Моя первая работа случилась еще в институте. Стоял голодный девяносто восьмой, и мы всем этажом дожирали остатки тухлой солонины, вываривая её по четыре часа в заплеванной кухне общежития. Вонь стояла лихая и трупная, и за банку нормальной тушенки каждая будущая учительница русского языка и литературы могла уже, кажется, отдаться кому попало. Пельменей еще попросить со слоном. Шоколадку. И сигарет пару блоков.

Одна из нас тогда устроилась в караоке-бар: единственное подобное заведение на весь город. Местные там не харчевались – на какие деньги? Зато каждую субботу северным ветром туда приносило крепких парней из города-героя Сургут. Они приезжали в специализированный колледж напротив – то ли на повышение квалификации, то ли на понижение социальной ответственности. Богатые гости, невиданные. Их командировочные, северные и суточные могли покрыть потребности пяти этажей нашего общежития в водке, икре и ананасах. Но бы бы тушенкой брали, конечно.

К десяти вечера мы со Светкой приходили в бар к той подруге и усаживались за стойку с "Буратиной", имитирующим шампанское. Светка – в белом блузоне с треугольным кружевным воротничком. Я – в ангорковом джемпере дивного фиолетового цвета и коричневой юбке-резинке. Красивые, злые, голодные.

Северные вваливались уже пьяными и заказывали петь. Хитами были "Человек в телогрейке или просто ЗКа", "Третье сентября" и, почему-то, "Как молоды мы были" Градского. Парни пели из рук вон плохо, мы со Светкой – как гибрид русалки и Хворостовского. Бизнес-стратегия была простая и понятная: мы им вокал, они нам – колбасу. Но план не сработал ни разу. Мужики угощали исключительно водкой и томно заглядывали в глаза, уточняя, а правда ли, что Иваново – город невест. Правда, правда. Бутерброд бы – и можем мендельсона из бутылки выдуть.

Через неделю неоплачиваемого вокала Светка отчаялась и припёрла газету с вакансией. Там требовались курьеры на доставку. Платили баснословно – не иначе как бандитов на кладбища доставлять. Мы стрельнули у соседок каблуки и пошли устраиваться. Фирма оказалась солидная – тогда как раз зарождались все эти магазины по распространению дефицита. Нам досталось впаривать китайские утюги американского производства с таможенного склада где-то под Магаданом. Жуткие, пластмассовые, ломающиеся еще в руках. Втридорога, разумеется. С элементами бытового НЛП и цыганскими фокусами из рукава.

На работу нас везли в микроавтобусе с тонированными стеклами. Парковались в частном секторе и буквально в болотах, чтобы не попасться на глаза бандитам или ментам. Каждой выдавался список адресов. Частный сектор жил тогда богаче города – там всё и начиналось.

Я шагнула в избу какой-то зажиточной бабки с курями и коровой, мастерски задвинула ей свой первый утюг и села на табурет дожидаться, пока бабка достанет деньги из наволочек. Голод во мне боролся с омерзением и я зачем-то представляла, что это моя собственная бабка. Слышали про контракты с совестью? На столе высилась стопка подсохших блинов. И чайник стоял красный, в горошек. Я сказала себе, что моя бабка точно предложила бы мне чаю с блинами. А раз закрысила, стало быть, чужая это бабка, китайская.

На второй день нам выдали какие-то волшебные тренажеры от остеохандроза, сделанные из полой палки, круглой шайбы и двух пальчиковых батареек. Нужно было врать, что палки из циркония, шайба из серебра, а батарейки служат 80 лет. И излучают лунные вибрации. И окроплены святой водой из Иерусалима. Деталей я не помню – но врать нужно было до смешного нагло. Мы рассредоточились по району. Я пнула чью-то калитку и на меня уставились два пронзительно синих глаза.

– Игорь Денисович? – охнула я и повисла на плетне, как дохлая хризопелия.

Игорь Денисович преподавал у нас ту часть русской литературы, от которой слабому человеку пунцово и стыдно. В ней в крайнем случае мочили старушек топором, но уж никак не впаривали те топоры старушкам по спекулятивной цене.

– Чего у тебя? – спросил моральный ориентир. Я спрятала циркониевый вибратор за спину.
– Ничего – говорю. Заблудилась.
– Ну, заходи, раз заблудилась. Чай будешь? Мать блинов испекла.
– Да нет – говорю. Ждут меня. Извините. Спасибо вам.

И пошла увольняться, пообещав себе больше никогда не связываться с постсоветской торговлей. А у Светки хорошо дело пошло. Она через месяц инструктором стала, а потом лидером подразделения, или как там эти секты себя именовали. Однажды сидим с соседками на подоконнике, "Новость" курим – а она с работы идет с блоком "Мальборо" подмышкой. Всем по пачке дала, не зажопила. И водки потом купила дорогущей - "Боцман", "Полтинник". И пельмени пожарила на всех. Скотство, конечно, так неэкономно расходовать продукт. С них же бульона еще можно было две кастрюли на суп получить. Но что-то ей подсказало жарить. Может, Достоевский. Филфак, все-таки. Душа нараспашку. Нежная, чувствующая. Рефлексирующая.