Перезвон в моей голове мог бы с лихвой заглушить все колокола на Святой горе на Пасху.

Я никак не мог толком очухаться, а меня всё трясли и трясли, и чей-то неебически отстойный и надоедливый голос всё повторял: «Давай, вставай уже, мать твою, не заставляй меня тебя тащить! Просыпайся, ублюдок, а то хуже будет! Я тебе богом клянусь! Вставай уже, блять! Давай, вставай!»
Потом меня дёрнули куда-то вверх, и следующее, что я помню, была мощная струя ледяной воды, хлынувшая на мою макушку, а потом вниз по лицу, шее, животу, спине. Яйца сжались от холода, и я, наконец, проснулся.
Я стоял в ванне, в футболке и трусах, Лихой крепко держал меня за плечи, а один из его подручных поливал из душа.
– Отпусти, - сказал я.
Вернее, это я хотел так сказать, но моё пересохшее горло смогло выдать только какое-то кошачье «пси!». Я дёрнулся, попытался вырваться, но Лихой потому и служил у папеньки начальником охраны, что его клешни были самыми крупными и крепкими на всём полуострове от Афин до ёбаной венгерской границы.
– Ну что, пришёл в себя?! - рыкнул Лихой. - Стоять можешь?
Я кивнул, он разжал хватку, и меня тут же повело в сторону, я грохнулся башкой о кафельную плитку на стене над ванной и отключился.

В голове снова шумело и стучало. Щёки горели, а всё тот же голос ревел, как с небес: «Будь моя воля, я бы его уже давно прикопал где-нибудь в лесу к херам собачьим!!! Да ты проснёшься сегодня, блять, или как?!!»
Я разлепил веки. Лихой хлестал меня лапищей по щекам, а моя несчастная башка болталась из стороны в сторону, как китайский болванчик на ураганном ветру.
– Воды, - прохрипел я.
– Ещё воды? Мало тебе?! - вокруг заржали, и в висках зазвенело так, словно по ним въебенили двумя кувалдами одновременно.
– Н-на тебе воды! - Лихой плеснул мне в лицо из стакана. Кожу обожгло, но на удивление, мне стало легче, и я попытался подняться на ноги.
– Ещё раз мне врежешь - вылетишь с работы, - мрачно просипел я, ощупывая челюсть.
– Иди нахуй, - рыкнул Лихой, вытащил из кармана пиджака армейскую фляжку, открутил крышку, плеснул туда что-то и протянул мне. - Пей.
Я приподнял бровь, взял крышку, понюхал – водка – и залпом выпил. Рот привычно обожгло, я рыгнул и проснулся окончательно.
– Собирайся, отец ждёт, - Лихой посмотрел на часы на руке. - Я обещал доставить тебя ещё полчаса назад.
– Плесни-ка ещё, - я вернул ему крышку от фляжки. Лихой хмыкнул и наполнил крышку до краёв.

Я прошлёпал в комнату, натянул джинсы прямо на мокрые трусы, пошарил ногами под кроватью, нашёл мокасины, огляделся, взял со стола сигаретную пачку, вытряхнул оттуда сигарету и зажигалку, жадно закурил. В голове снова помутнело.
– На какой машине едем?
– Ты не поверишь, - хмыкнул Лихой, - но папа прислал за тобой целый лимузин.
– Тогда поедем с открытым окном.
– Нельзя, - строго отчеканил один из охранников. - По регламенту безопасности не положено.
– Тогда сам потом будешь отмывать салон, солдатня. Я в лимузине всегда блюю. Даже когда трезвый.
– А ты бываешь трезвый?! - Лихой изобразил на лице самое искреннее изумление, а его бритые дружки опять заржали.

