Чокались мы уже не так акуратна как вначали: сейчас уже водка не казалась настолько драгоценай, аж до капли. Ну водка, да, охуенц-бенц, ну и чЁ? Да мы уже и так датые были, а в морозизилоловке было исчо по две нольпять, да куда там нахуй, ёбана. Тока вторую дапиваем, а уже касые.

- Я те гаварю, жила у нас ва дваре кобыла одна, дефсфеницо якобэ, заябывале её и родные, и бабки-хуябки прилавочные, и прочие заябывале – мол, нахюй, когда уже ребенка родишь! И так это её заебало, что взяла она и родила.
- Чё, вот так вот лехко? – фыркнул я, закидывая сало в пасть.
- Ну да, ёпт, а ты как-то по-другому рожал?

Мы заржали. Димка продолжал:

- Нашла каковата гапаря с раёна, замутила с ним да и всё, сам понимаешь.
- Панимаю, - кивнул я и налил ещё па пол рюмашечки. – Пайдёмка пакуримка, - фспомнел я Мосяню.

- Ну и ёпта, родила она, - сплюнул в темноту Димка, - да только нахуй ей он сдался, нахуй? Не смарела она ево, ребенка этава, ай, - он горестно затянулся, а за ним и я. Внизу прошумела компания пидростков с музыкальной колонкой. – С таким бы удовольствием дать пиздыыыы, - завороженно процедил я, и мы оба провели тупых дебилов осоловевшими взглядаме.
- Ну и да, вот, не смарела, сука такая, ну так он и помер.
- Кто?
- Ну этот, калич её детский.
- Ребёнок, штоле? Моё сердце сузилось от жалости к незнакомому ублюдку.
- Ну.
- А нахуй рожала?
- Ну чтоб отъебались.

Некоторое время мы пили молча, но потом Димка, вспомнев штото весёлое, погрыз огурчик, прокашлялся, и грит, такой:

- А ещё, нах, однокашник мой (тоже Димка) Биберов, так умудрился деньгу как-то зашибить, вощем павизло, бродяге – поднялся.
Я увожительно замычал.
- И чёто как ушёл в загул: года два барагозил то тут, то там. Потом как очнулся и резко завязал, а делать то чёто надо. Бабки есть, а смысла нет. Ну и павадился он добро делоть – то собакам денех насыпет, то от рака кому перешлёт. А как-та раз ехал он в сваём ссанам бентле, и глядь на остановке блядь! Ну не блядь, канешна, хыхы, там такая молодуха была в инвалидной коляске. Мы с него ещё потом угораивале типа инвалидку купил, а бентли продал, но да, - потупился он, заметив мой кукурузокоризненный фсглят, - тупая шутка, - не сдержавшись, прыснул он. А потом и я.
Оторжавшись, я разлил совсем почутка, и, пачуял, что пьянь попустила.
- Воу, воу, посанчег, бармен ты, а не посанчег, заебись нолеваешь, может побольше чутка?
- Нихуя, отрезал я и на этом все вопросы перекати поле. Он знал, что если я вижу, что нада делоть остановку в питие мое, то спорить со мной было раз) биспалезна 2) апасна (я ухадил домой, обидемшись).
- Казёл. Ну да и вот, - прикрякнул мой друг. – Познакомился он с ней, а она – детдомовская, и нет у нее ни семьи – нихуя, папа лётчиком был, маму на трассе выебли, и так далее, как там абычна гаварят. – Выходил он её, ты бы видел, цирк, нахуй, пигмалеонщина лютая, так влюбился, что чуть нас нахуй всех не попересылал. Мы поначалу издевались, но потом решили – пусть перебесится.

- Ну и?
- Не перебесился, ёбана. Ну и к чему я, ик, веду. Подай ‘Золотой ключик’. Я передал Димке запивон, который он дохлестал прямо с горла и лоффко кенул бутылку прям в видро. – Женился, ёбана, - по-королевски отрыгнулся он. - Так-то.
- Повезло деффке.
- Ну он и успокоился. Выебал её, забеременяли. И как-то чёто посрались. А жена евоная эта уже себя такой баяринай чуствовала, ага, деловая шопиздец, на коляске модной по хоромам серфингует, и так ему, значит, орёт – Фсё, бля, заебал, орёт, - уеду к маме!!! И типа к шкафу шмотки собирать. А он сидит так грусна на неё смотрит и молчит. И она, остановившись, вспомнила, шо никакой мамы нет, и как бросилась ему сасаць. Ой знатно мы охуевали и ржале с момента, как она рванула на коляске к шкафу. А патом грустили, в бане сидели, выпивали, так он расказывал. И смишно, и грусна.
- Налью, но каг в прошлэ рас. – А в след раз уже по полной наливаю, а там, смари, третью достанем. – Чаёк поставлю под эту марку, - взбудоражился Димка.

