В декабре стало вдруг холоднее,
Стало жить тяжелей воронью,
Потянулись из леса евреи
С воробьями к людскому жилью.

На карнизе сидят, греют спинки,
Во дворе всё пургой замело,
И носами, как клювом с горбинкой
Бьются с жалобным писком в стекло.

Вы ж мои дорогие, евреи!
Вас я видеть несказанно рад!
Накормлю вас мацой и согрею,
Потому что я добрый юнат.

Я пущу вас погреться немножко.
Улетите. Останусь один.
Не найду лишь серебряной ложки,
И в томате две банки сардин.