколько ж сил дает людЯм любовь. Ведь бухал ежевечерне, а еще и работал, не покладая головы. В итоге скромной зарплаты бухгалтера перестало хватать на богатую жизнь с молодой женой и Коля стал подворовывать в крупных размерах…
Дальше все произошло достаточно быстро. На работе зажопили, сказали - или гони бабки, или подадим на тебя в суд. И однажды вечером Николай, понурив голову, пришел к Бастинде и предложил размен. Нашли контору, которая обеспечила Бастинду квартирой, а Николаю, прописав обратно к маме (дедушка-алкоголик к тому времени уже почивал на небесах), выделили энную сумму, и на этом наше многолетнее общение прекратилось. Теперь они, наверное, пьют все втроем. Иногда я их вспоминаю, все-таки весело было, как ни крути…