Вчера гулял по парку, снял девчонку
И только её к дубу подвожу,
Загнуть чтоб раком, завернуть юбчонку.
"А можно, я ей писю полижу?"

Я обернулся, дед стоит убогий,
Без глаза, без ноги, на костылях.
Я сплюнул на траву и рявкнул строго:
"А не пошёл ли ты, дедуля, нах?"

Глаз старика покрылся сразу влагой
И губы затряслись:"Прости, сынок,
И я когда-то был, как ты, салагой,
И толстый хер болтался между ног.

Но на Даманском наступил на мину,
Нога летела метров пятьдесят,
Осколок выбил глаз, упал на спину,
В штаны засунул руку, там висят

Одни лишь яйца, остального нету.
Вот с этим и живу я с той поры.
У всех друзей и внуки есть, и дети.
Я ж не имею и своей норы.

На теплотрассах сплю, сдаю бутылки.
И до сих пор один мне снится сон,
Как я тружусь всю ночь с девчонкой пылкой,
Меняя восемнадцатый гондон.

Прости, сынок, ласкай свою подружку,
Пусть радость принесет тебе она.
Смотрю, бог наградил хорошей пушкой,
Такой любой достанешь ты до дна."

Он закряхтел, пошёл тропинкой парка.
Я сунул девке, но стоял в глазах
Старик несчастный, стало его жалко.
Шепнул девчонке:" Посиди в кустах,

Сейчас вернусь." Нагнал дедулю быстро:
"Прости меня, что я тебя послал.
Пойдем лизнёшь, у ней там вроде чисто."
Отнекиваться дедушка не стал.

Девчонка же немного поломалась.
Я сунул ей в бюстгальтер петрафан
И вскоре голубки одни остались.
А я купил портвейн, налил в стакан

И выпил за всех наших ветеранов,
Пенсионеров бедных и бомжей.
И долго так сидел на лавке пьяный,
С брюк стряхивая дедушкиных вшей.