Ни семьи, ни друзей, ни работы –
Он один в этом мире как перст,
Ничего, кроме порванной жопы
На мальтийский зазубренный крест.

Не судилось ему, не сложилось,
Жизнь паскудна, низка и пуста –
Только тлен, только пыль, только гнилость,
Ничего – кроме рванного рта.

А ведь раньше бывало, когда-то,
Он востребован был и у дел,
К нему в гости ходили ребята,
И пред ними он жопой вертел.

А любить – не любили. Едва ли.
Просто свой мужеложеский пыл
На его спелой жопе срывали,
Потому что – он это любил.

Он корячился, выл, извивался,
Он был толстого хуя вассал,
Депутат двадцать первого пальца,
Он облизывал, нюхал, сосал.

А теперь – ничего не осталось,
Он совсем превратился в скота,
Незаметно подъехала старость,
И уже – гробовая черта.

Он умрет – и его похоронят
В целлофановом грязном мешке,
Не заплачет никто, не застонет
О его нежнотолстой кишке.

На его безымянной могиле
Однозначно не будет цветов.
Все, кто трахал его – позабыли –
Одиноко гниющий остОв.

На могилу его, для потехи,
Кто сблюет, а кто сплюнет не раз,
Ведь в земле этой нет человека,
Тут всего лишь лежит – пидорас!