Начинающий, но многообещающий  писатель Стас Кароль  вызвал  такси –  нужно было смотаться к предкам. Всего пару станций на метро, но человеку, у которого  уже в двадцать три  вышла  книжка  (правда за его же счет) не пристало лезть в  метро. А личное авто Стас покуда не нажил.
  По  паспорту,  этот  Кароль  был  Пирожков Иван Иваныч, но с таким  ФИО только  кулинарные заметки пилить.  А  Ванька  работал в жанре старорусского эротического романа  (так он определил форму) – тут без  псевдонима никак. Скорость  у Ваньки поразительная –  полгода, как ступил на литературную  стезю, – уже три книжки.
  Одна беда – Пирожкова  не шибко  читали. Из тиража в сто книжек, которые он пристроил  по  газетным  ларькам,  за пару месяцев разошлось … два  экземпляра.
  Деваться  некуда – приходилось  громко заявить о себе  в соц.сетях.  Почему  он  не сделал  этого  прежде, как всякий начинающий литератор?  –  Пирожков страшно переживал за свое авторское право. 

  Чтоб не дать  пиратам  поживы, он выложил лишь  пару  «горячих»  фрагментов  из  романов  –  для затравки самое оно.  Вывесил  значит онучи, и  ждет,  что  нюхнувшие  эротического  напалму  выстроятся в очередь, чтоб отдать  ему  120 рублей, и  вкусить  роман  целиком.
  Сидит, и без тени сомнения  предвкушает сукин сын  деньги  и  славу,  – еще бы! – от одних  лишь  названий дрожь пробирает:  «Огненное перепутье  любви», «Смертельное  сафари страсти»! 
  А  глянь  что за фрагмент выложил,  – сердце ж обмирает:  «Белый поручик овладел  председателем  колхоза  Марфой прямо в скирде соломы. Властно  – не выпуская  сигары  из зубов.  Жеребец поручика  перестал  жевать сено, прислушался и возбужденно  заржал.  – Шибче, злей, ишшо, ишшо жги, каратель! –  доносилось  вперемешку  с  сигарным дымом  из скирды. То Марфа  под  натиском  вражьего  члена, извивалась  как змея скидывающая шкуру, но пощады не просила…».
    И это еще цветочки,  – а дальше  такие  ананасы бля – закачаешься!  Только  плати деньги  и запасись  валокордином, – какие  половые трюки  выделывает этот  белогвардейский  крендель.
  Против ожиданий Ивана, никто не прельстился  на  похождения  поручика, имеющего  забавную привычку  табачить  в  залежах  сена. Остается лишь  гадать, как персонаж дотянул до финала…
–  Какого ещё  пса  им  надо?! Денискины рассказы? – негодовал  Пирожков на  читателей  без чуйки на доброе чтиво. 
  Другой  бы,  как у  нашенских-то  писателей  заведено  забухал, скис, а Пирожков хандрить и не думал,  – уже с рассветом  взялся за дело, – да как взялся!
  Для начала завел  несколько  аккаунтов  и  давай  оттуда  строчить  восхищенные  отзывы.  Но, авторский стиль хуй спрячешь, ежели  он конечно есть –  а Ваньку бог поцеловал, да,  – вот его  живо  и  спалили по фасонистому  стилю. Забанили  короче  аккаунты.
  Врёшь, хуй возьмёшь!  –  Ванька  выложил  самые  аховые, совсем  уже откровенные  фрагменты  –  не сойти с места, там  еблись  даже буквы –  такой накал страстей. Тоже  не сработало.
    Тогда  пошёл ва-банк  – взял да и кинул  клич: « Читательница, оплатившая вчера  роман  «Кто ты, нежная тварь?», вы забыли указать  электронный адрес  куда отправить  книгу. Писать  в личку»,  и прицепил  гирлянду  смайликов.
  И такие хитрые Ванькины телеги  выезжали на просторы  ФБ, ВК через  день –  гляньте мол, как меня раскупают,  и тоже поспешите.
  Здорово  кончено придумано, но эффект получился  ровно  обратный.  Пользователи  поняли, что заходить на старичку  писателя  опасно для жизни. Хуй знает что он  задвигает  людям,  что те  переводят  бабки, и съёбывают  без  оглядки, позабыв  про  книжки.  Какая-то новая секта решили все.
  И без того низкая посещаемость сошла на  нет.  Кароль Пирожков слегка  приуныл.

