Принимали тихо — без мигалок и сопящих бездельников в кевларовых доспехах. Длинный сержант-негр и белый курсант. Негр меня невзлюбил сходу, сверлил неприкрытой расовой ненавистью. Не мог принять на веру, что у метафорических узбеков не бывает номера карточки социального страхования —  цифири зверя без коей в США нет никакой возможности быть.

- То есть как это не бывает? Хочешь сказать, что в Узбе-узби -бикистане у граждан нет порядковых номеров, клоун?

Негр предполагал, что я опытный преступник, скрываю раскольничьи тайны и выставляю его идиотом перед курсантом. Отчасти он был прав. Курсант-ведомый, наоборот- исподтишка выражал симпатию.
Лучший способ общения с ментозаврами при аресте — такой, чтоб невдомёк было шутит ли веселый преступник или говорит всерьез. Пускай потом попробуют «использовать против вас в суде» эту пёструю ленту. А вот ежели насуплено молчать и держать все в себе, так и менты тоже озвереют. Опытный коп — типа цветного сержанта, хорошо знает как в аккурате, не оставляя следов, моделировать мою жизнь в ненавязчивый кошмар. Например, застегнуть браслеты чуть туже, а вдобавок к браслетам стропануть меня в клетке смирительным ремнем — да так чтоб не вздохнуть ни охнуть, но в рамках федерального законодательства.

Чиркнув тенью по моей улице, подъехали к старбаксу, моему баксу — где я творил закатав рукава еще позавчера. Негр отправил курсанта.
Радио хрипело о творящемся вокруг нас разгуле преступности, но сержант делал вид, что не слышит. Я пытался уловить детали ареста человека, с которым возможно уже этим вечером мне придется делить одну камеру:

Диспетчер: Respond to 17 Ware Street for a possible B-D in progress, two S-P's barged their way into the home. They have suitcases.
Далёкий мент: 52-0. Ware Street right now, 17?
Диспетчер: 17 Ware Street, both S-P's are still in the house, unknown on the race. Ah, one may be Hispanic I'm not sure.
Далёкий мент: Is there an apartment number there?
Диспетчер: Negative on the apartment. Single family yellow house.

Неиспорченный годами общения с преступникам курсант прихватил кофе и мне. Даже браслеты  перекинул вперед — теперь руки были скованы не за спиной как в иракской тюрьме Абу Граиб.
«Не ссы, турист» - сказал он с деловитой развязностью, будто был ветеран дарк форса: «Мы хер поклали и на федералов, и на айс — пусть сами тебя ловят. Закрываешься под старый ордер из Евклида — там  наверно и доказательств-то ноль — почти двух летней давности делюга, откусаешься и соскочешь из зала суда под легкий штраф»

Менты врубили музло и взяли курс на Евклид.
Хорошая мелодия. Фордец тоже совсем новенькой, пахнет будто только с Детройта, а скоростной режим они само собой превышали втрое. На выходе с шоссе, с хохотом банши шуганули мигалками подрезавшего нас тракиста-гасторбайтера.

Я упивался скоростью, музыкой и кофе (черте знает когда я теперь старбаксу выпью), смотрел на их новенький карабин в масле, и вовсю им завидовал. Живут вот ведь люди на полную же катушку!  А меня притомила до чертиков нелегальная жизнь - даже тупым ментом и то работать не могу. Так что ежели и депортируют завтра, да и хер вам на встречу. Устал я от  номеров социального мордования.

Как в стандартном сериальном кино — вдруг что-то произошло с героем по дороге в тюрьму. Винсент осознал что-то важное и жизнь его, до этого никчемная жизнь отброса общества, вдруг освятилась и он поклялся вступить в фонд Чулпан Хаматовой и стать отцом для ее больных сирот.

Сериальное кино – искусство бессердечное. Более бессердечное, чем проза-ру, которая позволяет десятки страниц посвятить описанию размышлений героя. В изображении героев грубость кино проявляется как нигде.
Так что историйку мою, ту самую заветную, серебристую, которую носишь где-то в глубине сердца годами, да все боишься расплескать или вылить в неподобающий сосуд, историйку эту я решил быстро монетизировать на алтаре рационалиста Бурмистрова.

