Эх, помять, жаба ты лесная… Ведь никаким алкоголем тебя не угомонишь – вечно всплывают какие-то подробности, то расчёсывая моё гипертрофированное самолюбие, то ввёргая меня в пучину нежнейшего стыда.
К примеру, я помню первое слово, которое я прочитал самостоятельно. Нет, это было ни хрена не «мама», а «утка». Мама, как раз,  в очередной раз сбагрила меня соседке по коммуналке на жестокое обращение с ребёнком, где я съел все конфеты из трёхлитровой стеклянной банки и научился читать. Алфавит к четырём годам  уже знал, но решительно не понимал, зачем. А ещё мне уже тогда нравились девочки, но с тем же результатом.

Пионерский лагерь, где я каждое лето рос, наглел и становился мудаком, был что-то вроде огромной ярмарки. Во-первых, много народу. Во-вторых, очень много полярных интересов – от спортивных игр и кружков, до вреда здоровью и непотребства. Росли детишки работяг крупнейшего завода. Особо отличившиеся из пионерских отрядов уходили в отряды малолетней зоны. В лагере даже было что-то вроде местной милиции.
Для старших отрядов настоящая жизнь начиналась после вечерней линейки, когда можно было засунуть в карман пионерский галстук, сходить в кино или на танцы, - они чередовались через день, - и ждать ночи, когда можно было раскинуть партию в Кинга, чередуя карты с дешёвым спиртным и сигаретами в ближайших кустах.

Первая девушка у меня появилась на танцах. Причём неожиданно.
Выпив немного одеколону в кустах увядшей сирени и осмелев, я пригласил на танец девушку. Не знаю, что меня в ней привлекло. Она была симпатичная – немножко пухленькая, огромные карие глаза и длинные тёмные волосы. Наверное, то, что её никто на танец не пригласил, и она сидела одна, смотря на меня с надеждой.
Мы танцевали под шлягер «Статус Кво» (долбаная память!) и я ещё больше осмелел – нарушил «пионерскую» дистанцию,  прижав партнёршу к себе. Надо же, у неё уже была грудь, что визуально нельзя было определить сразу – мода на балахоны. 
После танца я галантно проводил девчонку. На скамейку, с которой забрал. Сам подался на свою, гордясь нарушением дистанции.
Когда заиграл следующий «медляк», то один товарищ меня спросил:
- А ты что, со своей танцевать не будешь?
Надо же! Моя! Вообще-то, я хоть рос и мерзавцем, но читал Майна Рида, Рафаэля Сабатини и даже Вальтера Скотта. Не так я себе представлял обретение любви, не так. Должны быть трудности, вздохи, взгляды и скулящий онанизм. А тут – хоп! – у меня есть девушка… Я ринулся приглашать.

Звали её Виолета. Тогда это звучало волшебно. Это сейчас для меня такое имя неприемлемо. Сами посудите: короткое «Кать, принеси пивка» отличается от «Виолета, налейте мне Стела Артуа» - раньше ссать захочешь с пива, чем выговоришь просьбу. А редуцировать это имя невозможно: Ви – звучит по-поросячьи, Виа –  хочется добавить «Верасы», а Лета – хочется завыть «многая».

- Куда пойдём? –  девушка  взяла меня под руку, обозначая.
Я многозначительно хмыкнул. Всё-таки дерзкий и опасный пацан.
- На поляну? – уточнила Виолета.
Тут мне стало не до хмыканья – зазвенело в ушах и начал привставать член. Поляны были местом интимного уединения.
- На Солнечную?
Как же, «на Солнечную». Да там под каждой вышкой ЛЭП трахаются.
- На Костровую, - хрипло выдавил я из себя.
- Ой, а нас не поймают по дороге? Костровая далеко…
- Не ссы, - нежно ответил я, - не поймают.
Знала бы ты, какой я адов контрабандист! Проносил тайными тропами в пионерский лагерь магний (пугать народ), сигареты (курить самим), алкоголь (пить вместе с пионервожатым). Рекордный трафик – шестнадцать бутылок портвейна «Агдам».
И я решил показать всю красоту нашего общего приюта. Провёл её через замляничную поляну (только никому не говори! – смешно), провёл по трубе слива завода авиационных двигателей, вывел на дремучую тропку, ведущую к Костровой поляне. Тропу почти скрывал папоротник, и я чувствовал себя Чингачкуком, ведущим свою скво бросать палочки в ручей. Символизм меня тогда уже одолевал.
Мы вышли к пруду. По воде скользили водомерки, у берега красиво суетились мелкие цветные рыбки, в поле зрения наблюдались группа уток и один селезень.
Сняв курточку, (лишённая рукавов школьная форма, но обрадованная заклёпками по спине), я предложил девушке сесть. У меня была одна сигарета «Астра» фабрики «Дукат» и много планов на спутницу.
«Надо её поцеловать – подумал я, - и сразу в губы!»
- Как красиво! – прошептала Виолета.
- Да, - выдохнул дым и закашлялся.
- Ты здесь часто бываешь?
- Да.
- А что ты тут делаешь?
Слово «релаксация» для меня было тогда недоступно, поэтому я опять многозначительно хмыкнул.
- Ты с девушками тут встречаешься?
Ответить я ей не успел, потому что Виолета вскочила и начала шлёпать себя везде – налетело комарьё. Насекомые мне были безразличны – я курил, и мой выхлоп одеколона «Шипр» сбивал любую летающую цель.
- Как… я… в палату… корпуса… попаду? – отшлёпываясь от хищников, спросила девушка.
- В окно влезешь
- Я… на … втором… этаже.
- Там громоотвод есть, заберёшься по нему в фойе второго этажа, - выкинул бычок в рыбок, - мы всегда там забираемся, когда девчонок пастой мазать идём.
Моя первая любовь подорвалась и  побежала от меня, сверкая в сумерках красивыми ногами. Искать нормальную дорогу, которая вела в пионерский лагерь.
Надо же, не дала. Но теперь знает, какой я крутой.
Рыбки доедали бычок от фабрики «Дукат»
Утки меня подвели. Первое слово, который ребёнок должен прочесть, должно начинаться на букву «е».