Мозг с алкоголем намешанной памяти
Рябью подёрнут дрожит на волне.
Воспоминанья все эти остались мне
Воем и эхом в моём пьяном сне…

Свет грязных шариков под потолком режет глаза сквозь закрытые веки, вопль дневального, скрип кроватей, топот духов и зимняя тьма за стёклами казармы. Я просыпаюсь дома. Этот сон будит меня лучше любого будильника и яркие плафоны из 80х ещё какое-то время тенями тают под моим потолком. Свет бра и звук новостей разгоняют одиночество, холодный душ заставляет забыть о сне, а холостяцкий завтрак даст возможность до вечера не думать о еде. Не думать о работе не получается ни у кого. Мысли о любимой работе, приносящей достаточное количество денег, посещают людей счастливых. Бедным трудоголикам, работающих за гроши, но с удовольствием, они позволяют, несмотря на убогость быта, забыть о слове "неудачник" и тихонько гордиться собой. Людям ленивым свойственно, скорее, вспоминать о служебных обязанностях перед дверью офиса и забывать о них часа за два до достижения стрелками часов заветного положения на циферблате. Исключением для любого из представителей этих классов работников является работа новая. Новое место, новые коллеги. Иногда и новые города. Прав был Электроник, утверждая, что учиться это самое интересное…

Звёзды яркие, как в лесу. Глубокое небо морозного утра, чёрное и очень глубокое. Под ногами мёрзлый грунт, снег в этом году так и не выпал. Темнота. Без фонарика можно легко покалечиться, скатившись в канаву. Агрогородок - слово, которым маскируют вымирающие деревни. Закрывшийся за ненадобностью двухэтажный детский сад, старое здание школы, расположенной прямо через гравийку от кладбища, стены недостроенной новой школы без крыши, с которыми работают дождь, ветер и не менее неутомимые колхозники, охочие до бесплатных кирпичиков. Ну и Врачебная амбулатория - самое убогое отделение ЦРБ (Центральной районной больницы). После несколькомиллионного города три сарайчика и туалет-скворечник выглядят чем угодно, только не лечебным заведением. Температура внутри на градусов пять выше внешней. Печь только затопили. Истопник, он же водитель буханки и дворник для приличия помахивает жёстким огрызком метлы.

Утро это очередь. Несколько трудоспособных сидят вместе со старушками и мамашами с разновозрастными чадами. Они явно промучались с кашлем и температурой ночь и пришли за больничным: молодой организм за несколько дней и выходные победит злой вирус. С ними просто - строчек сорок в амбулаторную карту, записи в трёх журналах и стандартные рекомендации. Старушки, если и жалуются на боли везде, где можно показать рукой, ответов на вопросы и выздоровления не ждут. Им нужны рецепты на бесплатные таблетки местного производства. Мало кто из них принимает лекарства, но все аккуратно получают их и складывают в шуфлядки, коробки из-под обуви и разношёрстные мешки, в чём я неоднократно убеждался при посещении их изб. В очереди практически никогда не бывает дедков. Не живут мужчины долго и счастливо после выхода на пенсию. Их выход - прямо напротив школы...
Первой в кабинет вошла в меру упитанная, не по-деревенски ухоженная и приличнопахнущая женщина, лицо которой не было искажено гримасой боли, да и следов болезни и вырождения на себе не несло.
Здравствуйте. - сказала она, не садясь на шаткий стул. - Мне нужен больничный.
Раздевайтесь, берите термометр. Или, если кашель есть, раздевайтесь, по бронхиту дам… - Я вздохнул и заметил, как хитро давит улыбку медсестра.
Это не мне. Мужу.
Огромное желание повторить фразу министра-администратора из “Обыкновенного чуда” “А кто ваш муж? - Волшебник” я подавил с трудом. Объясняя ей порядок проведения экспертизы нетрудоспособности я всё чаще косился на лисью морду медсестры. Наконец, она выдавила: “Я оставлю чистый бланк, а вы решайте”. И я решил спросить прямо.

А кто у вас муж?
Директор местного спиртзавода...

Это было главное местное градообразующее предприятие. Гордость района. Директор, несомненно, представитель партхозактива страдал извечными русскими недугами: дипсоманией и жестокой хронической абстиненцией со всеми вытекающими осложнениями.