Бурмистров, понятно, резанул жестоко , взворошив текст, как прозекторы чикают кадавры. Чего-то подобного я ждал, но не попытаться провести режиссера, контрабандой протащив к зрителям мрачные тайники души моей просто не мог. Теперь надо было садиться и все перекраивать чтоб «понятно было- как  в Голливуде».
Третья ночь выдалась самой недоброй,  воскресенье на понедельник — приведите Вия, Вия, ну хоть ты всех святых выноси. Покрытие первого этажа оказалось тверже бункерного бетона. Поворотов и загогулистых коридорчиков куча, оборудования — ноль, да и тело проданное ненасытным сознанием в рабство, шло в отказ и наотрез.

«Годы уже не те чтоб работать вразнос» - заключил я, плюнул прям на пол и  пошел в учительскую — пить кофий и анализировать нежные советы гестаповца Бурмистрова.
Звякнул, правда, шевалье Шебаштьяну. Босс  по понятным соображениям трубку поднять не решился, так что после короткого сигнала, я сказал что без «сопроцёвника» к утру понедельника блестеть школа будет только местами, да и то при правильном освещении.
Освободившись таким макаром от химеры совести, я засел за ремарки Бурмистрова. Надо было мой «Апрель мечты» реанимировать во Владимирский централ с английским субтитрами.

Посмотрел на примечания. Перечёл. Плюнул на пол, теперь уже оквернив учительскую. Отчего-то исчезло вдохновение. Утомление тела отразилась и на тонких материях души. В таком состоянии только для женских прокладок сценарии писать. С элементами слэшера.  Хотел угодить двум господам сразу — шершавому Шебаштьяну и гладкому до глянца Бурмистрову. В результате ступор в голову. Только понимаешь «Воскресенье» на ум и лезет. Оно и понятно — ночка та с воскресенья на понедельник:

Кто виноват, что ты устал,
Что не нашел чего так ждал,
Все потерял что так искал,
Поднялся в небо и упал

Черт побери писали же люди вещи. Как достичь такой прозрачности звучания?  Тут во мне заговорил дух польского врача Шклифосовского, кой так же витал среди смрада химикатов и другой половой нечисти: «А как Леша Романов свой пессимистический гимн советских хиппи» написал?
«Кто виноват, кто виноват». Раскудахтались. Виноват легкий химический дисбаланс в мозгах, если верить современной американской фармацевтике. Значит ответы на вечные русские вопросы «что не нашел?» и «чего так ждал?» вполне решаются правильным выбором препарата.

Американский ответ на лицензионный русский вопрос «что делать?» — это всего лишь правильно составленный и отоваренный рецепт.
Итак, специально для особо духовных русских господ жую по складам:  При одних условиях внешней среды электроны в атомах углерода  образуют тетраэдрическую структуру  - алмаз, при других - шестиугольные соты, плоскости, слои - графит. Первое вещество - диэлектрик, второе — проводник. Вся наша Вселенная, включая Россию, создана электронами и ежели ими правильно манипулировать твой дом никогда уже не будет одиноким, а за окном никогда не будет пусто.

Тут опять же не надо только лепить отсебятину (во времена Шекспира не было сигарет «Друг») - иначе дом может заселиться совершенным монстрами, а за окном будет не пусто, а страшно. Рецепт должен быть составлен профессионалом — вроде меня. Нужно вещество которое придаст силы проглотить  рекомендации Бурмистрова, шлифуя при этом половые потребности Себастьяна.
Подготовить школьный пол к безмозглому гоготу средних школьников — не с вечным русским вопросом, ни с его элегантным фармацевтическим решением, пока  не знакомым. При этом надо умудриться и угодить закормленным зрителям Киив и неебэ — чтобы в рекламных промежутках втюхать им пару Инфинити, которые на Украине стоят как  золотые яйца Тутанхамона.
А значит надо скакать в Евклид и отоваривать рецепт. Благо негры еще не спят, как и первые петухи. А то что я полгода уже в завязке — ни есть проблема. Ну что будет с одного разу? Будет хорошо до степени «и мне, и мне поднимите веки». Доза тут нужна совсем мизерная, как для младшего школьного возраста — баксов на десять ни больше.

Только ехать в Евклид есть проблема. Там меня менты уже больше года отлавливают. По высосанной из пальца делюге. Околоточный русский пристав давно уже приехал бы в мой двуспальный район да и хлопнул бы тепленького. А у этих юрисдикция, юриспруденция — импотенция одно слово. Поэтому я тут пятнадцать лет уже и живу по девяностодневной визе. Правой руке похуй чем занята левая. Паралич вертикали власти. Однако гражданское общество, а также средний и малый бизнес еще не извели. Так что придется позвонить Чену — чтоб он мне прямо в школу рецептик-то и отоварил, сорвиголова.

