Уютный одноэтажный дом в красивом саду, и посреди этого великолепия - дед. Крепкий, основательный, с лицом, врезающимся в память мгновенно и глазами, в которых плеснула и застыла вековая мудрость. И руки. Руки человека, привыкшего всю жизнь полагаться только на себя. Вся мебель в доме была сработана дедом и производила впечатление вечной. Да она таковой и являлась. А в саду, кроме обязательных на Украине яблок, груш, абрикосов, клубники, грецкого ореха, крыжовника и огурцов с помидорами, каждый год стараниями деда вырастало что-нибудь экспериментальное. Зимой дед штудировал книги по ботанике и растениеводству и в результате к лету появлялись то вьетнамские кабачки в метр длиной, увидев которые, некоторые экзальтированные дамы впадали в восторг, то гигантские помидоры, а то и виноград, из которого получалось вино, способное выдержать конкуренцию с лучшими крымскими сортами. Вино это мы с отцом попивали, сидя под огромным грецким орехом, а деду было нельзя- запойный. Зато он курил трубку, табак к которой привозила дочь, сестра отца, моя тетка Наталья, жившая в Москве, работавшая переводчицей в Институте космических исследований и имевшая доступ к дефициту. Больше всего я любил запах вишневого и яблочного табака, которыми пропахла вся дедовская комната.

Биография деда могла послужить темой для романа или сценария картины. До войны дед был парторгом Днепровской ГЭС, лично знал Брежнева, но карьера не сложилась- тяжелый характер. Когда напал немец, электростанцию взорвали и весь персонал эвакуировался на восток. Там дед что-то не поделил с начальником, дал ему в репу, за что поехал в теплушке еще восточнее. На одном из глухих сибирских полустанков зэков построили на перроне и какой-то майор зычно крикнул-Кто хочет искупить вину перед Родиной кровью?! Дед сказал: - Я!- и немедленно поехал в обратную сторону, на запад. Доехал до Германии и война закончилась. Привез из оттуда приемник Телефункен, который работал и через 55 лет после сборки. В 1996 году лампа перегорела, ее заменили и немецкий агрегат продолжил оглашать летнюю резиденцию деда в саду последними известиями.

На прежнюю работу по понятным причинам дед вернуться не смог и начал пить и со страшной скоростью бегать по бабам. В конце-концов бабулю он бросил и уехал. Где он жил десять лет, с кем, и чем занимался, осталось тайной. Вернулся и бабушка приняла его- отец уговорил.

Я очень любил его, а он со мною был суров и жЕсток. Оттаял только, когда мне уже было за 20. Плакал, когда я приезжал, обнимал крепко. Умер от рака легких, а я даже не смог быть на похоронах- болтался в море, на практике. – Как же так, отец?- говорил я сквозь слезы. Он же никогда не жаловался-отвечал отец,- а когда хватились, было уже поздно.

Когда стоишь в доме, где человек всегда был, дышишь табаком, запах которого проникал всюду еще много лет, осознать, что этого человека нет, очень трудно. Тяжело. Невозможно. Умом понимал, а смириться не мог. Плакал. И плачу до сих пор. Я помню, тебя, дед. Прости, если что не так…