Этот сайт сделан для настоящих падонков.
Те, кому не нравяцца слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй.
Остальные пруцца!

личник :: МИРИВАНА (Божественное отчаянье)
Закусив нижнее веко, я зашёл в подъезд и сходу плюнул в глаз консьержу. На втором этаже меня ждала прекрасная Люба - осень в которой мы заблудились. Но мне нужно было на 7 этаж. Лифт в данной преисподней работал только вниз. Встреча с Любой была неизбежна, помню порвал подмышки, когда последний раз обнимался с ней. Дети абсурда уже заварили чай в тамбуре и разжимая кулаки, плевали друг в друга слова. Мой мозг сломался ещё до того как я научился говорить, и вся эта картина, была обыденностью для моего восприятия. Я поднимался и Чувствовал запах, нет не крови которой были измазаны стены, особый запах – проскочить, вперемешку с запахом Любиного перегара. Я хотел полюбить ее ноги, но она меня простила, и заперлась от смеха шальным перегаром. Я подумал что сегодня удачный день, раз я прошел фейс-контроль. На этот случай у меня всегда вшита ампула в рукав моей руки, с пряными запахами надежды. Ну чтож закусим, сказал себе, поднимаясь на третий этаж. Внезапно погасло солнце когда все замаялись, это были межпролётные крысы, раздетые в строгие наряды 19 века. Они бездушно хрипели на меня и называли неудачником, но я знал что эта проверка инеем закончится для меня хорошо. Крысы обожали ламповые анекдоты, а у меня последний сборник в прошивке черепного мозга, не просто валяется а горит ярко в сетчатки глаза. Машинное отделение на четвертом этаже, меня всегда привлекало своим сим-панком, и машинист Анатолий с своим стажером умел ловко гадать на разводных ключах, мне выпал в это раз болт на 17, что с ним делать, правда не знал, но на всякий случай закусил им после опрокинутой стопки водки. Я выкатывал глаза, но мне все ещё было жарко, от слов Толи, любил он напомнить о смерти, может также сильно любил ее как и я?! В прочем это уже был 5 этаж а точнее отсутствие оного, атмосфера была непринужденной, старым воздухом дышал молодой человек. И только двери могли напомнить об этажности этого бокса. По центру стены был текст от которого все умирали, но его удачно сплюнули когда перезагружали дом на реставрацию. Помню только первые три строчки, остальное не помню, ведь это я его ...

«Завтра! Что-то изменится! А сегодня – Война!»

Я на этаже своих желаний стою перед дверью из скульптурного пластилина, на которой выдавлены цифры моей квартиры, звонок хоть и есть но он уже давно отключен, от желающих продать, или встреть меня с богом. Отталкиваясь от бытовых проблем и вечной суеты я все таки зашел. Кто-то назвал бы эту квартиру светлой, но я не риэлтор, она была однообразной как и миллионы других бетонных коробок. Пространство все ещё осталось цветным, где-то распевали птицы в цветных перья и люди по прежнему, иногда улыбались друг другу, где-то, но не здесь. Не смотря на то что я хотел серости, точнее в душе у меня было серо. И до цветов мне не было дела, я просто забывал их купить.

Она молча слонялась по квартире, ее будто не было, но была недосказанность, которая шипела в воздухе, заряженным не смелым запахом. Стол из холодных блюд, как отношения построенные на мести, уже ожидал меня на кухне. От поврежденных мыслей холодильник придавливал тумбу, на которой закипала вода налитая в кружку. Собранные в кучу пельмени дрожали от мысли что их не съедят, а устроят из них кульминацию скандала. Когда разговор перешел в тона бессмысленных идей, именно в этот момент захлопнулась форточка, и как бы сигналом пельмени в месте с тарелкой вылетели в направлении лица. Я даже не почувствовал их тепла, зато ощутил удар фарфора об лоб, где мои мысли уже давно смешались с алкоголем. И только лёгкий скрежет соседской кровати мне позволил опустить ситуацию, и нажать на паузу в своем сознании. Для нее эта пауза была вечностью, где ее уже били, разрывали рот, запихивая туда волосы собачьей шерсти, где ее насиловали не от желания убить, а от невозможности ответить, где буря за окном рвала город и расчёсывала пышную траву будто земные локоны.  Я смотрел на нее как на тело набитое белоснежной ватой и пеплом от сигарет, натянутой как резина кожей, она упруго мялась в стороне от социальных проблем, прикрывая экран телефона будто свои гениталии.  Помню как в самом начале предупреждал ее…