Таким образом подсудимый нарушил ряд статей уголовного кодекса. Вступил в криминальный сговор. Спонсировал транспортировку опасных подконтрольных веществ через границу округа. Вещество какое-то время хранил, а потом еще и потребил без разрешения государства.

Нюхнул  немедленно, проводил Чена, дав ему с собой узелок учительских плюшек на дорогу, и давай снова христобогоматию Бурмистрова разбирать.
Бурмистров возбужденно писал:

«твой герой подозревает, что  жена ему изменяет. Герой делает шаг за шагом – сначала он узнает, что жена зачем-то берет  машину. Он следит за ней и узнает, что она ему изменяет. Он продолжает свое расследование и узнает, что она изменяет  с его лучшим другом. Три сцены и три шага к цели. Вот как надо, Винсент. А ты что?  Огорошил героя, вывалив на него всю эту информацию в одной сцене. Нам и на короткометражку так бабла никто не даст. Нам минимум двенадцать серий с перерывами на рекламу пилить надо. Особенности восприятия зрителей канала и Ниибэ таковы, что они смогут воспринять только одну новость. В зависимости от решения сцены на передний план выйдет либо факт измены жены (если это мелодрама), либо факт предательства друга (детектив), либо факт осквернения любимой машины (комедия)»

Я задумался об особенностях восприятия у зрителей и ниебэ. Вдруг задумался каково было бы самому на месте «героя» - узнать об измене жены с лучшим другом. Сука.
Стал бы я себя вести как шекспировский негр Отелла или прикончил бы ее обливаясь слезами тоски, как толстовский Василий Позднышев? Ведь ближе мне Толстой, конечно же Толстой, а не Шекспир, которого, если верить местным шекспироедам и вовсе на свете никогда не было!

Как же все объединить то? Как выдать Бурмистрову глубину Толстого, но шекспировским стилем? Открыто ли науке подобное вещество? Хотя постойте — вот же многогранная русская культура — вот же сливала уже в один флакон и драматурга и толковую прозу — Антон Чехов! Хмм.

С другой стороны — Чехов то Толстого особо не жаловал, как Толстой не жаловал Шекспира. Вспомните чеховские коменты под Крейцеровой сонатой: «Суждения Толстого о сифилисе, воспитательных домах, об отвращении женщин к совокуплению  не только могут быть оспариваемы, но и прямо изобличают человека невежественного, не потрудившегося в продолжение  долгой жизни прочесть две-три книжки, написанные специалистами» Приехали. Толстой-то тоже дебил оказывается выходит.
Да и вообще чего я тут фамилиями кидаюсь? Забыл об особенностях восприятия у современной аудитории ниибэ? Какой им к Лядовой Позднышев? В костюме чеченского спидермена?

Я возбужденно рванул трубу скайпа. Бурмистров звучал сонно. Видимо я застал вождя пролеткульта в редкую минуту отдыха
- Знаешь, что, Бурмистров, знаешь что?
- Да знаю. Знаю. Не парься пока с концовкой. Кого ебет, что там в концовке? Нам главное публику зацепить, подсадить на сериальчик, а там, в концовке-то мы им уже столько поп-корна продадим что хоть в жопу их еби. Главно по сюжетным линиям не расползайся — максимум четыре, а не шесть как у тебя. Запутаешь зрителя совсем. И морализьма по-меньше. Люди после работы отдохнуть хотят у голубого экрана, а ты им, что такое хорошо, что такое плохо, понимаешь?

- Я, Бурмистров, одно понимаю сейчас. Ну его в жопу этого Шекспира. Чтоб его понять надо здание со сценой, труппу, осветителей, музыкантов и буфет с колбасой в перерыве. А с Толстым надо только тишину, мягкое кресло и клетчатый плед. Не стану я эту хуйню править. Я, Бурмистров, буду теперь писать роман. Великий русский роман.
- Ну… Сам смотри, конечно. Спасибо предупредил. Я и сам думал. На Ниибэ бы боевичок ментовский какой. Твой тирджёркер хорошо бы на канал «Россия» пристроить. Дам знать, как достучусь до них. Будь.
- Ты не обижайся, ладно, Бурмистров? Я блин сам не знаю еще — чего хочу.

- Мы профессионалы не обижаемся. Нам работать надо. Это вы все ищете новых форм. А формы еще с древней Греции придуманы. И нехер починять то что и так работает.
Трубка умерла и я вдруг из древней Греции и Стратфорда на Эйвоне вновь очутился в старенькой учительской не самой благополучной средней школы. Вдохнув еще полосочку «Что делать» - я и пошел доделывать пол.