Этот сайт сделан для настоящих падонков.
Те, кому не нравяцца слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй.
Остальные пруцца!

Франциск1946 :: Неапольский врач. Глава 5
Рассказ психа

– Кот? - спросил негр, – Кого он имеет в виду? Не припомню человека с таким именем в его окружении. А ты, Кирюша?
– Не знаю. В ту ночь я вырвался из сети и по плечам буйных добрался до кромки стены. Я, как и все, бросился бежать сломя голову, но вдруг заметил неподвижное тело возле кустарника. Это был Бенони. Глаза его были плотно закрыты, руки обхватили голову. Он не подавал признаков жизни, но я занёс его на 5 этаж какого-то дома и положил возле окошечка. Вскоре появился слабый пульс, а затем он пришёл в себя. Неделю он молчал и отлёживался. А затем произнёс: «- Это кот».
– Его осматривал психиатр?
– Нет.
– А надо бы, – сказал Пепс и встал, опираясь на клюшку.
Он обратился к Бенони и сказал:
– Я твой друг. Я – Пепс.

Тем временем Жопкин продолжал следствие об убитых немцах, а Жеглов об убийстве дураков. Дело состояло в том, что в ту самую ночь, 10 июня из пяти убитых дураков четверо было застрелено из одного оружия. Этот ствол не был обнаружен. Убийца четырёх дураков, скорее всего, был или ментом или дураком. Обыск и тех и других ничего не дал. Обыск местности тоже ничего не дал. Жеглов занялся детальной разработкой происшествия: четверо или пятеро восставших, завязав шести заложникам глаза и прикрываясь ими, бросились из здания Томашево к железным воротам. Милиция открыла стрельбу. По ним в тыл ударила ещё одна группа дураков. Начался всеобщий хаос, после упорядочения которого четверо дураков, прорывавшихся к воротам были найдены убитыми одинаковыми пулями. Три перед воротами и один, который успел перелезть (он убит выстрелом в спину). Шесть заложников, сразу услышав выстрелы, залегли и никто из них не пострадал.
После двухдневного раздумья Глеб пришёл к выводу, что убийство дураков – дело рук одного из дураков, сведение личных счётов. Следовательно, убийца до ночи 10 июня находился в Томашево, а затем ускользнул на свободу. На этом и решил Жеглов обосновать расследование. Своим консультантом он выбрал главного санитара.
– Скажите, санитар, сколько заключённых убежало 10 июня?
Громила санитар молитвенно воздел глаза к потолку и подумав ответил:
– Десять человек, господин генерал.
– Напишите список. В каких палатах они жили и сравните с палатами, в которых жили убитые, – на такое коварство был способен только Жеглов.
Он обратился к главному санитару:
– Кого вы подозреваете? Вы ведь были в заложниках.
– Я подозреваю Моно. Этот отъявленный негодяй. Его никогда не любили в палате. Он всех критиковал, писал доносы.
– Ясно! – крикнул Жеглов, – Он жил в палате с кем-то из убитых?
– Да.
– Дайте мне его портрет. Мы объявим розыск. Он возможный убийца!
Фотографии Моно были развешаны на улицах.

Моно заметил свою фотографию на углу «Булочной» и злорадно ухмыльнулся. Но когда он почёл текст под ней, улыбка немедленно исчезла с его лица. Он прижал сумку с хлебом к животу и бросился бежать. Путь его лежал через разрытые канавы и траншеи, заполненные канализационной водой. Вот и знакомая пятиэтажка. Знакомый пятый этаж, квартира 42. Здесь жил его друг Арнольд Педалькин. Моно позвонил озираясь по сторонам.
– Кого ещё принесло, – раздался скрипучий голос, как будто щёткой тёрли об унитаз.
– Я-я. Моно. Открой, Арнольдушка.
– Для чего ещё, – бормотал Педалькин, впуская Моно.
Жены дома не было. Он спокойно отнёсся к заявлению Моно, что он останется здесь на неопределённое время.
– Есть будешь в туалете, – сказал Арнольд Педалькин.
Это поразило Моно.
– Что там есть?
Педалькин счёл нужным рассказать трагическую историю своей семьи.
– В начале супружеской жизни мы завели обычай – каждый мыть свою посуду. И всю её разделили между собой. Но в припадке психоза я разбил всю посуду своей жены, а она мою. Очень я разозлился, что она не давала мне денег на водку. Все кастрюли гвоздём проткнул. Еду варить не в чем, едим один хлеб и водой из крана запиваем, – Педалькин вздохнул.
– Так помиритесь и купите новую посуду!
– Пробовали, но как вспомню, как она мне денег не давала, сразу всю переколочу и спокойнее на душе.
Моно зашёл в туалет. Откусил от буханки огромный кусок и запил из крана.
– Хорошо! – сказал Моно, блаженно рассевшись на унитазе.
Вдруг он заметил что-то блестевшее под ванной. Это явно была кастрюля.
– Ты смотри-ка! – сказал Моно, выдвигая кастрюлю.
В ней были сложены тарелки. Моно почувствовал на себе чей-то взгляд.
– Ах, сука, – прохрипел Арнольд, врываясь в туалет и схватив кастрюлю.
Некоторое время он смотрел не неё, возбуждая в себе злобу и слышалось лишь тяжёлое дыхание, а затем с перекошенным лицом, издав ужасный крик, пробежал в зал и швырнул кастрюлю об пол. Его нечеловеческие усилия достигли цели – кастрюля треснула.

Внизу жил Жеглов. Он редко приходил домой и ни как не мог сообразить, отчего от потолка осыпалась штукатурка. Её огромные куски покрывали всю квартиру. В этот раз он наконец проник в эту загадку. Потолок треснул, лопнули провода, сдерживавшие на потолке хрустальную люстру и она нахлобучилась на голову Жеглову. Жопкин, присутствовавший в комнате, ойкнул.
– Чёртов сосед! – сказал Жеглов, – Сходи обругай его, Жопкин.
(c) udaff.com    источник: http://udaff.com/read/creo/139479.html