* * *

Вся та часть моей милой семейки, которая по какой-то неведомой причине считала себя вменяемой, просто обожала роскошь и показуху, поэтому при первой же возможности папенька отгрохал на центровой улице небоскрёб из стекла и бетона и запихал туда офисы тех фирм, которые принадлежали ему напрямую.
Главный офис, разумеется, занимал два верхних этажа, и это было единственное, что мне нравилось в этом мавзолее – с крыши открывался охуенный вид на город. Ну и тёлки, которых я приводил туда время от времени, были готовы на всё уже от одной только мысли, что их будут драть на балконе настояшего пентхауза прямо под открытым небом.
И ещё, в середине лета, когда эту часть Балкан накрывало лютым пеклом, папенька приказывал снять со всех окон главного офиса стёкла и поставить вместо них противомоскитные сетки, поэтому внутри никогда не бывало жарко.

Папенька сидел в широком обитом яловой кожей кресле, подставив лицо под сквозняк и прикрыв от удовольствия глаза. Сколько себя помню, меня всегда бесила эта его привычка делать вид, что он не замечает стоящего перед ним человека, и заставлять посетителя переминаться с ноги на ногу в ожидании, пока Сам Босс соблаговолит обратить на него своё божественное внимание.
Со мной такие штуки давно не работали, поэтому я с ходу, бесцеремонно и шумно, шлёпнулся жопой в кресло, стоявшее по другую сторону его необъятного рабочего стола.
Папенька открыл глаза и покосился на меня, не меняя положения головы.
– Прибыл, наконец-то. Я уж думал, не послать ли за тобой наряд жандармерии.
– И тебе доброго утречка.
– Три часа дня на часах, побойся бога, сыне.
– Кому и полдень - утро.
Он шумно выдохнул и, развернув кресло, наконец, оказался со мной лицом к лицу. Наклонился вперёд, положил руки на столешницу, сцепил пальцы в замок – верный знак того, что сейчас мне в очередной раз прилетит пизды.
– Сыне, скажи мне честно, сколько ещё это будет продолжаться? - он посмотрел на меня в упор.
– Что именно?
– То, что ты вытворяешь по ночам, когда шляешься по городу.
– Не понимаю, о чём ты, - я подкатил кресло поближе к столу, дотянулся до стоявшего на нём подноса с кофе, взял себе одну чашку, отхлебнул.
– Всё ты понимаешь, - папенька говорил вкрадчивым, елейно тихим голосом. Теперь я был уверен на все двести, что через минуту он сорвётся на крик.
– Прости, но я действительно не понимаю.
– Окей, - протянул он и развернул стоявший перед ним ноутбук монитором ко мне. - Давай немного проясним.
Он стукнул пальцем по клавише и на мониторе появилось вертикальное изображение – снимали явно на мобильник.

Это было видео из клуба, но убейте меня, я не мог понять, из какого именно. Под потолком бешено крутился стробоскоп, яркими лучами выхватывая из толпы на танцполе то голые сиськи девицы в задравшейся майке, то явно укуренного в дым чувака, который пытался изображать какой-то ебанутый верхний брейк. Звука на видео не было, но я почувствовал, как подёргиваю шеей в ритм. В висках снова загудело, к горлу подкатило, и я быстро опрокинул в себя остатки кофе прямо с гущей, чтобы не блевануть на папенькин стол, сделанный на заказ из какого-то дохрена дорогого восточного дуба.
Толпа на видео продолжала дёргаться, свет несколько раз упал на какого-то уёбка, который сначала что-то закинул в рот – скорее всего, «колесо», – а в следующий момент закурил, и я точно знал, что это была не сигарета.
Потому что это, блять, был я, а я по ночам табак не курю.
Через минуту сквозь толпу уже протискивались два членососа метра под два ростом с бейджиками на пиджаках. Один схватил меня за руку, второй выбил из моих зубов косяк, наклонился и что-то проорал мне в ухо. В ответ я показал ему средний палец и следом потянулся в карман джинсов.
Секьюрити, наверное, думали, что я достану ещё один косяк, но нет. Я вытащил свой любимый пистолет, задрал руку над головой и нажал на курок. Толпа дрогнула, луч света выхватил девицу с разинутым от ужаса ртом – этот ваш Мунк удавился бы на месте от зависти, если б такое увидел. Один из охранников попытался схватить меня за поднятую руку, но я увернулся, опустил пистолет и снова нажал на курок. Шкаф в костюмчике дёрнулся и схватился за бок где-то около печени. Второй охранник протянул ко мне руки, явно целясь в мою шею. Я покачнулся, развернулся всем корпусом и шмальнул из пистолета куда-то в сторону, поверх голов. Объектив камеры метнулся в ту же сторону, и я увидел небольшой балкончик над танцполом – там стояло несколько столиков, которые обычно бронировали всякие набриолиненные мажоры, чтобы, понимаешь, чинно сидеть, потягивать дорогие коктейли и подрачивать друг другу через карман, типа презрительно посматривая на гопоту внизу. У одного из столиков сгрудилось несколько человек, кто-то тыкал пальцами в зал, кого-то выносили на руках в холл. Ещё двое из охраны клуба перелезали через парапет, явно направляясь по мою душу.
Камера снова повернулась в сторону танцпола, там уже было почти пусто. Несколько девиц сидели, прижавшись спинами к стенке стойки диджея, обдолбанный чувак продолжал изображать брейк, хотя, скорее всего, музыку уже вырубили. Ещё два утырка покачивались на месте и тупо озирались по сторонам. Я стоял у края площадки, спокойно курил и пялился на зеркальный шар, висевший под потолком.
Охране клуба до меня добраться не дали – с теми двумя громилами, что спрыгнули с балкончика, уже разговаривал ешё один, одетый в костюм, который стоил раза в два дороже, чем вся эта забегаловка. Папенька ценил понт, поэтому его охрана всегда была одета с иголочки.