«Если деньги, для вас – счастье! Со мной, вы будете – несчастны!»

Без нужного сопротив­ления, я прохожу мимо порта питания. Но если я родился здесь - должен умереть! Свежая улица не хочет принимать мою жизнь как растение. И мы почти не соприкасаем­ся с землёй, когда все вокруг дышит и без нас. Мне нужно было оправдать свой сро­к, чтобы разбросав семена, не снося голо­ву, кинуть в лотерею мира свою жизнь. Все самое вкусное что я ел сегодня - было время намазанное на пальцы моих рук. Я собирал картинку из дня, получился коллаж из разных событий, и в каждом я хотел остаться незамеченно пьяным для всех. Думаю что следующий день наступит, когда я услышу какой-либо звук из вне комнатного пространства. Кто бы сказал что это грус­ть, тот еще совсем не знакомил себя с пьяной реальностью. Я бы назвал этот проц­есс рассуждением, как бы примерить свое тело в жизнь.

«Как бы обнулиться? Да так, чтоб не влюбиться! Больше, никогда...»

Вытряхивая из-под сознания остатки молодости, я уже достаточно трезво осознавал что ни одна женщина на этой планете не может принадлежать мне одному, и в тирании не видел никакого успеха.  Я лежал по центру комнаты, и пытался сделать глоток молока. Одиночество сжимало мою грудь, и от этого я чувствовал окружающий мир более остро, чем мог себе позволить. Она! А кто она? Персонаж целиком и полностью выдуманный мной; я позволил ей себя придумать. Нет, я не смогу назвать её жалким котенком к которому успел привыкнуть. Я назову её милой только из уважения к системе в которой мы все придумываем друг друга и так же удачно отворачиваемся при первой возможности сменить пластинку и заново окунуться в новые чувства. Мне совершенно не дико от этой ситуации, мне приятно! Что заранее пережил все то, что происходит с мной сейчас. Мне как бы дали возможность попробовать на вкус ещё одно блюдо, совершенно новое, но той же фирмы в идентичной упаковке, и я с радостью попробую его, как только почувствую, этот свежий аромат любви!  

«Хочешь ври! Хочешь воруй! Хочешь лицемерь! Но не убивай! В себе все пороки…»

Вывеска с флагом и двуглавым орлом "ГУП КРИМИНАЛ" - внушала доверие, здесь и правда мечтал работать каждый, каждый кто мог засунуть чувство собственного достоинства глубоко в астрал, или от незнания других принципов жизни. Тамару Васильевну за глаза называли - сладкой. Хоть по внешнему виду она ей и не являлась, а по роду неосновной деятельности была именно такой - сладкой! Тамара была женщиной в возрасте за бальзаковских рассказов, и всегда была на седьмом небе от счастья, которое дарили ей коллеги. Ведь Тамара была директором ГУПа, и не любить ее было нельзя. Можно сказать, что это была обязательная программа предприятия, слащаво и наигранно любить эту женщину, иначе с карьерой можно было попрощаться. Но Василий работал на предприятии мелкой пешкой, он даже не мечтал называть Тамару Васильевну - сладкой. Единственное о чем он мечтал - вкусно покушать, но и это у него получалось не часто. Василий шел по магазину и собирал в корзину товары по акции, среди которых были шпроты от производителя «ГЛАВГАВНОПРОДУКТ», которыми он планировал полакомиться в обед. 