Пусть приходит завтра. Грех не помочь хорошему человеку. До свидания!

Женщина ушла. Серая змея очереди медленно протягивала своё ленивое тело через кабинет, жалобы неизменно чередовались с обменом хозяйственно-бытовыми проблемами с медсестрой. Больные надышали несколько лишних градусов и помещение вполне стало подходить по климату для врачебного приёма. К полудню, последний больной покинул полумрак коридора и я, пользуясь обеденным перерывом, отправился на телефонную станцию. За неполный месяц работы мне надоело бегать к телефону в соседний сарай…

Отдельно следует, наверное, уделить внимание мебелировке помещения, где мне приходилось проводить большую половину рабочего дня. Пеналлообразная комнатка позволяла лишь боком протиснуться через щель между потёртым письменным столом и кушеткой, количество слоёв краски на которой, не требуя радиоуглеродного анализа датировало его периодом расцвета сталинских репрессий. Мой стул имел седалище, обтянутое дерюжкой, на которой, судя по засаленности, до меня восседала свинья с недержанием стула. Ноги стула держались… Да не держались они. Я держал их, как эквилибрист из бродячего цирка. Стул помещался аккурат между раковиной и шкафом, заполненным рядами папок, содержавших, наверное, документы давно минувших дней, отчёты старины глубокой. Напротив, у входа теснился шкаф, дверцы корого удерживал от спонтанного открывания металлический кованый крюк, толщиной с палец… Ночевал в нём мой белый халат, а дни проводила куртка на рыбьем китайском пуху.
После удачного разговора с начальником районной телефонии я пристроился на кушетке и проверил новостные сайты, почту и скайп. Стало совсем тепло, печь к вечеру отдала воздуху свои килокалории. Дверь открылась неожиданно, без стука вошла регистратор и провопила: ”Замглавного по населению едет!” Ну что ж, раз едет после обеда, значит большой беды от неё не будет. Надев халат я занял место и раскрыл пару амбулаторгых карт, подстелив под них журнал приёма.
Женщина была той степени молодости, когда перестают искать первые морщинки и начинают выбирать расстояние, на котором они не будут слишком заметны собеседнику. Климакс ждал её если не за горами, то за речкой точно. Пропуская начальницу по жалобам народа на своё место, я оценил вид сзади и пришёл к выводу, что фемина вполне ещё даже фертильна. Усевшись, она попросила какие-то карточки и, получив желаемое, занялась их изучением, раскачиваясь на моём шатком стуле. Момент, когда она оказалась на полу, вернее на обломках стула, да ещё и хорошо приложившись причёской об раковину, я помню хорошо. Пик жизни. Moment of Glory...
Как же вы тут работаете?!! - держась за мою руку и угловато вставая спросила она
Вашими молитвами и под руководством. - Хотелось поржать. Привычка смеяться над деревенскими осталась с детства. - Вам чай с коньяком?


Считаные дни до нового года, зимнее солнцестояние и ёлка, которую я вкопал возле крыльца создавали то настроение, когда хочется похлёбывая из горлышка “Буджак” или “Три семёрочки” вспоминать детство. Смотреть со старой подругой на звёзды. Включить “July Morning” погромче и напиваться в одиночестве. Моя карта вин включала этим вечером лишь водку, друзья и подруги были либо далеко, либо очень далеко и в результате выбор мой пал на третий вариант времяпровождения. Алкоголь, как любой подлец, отнял у меня сначала чувство времени, затем равновесия и потом вовсе погрузил меня в нездоровое забытьё…

Сквозь толстый слой воды июльское солнце было таким же холодным, как вода огромного родникового озера. Если смотреть с палубы яхты дно казалось близким, только протяни руку. Ночью поднялся ветер и сдул с такелажа все мои шмотки, которые теперь украшали это самое дно. Впрочем, я знал, что глубина там не более восьми метров и, после полуминуты глубокого и частого дыхания, я верну свои шмотки, ибо другой одежды для возвращения в город у меня не было. Держа в зубах штаны и майки я грёб. Но солнце и граница воды не приближались, а постепенно становились потолком. Я просыпался.

