Дело было белым днём и плевать на него, а мы с Хамзой зашли в аптеку и затарились лосьонами. Он перцовым, я медовым и еще одним - на кедровых шишках. Мы уединились в деревцах по соседству с аптекой, рядом с безногим бородатым бомжем, который периодически жил в кустах на матрасе, но иногда неожиданно исчезал, как какой-нибудь Лев Толстой. Но сейчас бомж тихо сидел на травке и покачивался, не слабо при этом попахивая. Мы отдали ему кедровошишечный, чтобы он не подполз к нам и не стал канючить. Это, знаете ли, было зрелище из разряда сокрушающих. Но не для всех, не для всех. Вот, к примеру, моему трехлетнему сыну очень нравилось, как бедолага перемещался на культях от кустов к аптеке и обратно. Он находил это забавным и указывал пальчиком, а мне было западло корректировать его эстетические приоритеты.
Мы вскрыли пузырьки и сделали по глотку. Лицо Хамзы стало враз умиротворившимся и бессмысленным, один в один как у меня.
- Хамза, - спросил я, - тебе никогда не приходило в голову использовать эти лосьоны по назначению?
- Я и использую, - ответил он и отпил ещё.
Я последовал его примеру. Безногий на матрасе тоже зеркалил. Чем не светский раут?
- Рахман, - спросил Хамза чуть позже, закуривая сигарету, - ты еще высираешь в интернетах?
- Нет, бросил. Из-за отвращения, - ответил я.
- Правильно сделал, - сказал он, - но тут такое дело - у моей сестры есть одинокий сосед-шизоид. Его зовут Василий и он полжизни провел в закрытых психушках, потому что однажды в молодости выстрелил особисту в башку из ракетницы.
- Прикольно, - заметил я.
- Да, - продолжил Хамза, - он вчера обратился ко мне с просьбой подыскать человека, который возьмется отредактировать его мемуары.
- Мемуары? - переспросил я.
- Ну да, толстенная рукопись. Возьмешься? Он платит за труды.
- А откуда у него деньги?
- Накопил. У него приличная пенсия по инвалидности.
- То есть, ты хочешь сказать, что он подстрелил гебиста и теперь государство башляет ему?
- Ага.
- Умеют же люди устраиваться, - сказал я.
Потом немножко подумал и отбросил пустой пузырек в сторону.
- А давай, - сказал я.
Назначили встречу на следующий день, на многолюдной улице, возле какого-то магазина мод. Мы с Хамзой прибыли заблаговременно и теперь стояли у входа. Мимо сновали люди, лица которых очень скоро слились для меня в одно мутное пятно.
- Вот он идет, - сказал Хамза.
К нам приближался пузатый дядечка со школьным портфелем в руках. Хамза шагнул вперед, но дядечка, не обращая никакого внимания на протянутую руку, прошел мимо и свернул за угол. Мы переглянулись. Я не знал, что и думать. Впрочем, это моё обычное состояние.
Через несколько минут дядечка появился с другой стороны здания и направился к нам. Он подошел, внимательно посмотрел на Хамзу и ещё внимательнее на меня. Потом достал из штанов телефон, разобрал его и вытащил батарейку.
- Чекисты щекотЯтся, - сказал он.
Это многое объясняло. Я подумал, что пора начинать работать с клиентом и повторил его манипуляции с телефоном.
- Василий, - сказал Хамза, - ты просил найти человека и он перед тобой - лучший сетевой писатель.
"Вот ублюдок", - подумал я и почувствовал, что наливаюсь краской.
- А ты какой литинститут заканчивал? - обратился ко мне Василий.
- Кхе-кхе-кхе, - закашлялся Хамза.
- Я заканчивал ПТУ номер одиннадцать, - ответил я, - по классу штукатур-маляр.
- Ну и нормально, - обрадовался Василий, - я работяг люблю. Нет, нормально, нормально.
И лед, как говорится, недоверия, был сломлен.
Домой я попал поздно вечером - пьяный, с половиной от довольно скромного аванса от Василия и толстой рукописью в рюкзаке.
Я устроился на кухне и принялся её листать. И вскоре убедился, что эти воспоминания суть одна сплошная, безнадежная и графоманская жалоба на спецслужбы вообще и весь белый свет в частности. Начиная со школьной скамьи чекисты играли существенную роль в судьбе Василия, в основном в виде провокаций и подлянок. Причем перед каждым мало-мальски значимым событием в его жизни появлялась ЧЕРНАЯ ТОНИРОВАННАЯ "ВОЛГА". Проезжала мимо, либо сигналила под окном, либо следила из темной подворотни. Короче, это был хрестоматийный пример бреда преследования, из разряда скучных и малоинтересных, хотя на двести двадцатой странице я заметил обращение к "уважаемому читателю". Как и всякий графоман, Василий был большим оптимистом.
Я отложил рукопись и пошел спать. Я лег рядом с уже спящей женой и принялся смотреть в темноту. Лежал и сдерживался. Изо всех сдерживался. Затем перестал сдерживаться и громко произнёс "ЧЕКИСТЫ ЩЕКОТЯТСЯ!" И почувствовал, как рядом вздрогнула жена.
А на следующий день я обнаружил слежку.
продолжение следует