Блятть, я всегда в этих случаях пасую. Заячья природа хилой моей душонки даёт о себе знать. Сто раз погибаю. Гормональные сбои, депрессия, зытьнихоцица и всё такое. Воды много пью, писаю часто, дышу с перебоями, да...

Вот и в этот раз (шестой, если что) не находить себе места начал дня за три. То к зеркалу подберусь, гляну коротко, чёлку набекрень закину, глазами поведу... То часами перед аквариумом — мов в проваллi, в бессознанке то бишь... Мастурбация — тоже нервное, знаете ли...

И вот таки припёрлось то самое утро! Галстук выгладил, рубашечку накрахмалил, белая под ней маечка, ессесно, трусишки такого ж колёру, стрелки на штанчиках, на босу ногу сандалеты — всё как в лучших домах Парижу, да, ни хухры мухры, если и деревня, то большая.

На трамвайчике добрался, с пересадками, перебежками, у подъезда покурил, взбежал на этаж, как на крыльях, вошел без стука, ляпнулся на колено, рученята тяну, обручкой привораживаю...

— Выходи, — говорю, — всё равно тебе деваться некуда: за тридцать, разведёнка, и с прицепом ещё. И рыжая же ж! Так и быть: составлю тебе партию, осчастливлю!

Молчит, во все очи глядя, пальчики хрупкие, белые ломает, дышит часто, с замираниями... Птаха...

— Что носом воротишь? — спрашиваю. — Аль не пара тебе?

Минута молчания затянулась, да.

— Дура, — говорю. — Сдохнешь в одиночестве. И флаг тебе.

С колена поднялся, отбежал, от двери кулачком помахал в воздухе...

Спустился на лифте. Иду домой, значит. Не то, чтоб грустно, но и весёлого совсем почти ни хуя. Погода, правда, так и шепчет: не знают они своего счастья, Сирьонка, ой, не знают...

Ну и флаг им!