– Знаешь, кого вынесли из-за того столика? - папенька развернул ноутбук к себе и захлопнул крышку. - Это некий Далибор. Свои зовут его «Дако». И угадай, почему вторая по величине сеть продуктовых в стране тоже называется «Дако».
– Если он из наших, то мне глубоко похуй, - я вытащил из заднего кармана джинсов помятую сигаретную пачку, закурил и потянулся за второй чашкой кофе.
Папенька опустил свою руку на мою, а другой рукой отодвинул поднос подальше.
– Нет, он не из наших. Но у меня доля в его бизнесе. И я сейчас говорю не про магазины со жратвой. Они - капля в море, один процент от всего дохода. Со мной у него дела посерьёзнее.
– Ну, прости.
– «Прости»?.. «Прости»?!! - папенька подпрыгнул в кресле. - Ёб твою мать, ты что, реально не понимаешь, что натворил?!! - Он выскочил из-за стола и заметался по кабинету. - Сколько раз я тебе говорил, сколько раз предупреждал, просил, блять, по-человечески сколько раз, ну, не таскай ты с собой эту пукалку!!! Ты понимаешь, что мы тут не шутки шутим?!! Ты понимаешь, что это всё, - он театральным жестом обвёл вокруг себя рукой, - вот это всё, это серьёзный бизнес?!!
– Блять, ну, хочешь, я выкуплю твою долю в этом его бизнесе? И клуб этот выкуплю.
– А на чьи деньги ты это всё собрался выкупать, позволь тебя спросить?! - папенька наклонился над креслом, упёрся кулаками в подлокотники, придвинулся лицом к моему лицу. - Ты хоть грёбаную копейку за свою жизнь сам заработал?!! Хуй-то там!!! Ты сидишь на моей шее, и то только потому, что твоя мать в тебе души не чает. Если бы не она, ты давно бы чалился где подальше, как два твоих старших братца!
– Ну, займу у Анте, делов-то.
– Анте, в отличие от тебя, умный парень. Если я прикажу, он тебе гроша ломаного не займёт, - папенька выпрямился, одёрнул пиджак, шумно выдохнул и заговорил обычным спокойным голосом. - Короче, Эрос, я тебя в последний раз прошу: завязывай. Не возьмёшься за ум - сошлю в ебеня.
Я демонстативно ткнул окурком в чашку из-под кофе, поднялся из кресла, театрально поклонился и молча направился к двери.
– И исправь ситуацию с Далибором. Ты знаешь, о чём я, - бросил папенька мне в спину.
Я остановился у двери, не оборачиваясь кивнул и вышел в коридор.