С Васей мы, как и прежде, спонтанно созвонились и также спонтанно встретились. Про планирование, вообще не может быть и речи, если это не касается производства, все остальное только по ситуации. Мы сидели в заведении «КАФЕМОЙКА» коих по нашей стране не счесть. В тарелках лежал свеженарезанный линолеум, приправленный машинным маслом, вместо перца – металлическая пыль, соль не предусмотрена . Кто-то из посетителей громко чихнул, и ему вежливо пожелали «чтоб ты сдох!». Как не странно, но мы пили обычный черный чай.
- Ты знаешь мне она снова приснилась!
- И как она?
- Она сказала что пойдет спать на лестничную клетку, но перед этим уточнила не подцепил ли я чего, я утвердительно ответил - нет. Я подумал что в этом такого, раз хочется - иди, и отпустил. Через время почувствовал странные звуки, пошел проверять, вышел на лестницу. Моя подруга спит в спальном мешке как ни в чем не бывало. Звук ушел вниз - я за ним, спускаюсь на 3-4 этажа вниз, лестница идёт вокруг лифта - никого. Тут понимаю что оно сверху. Думаю что так дело не пойдет. Превращаюсь в всеосязаемое но ничего не видящее, будто всецело трогаю темноту, лечу в верх, и понимаю – что ее не проскочу.

- Я иду по пространству архитектурных строений, и как мне кажется, по плоской земле, земного шарика и всецело ощущаю масштаб безмерного для моего сознания  - площади. Ты сморишь на солнечное небо и оно кажется тебе светлым, и даже ночью, ты знаешь что завтра будет день. А за ним вечная темнота и холод, где даже у твоих мыслей нет шанса согреться!
- Вась! Ты о чем? Хотя, кого я спрашиваю?!

Из романа в роман и в старость убежала. А говорила что отойдет за сигаретами. Вернулась с бутылкой пива, где на дне все ее желания в осадок выпали от глупости моей любви. Эта девушка носила черный пояс по миньету прямо на шее. И наверняка проглатывала все, что я успевал ей сказать. Она была не в курсе существования окружающего мира, и кажется ей было только проще от этого. Она говорила: женская глупость – безгранична, как и женская подлость. В серой массе говна и фекалий ей было сложно разглядеть свой нос. Она сидела на металлическом заборе и выковыривала правду, как грязь из под ногтей. Впрочем все еще было лето, которое так ждали, разбивая об асфальт ботинки покрытые солью. И мы шли уже в сандалях, утопая в зеленом городе, играя под настроения разные чувства. По тротуарам через переход метро, где была давка на выход, где турникеты перешли в режим нарезания плоти, металлическим стеклом, где кожа слетала с людей будто мятый полиэтилен. Парень на выходе из перехода раздавал листовки «рисуем ногой за один день». Мы стояли на крышке люка и обнимались в надежде провалиться из этой жизни в жизнь бытовых страданий, но даже это у нас не получалось. От дождя на гидрофильном покрытии ее кожи, проявлялись татуировки, черно-зеленного цвета, с разными именами и нелепыми рисунками.  Ее зеленые волосы по прежнему цвели, губы - рванные мандарины, так и лезли целоваться к прохожим. А я правду не замечал, мы играли в ложь!

«В моей душе включили отопление»

Военный секс, потрахивал по проводам вибрации песен, оседлых в квартирах съёмной жизни. Бульварная копеечка в ушах, девочка пуговки в глазах. А я иду по улице и мне несложно за вами наблюдать. Где лица у людей в разфокусе тумана. Где фонарь светит сквозь листья еще не опавшей зелени, и как пьяный рисует на асфальте тени . Где вы Все! Спрятали свое мнение в общественном транспорте, без улыбок. А я, всего лишь подрисовываю то, что вы пытаетесь нарисовать.

1
(c) udaff.com    источник: http://udaff.com/read/creo/135972.html