Вот всё-таки не могу я назвать французов людьми духовными в достаточной, в полной степени.
Нету в них понятия. Нету широты. Одно слово — Европка. Теснота да сквалыжничество сплошное.

Нет бы сесть, чинно, благородно, на кухонке. Водчёнки откупорить не самой низкой ценовой категории. Рубчиков по пятьсот за поллитру, а то и все пятьсотпятьдесят! Закусочку организовать душевную, располагающую к обстоятельному, солидному питию. Ну капустку там маслицем да лучком приправить солёную. Килечку в томатном соусе к отварной картошечке подать, пельмешки опять же. По богатому чтобы, без скупости вот этой вот. Один раз ведь живём!

После первой — не закусывать, после третьей — покурить толпой на балкон выйти, ну или в санузел, если балкон тесноват и не остеклён. Зима ведь как-никак. Свежо. Сигарет, по случаю, взять особых, вкусных. Угощать незадачливых сотрапезников щедро, не из кармана по одной вытаскивая, мня и корёжа их тем самым безбожно, а вольно и открыто протягивать открытую пачку, ощеренную готовыми кинуться в руки новенькими фильтрами.

А там уже, поснимав внезапно ставшие тесными и жаркими свитерки, порозовев, залоснившись и смело рассупонив верхние пуговицы фланелевых рубашек завести неспешную, рассудительную беседу и говорить, назидательно подымая вверх густо пахнущий селёдочкой указательный палец: Бо-на-пар-та! Бонапарта нам надо! Вот при Бонапарте был порядок! Он их вот где держал, шаромыжников! Такую им селяви показывал — пикнуть боялись, сильвупле тебе в жонеманж! Не хватает нам сейчас его,конечно, очень. Уж он бы разобрался. Враз навёл порядок!

И, конечно, нашёлся бы обязательно какой-нибудь очкарик и начал бы гундосить, что ещё Шарль Перо в своих мемуарах писал, какие ужасы при этом вашем Бонапарте творились! И что при Людовике то вот да, а при Бонапарте уже не то совсем, вообще вот прямо нет. Людовик то он дело говорил, а Бонапарт слова его извратил и учинил форменное безобразие!
Но на него быстро все зашикают и даже пнут разок-другой беззлобно, вроде как играючись. И вновь покатится приятный разговор дальше, вспомнят люди былое, приятное, с доброй улыбкой и, разудало крякнув, выпьют и закусят вновь и вновь.

А эти что? Разворотили весь Париж и рады. Тьфу блин! Смотреть противно!