На рабочем месте я был на минут сорок раньше рабочего времени. Встречу с местной ВИП-персоной лучше было провести без лишних глаз и ушей. Персона оказалась вполне интеллигентного вида сороколетним мужчиной в приличном костюме, который, пожав мне руку и представившись без отчества, что нехарактерно для села, поблагодарил за понимание, взял незакрытый листок нетрудоспособности и попросил быть дома в 18 часов. Минут через двадцать мне позвонила завотделом исполкома и, срываясь на крик, сообщила, что я дал больничный пьяному. Сделав соответствующую отметку о звонке в амбулаторной карте, я написал там, что видел пациента вчерась трезвым и очень, очень больным…

На своём участке заведующий амбулаторией на буханке является, кроме всего, ещё и врачём скорой помощи. Водитель, дворник и истопник вспоминает о том, что он по совместительсву ещё и санитар. Вызов поступил не по телефону, как это обычно бывает, человек прибежал. Во дворе местного магазина лежал мужчинка в грязном ватнике и кирзачах. Судя по позе он ночью пытался повторить подвиг Маресьева и с перебитыми ногами доползти до людей. Подмёрзшее, но живое тело, на которое обвалились какие-то тяжёлые ящики доставили травматологам. Надеюсь, они положили конец его мучениям.

Пятница, она традионно день пьяницы. Если пьяница употребляет хороший коньяк, а не палёную водяру - то день интеллигентного пьяницы. А коньяк, причём совсем неплохой на мой вкус, был приложен к трёхлитровой банке чистого зернового спирта. Всё бы ничего, если бы субботы не были для сельского доктора рабочими…

Я люблю праздники за то, что это повод выпить. Нет, не для меня. Я спокойно могу выпить и без повода, что и проделываю ежеднево. Просто не нравятся мне люди, которые считают нужным заметить: “среди недели?”, “с утра?” или “ещё рабочее время!” Поэтому я слежу за различными календарями. Песах, суккут, пурим, бармицва, введение, крещение, курбан и навруз байрамы я ценю не меньше, чем пасху и рождество с первомаем. Поработав когда-то в железнодорожной и ментовской медицине отмечаю их профессиональные праздники наравне с днём врача. Будучи яхтсменом, пью на день флота, а отдав даром Родине два года своей молодости считаю 23 февраля днём поминок по ним. Сегодня именно этот день. Под песню “домой, домой, пора домой!” я просматривал стопку чёрно белых разного формата фоток - сапоги, пилотки и лица. Настроение, под которое лучше всего пить спирт. Нет, не чистый, процентов 65-70. Запивать его горячим крепким и очень сладким чаем, закусывать сыром, шоколадом и гречневой кашей с тушёнкой и солёным огурцом. Сладкую обнубиляцию сменяет ступор и сопор. Сон. Вся жизнь - пьяный сон.

Не прошло и трёх дней, как я сдал физику, последний экзамен летней сессии первого курса. На столе в ленкомнате погоны, петлицы и звёздочка с пилоткой. На мне семейные трусы и майка с запахом карболки и лизола. Из разрешённых вещей в моей половине тумбочки - мыло, паста, щётка и станок. После нескольких бессонных ночей проводов глаза закрываются. Буквы СА расплываются и становятся этикеткой тёмного пива.

Контрактная система подразумевает возможность для нанимателя избавиться от неугодного и неудобного человека по окончании срока контракта. Для работника же это как приговор - от звонка до звонка. Тем более, если должность твоя весьма незавидная. Чем “агрогородок” отличается от посёлка? Названием? Не только! Врач в сельской местности имеет денег в полтора раза больше, чем в городе. Об этом я узнал, встретившись с коллегой из соседнего села. Оказывается, я работал в городе! Но, даже если бы мне предложили поработать там за тройную плату ещё несколько месяцев, я бы послал предлагальщика в пеший эротический тур. Проглотив стакан спирта в рабочее время я ехал на серой  с красными крестами “буханке” к главврачу за трудовой книжкой. Несколькими месяцами поздже я узнал, что вся администрация больницы ждёт суда в СИЗО. Они думали, что умеют жить.


SIROTA, 4.12.18.