Маша развернула письмо, скоро пробежала глазами ненужное: – Так-так…Ага. Вот, отсюда. Слушай, пишет.

"Маша, случилась нечто страшное. Сюрреализм произошедшего, не укладывается в голове. Уволили мы повара, – негодяй заворовался.
Прежде чем нас покинуть, этот подонок, крайняя плоть макаки, сыпанул что-то в обеденный компот. Никто не ожидал такой низости.
Грешат даже на полоний, я же уверен – он тупо использовал наш фирменный БАД, тонизирующий ЖКТ.

Тонус, не заставил себя ждать. Не совру – для всех, это стало откровением. А это на секунду, – тридцать пять ни в чём не повинных рыл, оторванных от телефона, холодных не побоюсь слова звонков, и ввергнутых в пылающий ад.

Обычно, после обеда, в офисе воцарялось короткое умиротворение. Теперь же, все забегали как тараканы.
Ежеминутно хлопала дверь, и кто-то с фальшивой улыбкой, хуярил по коридору в уборную. Наши золушки, скидывали для скорости каблуки.
Когда тонус и меня попросил на выход, – коридор уже пестрел хрустальными башмачками. Где-то на полдороги, легкомысленно чернели Гриндерсы стокилограммовой лошади главбухши.
А туалет наш, – закуток, да две кабинки с картонной перегородкой, и та не до потолка. Никакой кулуарности. Этакий опэн эйр, Маша.
Эффект присутствия полнейший, скажу тебе, а вот вместимость оставляет желать много лучшего.

Но самое ужасное – некуда деваться! Некуда!
Офис наш в одноэтажном домишке у промзоны – вокруг склады за колючкой, ЖД-ветка и др. Поблизости ни кафе, ни заправки, куда можно слетать. Хотя, как бля слетать, Машенька, – пингвины не летают.
А мы, сгрудившиеся у сральника в ожидании очереди, охуенно напоминали стадо королевских пингвинов, высиживающий драгоценные яйца.
Ни лечь, ни сесть, – стой прижмурив жопу, и переминайся на ластах. Неловкий жест, резкий поворот головы, и….

Если ты любишь канал «АнималПланет» и видала высиживающих, а вернее выстаивающих яйца забавных пИнгвинов, – картина тебе будет исчерпывающая и даже забавная.
А если случались у тебя неудержимые схватки по - большому, и негде им пристойно разрешиться, ты заплачешь, родная.
Кто-то даже вызывал такси, в надежде с ветерком прохватить до спасительно толчка. Но это скорее от отчаяния.
Как в таком состоянии, сеть внутрь и пристегнуться ремнем? Да хуй бы с ним, – как вылезти?

В общем, напряжение неумолимо росло вместе с полнейшей растерянностью, и тут, как и положено драматургией…
Грянул Армагеддон! По - другому не скажешь. Входная дверь с треском с петель, грохоча берцами, с дикими криками: «На пол лицом! Руки за голову!», ворвались бойцы ОМОН.
Мы падали наперегонки, Маша. Как капли дождя с потревоженной ветки сирени. И дух почтения к букве закона и его служителям, повис охуенно осязаем – у бойцов от умиления слезы на глазах.
Мы же, признаюсь, испытали что-то сродни экзорцизму – массовое облегчение короче. И то, что ребята подоспели вовремя, избавило нас от лишних мук и стыда. А когда всех, – хуяк одной доской, так и не страшно, и не стыдно.
А контору нашу закрыли, по многочисленным заявлениям пострадавших от наших БАДов…"

В июне пятого, Виталик в отпуск приехал. Из Москвы. Вышел во двор к турникам, – не узнать парня. Прибарахленный – белые носки, сигареты дорогие, морда будь здоров – лопается от сытости. А год назад уезжал, худенький был.
Смеемся с пацанами: – Ты что, Виталь, в Мак-Дональдс устроился, ряшник отрастил? А мамка твоя хвастала, вроде менеджер в серьезной фирме. Галстук даже купил. Не?

Стебемся, а у меня в сердце кольнуло – неужели думаю, и правда, в Мак-Дональдс попал? Во повезло.
Говорят, жрут они там нахаляву, газировку баклажками тащут, да еще оклад без задержек. А работа, – ну это обоссаться! – сунул в булку котлету, и ори громче всех «готово», – всё!

А у нас Мак-Дональдс только в областном центре, и без блата туда не суйся. А так, – культурное место, да. Заглядывал разок – поссать.
А народ целыми семьями приходит – пожрать. Нарядятся как на праздник, и пиздуют. Хоть и не дешево, а битком.
А он закурил и говорит: – Так и есть – менеджер. И фирма серьезная, а не эта стрёмная бигмачная.
– А что распидорасило как сервант? Болеешь?