  От грустных  размышлений его оторвал звонок  – подали наконец такси. Ванька  вышел из подъезда  и  с достоинством  непризнанного, но гениального  хуятора  уселся  в  автомобиль, – точно отбывал  в вынужденную эмиграцию, как какой Бродский, а не трухал  к  мамане  захавать  драников и борща.
  Водителем  утилитарного желтого таксо  оказалась…баба! Стас занервничал  – редкая баба умеет согласованно орудовать мешалкой и тремя педалями и при этом  рулить, – а ну,  угробит  надёжу  русской  литературы?
  Хотел уточнить, как давно тётка бомбит,  да тут  же  позабыл  опасения, ибо  страшно взволновался – под лобовым стеклом  лежала книжица «Средневековый замок страсти». Его, Пирожковский,  первый дорогой сердцу  роман! Ура, – Пирожкова  читают! А вот и читатель! Ванюшка  аж вспотел.
  Тронулись.
– Позвольте? – глухим голосом сказал  пассажир.
– Пожалуйста.
  Ванька  нарочито небрежно взял  книжку, повертел, фыркул. – Пф, Какой-то Кароль… А сам поди Пупкин Залупкин…Ха-ха.
Смех  его проскрежетал, как  нож вспарывающий  консервную жестянку.
Тётка молчит.
Полистал  брезгливо: – Ну, как…? – спрашивает.
– Что?
– Как книжка  зашибись… – то ли утверждал, то ли спросил Ванька – хуй разберешь. 
  А у самого  такой «дышащий» жадный  взгляд, что баба  конечно бабьим своим  сердцем  всё смекнула  и хохотнула: – Ты  накатал. Да-а, забористо, – отпад! – и ожесточенно харкнула  в форточку.
  Такой задушевный, добрый  отзыв  живого читателя  стукнул  Ваньке в  голову почище бешеной мочи: – Я. – говорит  с гордостью, и развалился в кресле.  –  Кто ж ещё! А хошь  подпишу?
– Неа… –  мыкнула  возила, ибо такой выспренной  пафосной  порнографии сроду не читала.
  Круглая Ванюшкина  будка так и вытянулось, что маска из картины «Крик»: – …Почему…?
  Это было так смешно, что бабе  стало неловко, а пассажир  кажется  надумал  сойти на ходу – ручку отпирания  ищет,  курва.  Надо сказать, Пирожков был самовлюблен как Киркоров и обидчив как шланг Медвед –  виду  не подаст, а дай  этому головастику  пулимёт…

  – Да пошутила я, – роман неплох. – соврала  тётка, чтоб клиент не свалил, и подъебнула. – Взяла смелость его прочесть (про смелость это она в точку) и просекла места, которые оставляют вопросы.
  Пирожков  навострил  уши: – Какие же? 
– Сперва решила, что это приквел  «Девяти с половиной недель». – отвечает  бабенция. – Иль  методичка  «как вернуть сексуальную  страсть к золотой свадьбе».
  У  тебя с первых строк  разворачивается сцена точь-в-точь, где Рурк и Бейсингер  у  холодильника  играются продуктами.
  Но, твоя подача  куда  мощней, да. Чего  стоят взбитые сливки на члене, а  главный герой  макающий  дольку апельсина в  женское лоно, точно в соусник, а?! О-о, ц-ц…!
Ванька довольно хмыкнул – тётка явно разбиралась  в  литературе.
– Одно но: где князь  кривичей  Святогор, раздобыл  в наших широтах  цитрус? И откуда такой  романтизм  у  вчерашнего  язычника?
  Ещё  не покидало чувство, что действие разворачивается не в замке, а  в отделе постельного белья – кругом шелковые простыни, атласные покрывала, кружевные подушки, на которых без конца и совокупляются.
Ванька крякнул.
– А бесконечные фрикции? – режет по живому  тётка. – Князь  свёл  все управленческие и патерналистские  функции к половым колебаниям: с княжной, ключницей,  молочницей, мамкой, нянькой, повитухой, колдуньей,  ведуньей,  дворовыми девками, и  даже принцессой  печенегов. Ему что,  своих  печенегов  мало?  Перебор короче.
    А как объяснишь, что ни одна потаскуха от него не залетела, а ведь  ты так красочно описываешь, как князь закачивает семя чётко в кормилицу?  При этом  княжне он  замастырил  семерых… Вывод один – живчики у него не в  пизду, а  целомудренная  ха-ха княжна,  не хотела  огорчать любимого мужа…
  А эротические сцены? – всё  одно и тоже: …его член мощно скользил в её упругой вагине…, …в её вагине упруго скользил мощный  член…, член в упругой вагине  скользил мощно…, его член…. Тьфу! – просто  какое-то занятие любовью.  – весьма метко подметила бабища. –  А где анал, орал, куни, сквирт, – секс где?

– А что же делать? – спрашивает совершенно раздавленный  Ванька, который  именно и занимался любовью с единственной возлюбленной. Поэтому она его и бросила –  она-то топила за  ебаться! 
– Идти в люди,  Алеша ты  Пешков. У тебя как со временем? Заскочим  ко мне,  я тебе все растолкую, малыш, а…?
  Ванька вгляделся в первую читательницу свою, и впервые понял – фраза «искусство  требует жертв» не фигура речи…
Спустя несколько часов, они прощались на пороге квартиры.
– Ах, да деньги. – вспомнил Пирожков, и трясущейся рукой протянул  восемьсот рублей за проезд. Писатель пошатывался  на ватных  ногах –  так понимаешь давили впечатления, образы, эмоции...  – материалу  стало  хоть отбавляй. – Пойду, – говорит, – засяду  писать.
Тётка  отстранила купюры  и огорошила: – Двадцать тысяч, малыш.
– За что?
– Как за что?– гонорар. Мы ж с тобой почитай соавторы теперь. Столько нового от меня узнал. А авторские права надо уважать, это тебе и Михалков скажет. Деньги, или  пишу заявление на износ…
    Пирожков оставил литературу,  и пересел на метро.