- А давай я те тожи раскажу, а то заебал ты да ты, да ты да ты, да ты да ты, да ты да ты, да ты да ты, - пафтарял я, хлопая в ладоши. Поначалу Димон смарел на меня как на ёбнутава, а патом начал петь вместе са мной и хлопать в лодошэ – Ты да ты да ты да ты да ты да ты!

- Пусь настаеваеца, - он вернул чайник на место, а я, держа рюмку с водочкой, улыбался. Выпили. Закусили (мы ещё сыра подрезали, памедорофф, открыли колу-лайт и корнишончики).
- Ты шота хотел расказать?
- А, да?! А, да. Мужик, сосед отца коллеги па работи. Жил адин, ну без людей, чиста с сабакай. И всё бы ничего, но была у них с сабакай какая-та песдоватая игра – любили они друг друга пиздить, а патом жалеть. Он её рвет за уши, пинает нагами, а она его в атветку цапает за разные части тела. Ну как за разные – за жопу, ногу, руку, да и этот пиздил её так, граматно – не до побоев. Этот, который отец поначалу думол полисменов вызвать, а патом приметил – так им же заябись вместе. Папиздяца, пацелуюца, и дальше живут. Ток сабака потом померла, от старости, кстате, но щенка он уже не брал. Навернае баялся, што не будет уже такой сабаки номер два. Или номер адин.

Водочка делала своё дело и укошеривала, словна прагретый салон автомабиля, а ты с январской  улицы такой.

- Па палавиначъке.
Бум.
Шух.
Харашо.
Пакурить.
Харашо.

- Ну ещё чего расскажи, - мы уселись паудобней, и я, пьяненький, осмотрел такую родную мне другову кухню: скоко тут пита перепита. И дамой ехать не нада – диван всегда и навсегда мой.

- Чтоб те такова поведать-то, - почесал репу Димка. – А, во! Биберов который, значет, был совершенна трезв, пошёл в какой-то супер-рестик хуестик, а там ёбыч-кантроль! Чууу! А он в каком-то диком тряпье от Гуччи (ну ты жи в курсе какой пиздец они шьют?).
- Нет, - спакойна атветил я.
- Ну вот. Там у нево прикида на под десятку зелени, а бычьё такоя – Ди нх, пдр.
Ну шо делать – спорить там беспалезна. Званит он какому-та там сыну хуй пайми каво, то ли прокуратора то ли ссудьи то ли премьер-менструизму, хуй его я уже помню, не суть, вощем – крыше или эта кореша евоные были. А тот (катораму Биберов натрезвонькал) сам на угаре был и где-то мима шараёбелсо. Ну и заехал буквально вот с соседней улицы. Ну эти на входе ево канечна знали и в лицо и в яйцо. Пропустили. Но уже внутри товарищям показалось обидным (после того как после порции белово разложили ситуацию па полочкам), што его аднаво вот не пустили, а как с этим - так пустили! И со словаме – Ща, бля, они отошли от клуба в какие-та двары или еще куда и умудрились найти каких-та алкашей, бамжей и хуй пайми каво еще. Человек пять прям нарыли. Абъяснили им (в том числе и при помощи охраны), что ща всем и дадут по две сотке грина (как раз на чашку кофя хватет, поржал тот сынок) и пойдёте в рестик, а иначе пиздец на месте вам тут устроим и искать нихто не будет. Ну они и пашли.

- Пиздишь, - не сдержавшись, гыгыкнул я.
- Во те крест, ну, да это еще не самае пиздаватае, что они вытворяле в жизнях своих.
- Ну ладна, прадолжай.
- Нолевай!
Мы выпили.
- Ты бы видел шо сделалось с бычьём, но пустили, там без шансов было. Блять, ой какой скондал потом был, там и хозяен непростой жи, кароче, тусануле знатно, правда, сами патом этих беспризорников и выгнале, но так, без жести. Там потом и званки были и встречи, но в итоге никто даже не паругался, пасматрели видосы с камер, поржали, ну встретились сирьёзные люди лишний раз, как гаварицо, а то всё повода не было.
- А клиенты?
- Ай да похуй там уже всем было, угашеные все были, мне кажецо ваще нихуя не прасекли, думали перформанс такой, еби его в сраку Джессики Бил.
- Каво?
- Ну тёлка такая пиздатая, но некоторым не нравицо…
- А ну дай загуглю…хммм, пиздатая тёлка я те скажу. Кому нахуй такая может не панравица?
- ЖеЛе, нопремер.
- Это хто?
- Да есть там один, но это уже сафсем другая история.