– Эх, дурачки. Это ж Москва. На фирме двухразовое питание. Утром пришел – завтрак ждет. В обед – шницеля, стейки из лососины, борщ, оливье – да всего и не перечислишь.
– Завтрак? – живот от смеха крутит, но виду не подаю. – Понимаю. Я тоже вечно опаздываю. Не до овсянки...

Пизжу конечно. Я сторожем на автостоянке, два на два. Два дня просыпаюсь в полдень, а на третий, как заступать – в двенадцать.
А сменщику Петровичу похуй, – каптёрщик с вечера под хлороформом – спит как пожарный. Набздит – из щелей как из преисподней. У цепного кобеля под вагончиком, заворот кишок.
– Овсянка... – усмехается Виталик презрительно. – Там кроме овсянки: омлет, свежие булочки, яйца всмятку, сэндвичи, сосиски, фрукты, оладушки, мюсли.

Как он сказал мюсли, двое наших так и уебались с турника. Рухнули в шелуху, как подстреленные. Проржались, отряхнулись, полезли со смехуёчками назад:
– …мюсли-хуюсли…ха-ха…
Я сам пивом поперхнулся, а этот не унимается:
– Вы например знаете, что такое кокотница?
– Знаю. – говорю, – Это твоя сестра. Жопой круть-верть туда-сюда. Как на пизде прокукует восемнадцать, я с ней поговорю...
– Круть-верть, это кокетка. А кокотница, – сковородочка маленькая, как кукольная. Для жульена. Слыхал? Да куда тебе. Ресторанное блюдо, а я бесплатно хаваю этот жульен каждый день, еще и добавка.
– Погоди-погоди. Не хочешь же ты сказать, что тебя, людоеда, нахаляву кормят?
– Именно! За счет фирмы. Это ж Москва, не ваш колхоз.

Те двое, не успев усесться, посыпались с перекладин. И больше рисковать не стали. Хуй его знает, чего еще ужасного скажут. А кто-то беззлобно произнес:
– Вот пиздабоол…
Виталик тепло взглянул на нас, точно миссионер на голых папуасов.
– Погоди, пацаны, – говорю я, – Может они спутники собирают, компьютеры, – поднимают реально бабок. Хуй их знает. Что делаете-то, Виталь?
А он такой снисходительно:
– В том-то и фокус, что ничего. Купи - продай. Толкаем под видом целебных БАДов, подорожник, ромашку, – силос всякий. А пишем, что лечит суставы, заживляет переломы, лысина мехом зарастет, хуй стоит как в юности.
– И что, ведутся?
– Не то слово. Отбою от долбоёбов нет. Особенно от пенсов. – смеётся Виталик.
Повисла странная тишина.
– Дать ему пизды, – так же беззлобно прозвучал тот же голос, – сломать руку. Пусть лечится силосом.
– Вы что, ребят…Я же…

Раньше, Виталик был нормальный пацан – прилежный двоечник и разъебай. Пока не ударился головой и взялся за ум. Стал отдаляться, и вот куда кривая тропка завела – в Москву.
Недавно дело было. Взяли, помню, шмали на пробу.
На последнем этаже, где моя квартира, да Серегина, раскурились, – предки на заводе, никто не шастает.
Виталик потирал ладошки, свесив жопу с перил и обвив ногами прутья ограждения. Толик с Серегой забивают. Жабнули - дёрнули, кто-то возьми и брякни анекдот.

Несмешной. Из школьной программы за третий класс. Однако, на словах: «Я не сруля, а Чебурашка», все так и грохнули – стекла задрожали, а Виталик вообще кувыркнулся назад.

Мы и рты разинули. А ямакаси, спустя секунду, взбежал на площадку со словами:
– А про Чебурашку знаете? Уссытесь! – прыг на перила, и задвигает нам ту же телегу.
Кидаемся к пострадавшему – шутка ли, – три метра отвесного падения на бетон! А тот отбивается: – Кто упал? Куда?! Ебанулись, торчки?
Однако, кепи его внизу, на лестничном марше, – днищем вверх.
Как говорится, совершенно очевидно, Ватсон, – Виталик не докрутил, – приземлился на головной убор, обутый на голову.
В общем, пиздатая оказалась шмаль – взяли даже про запас, да. Давно дело было, а сейчас…

А сейчас, послали Виталю нахуй и пошли сшибать на пиво. Виталик больше возле турников не объявлялся – может обиделся? А вскоре и уехал.
Время летит. Столько событий, столько. Сменщик Петрович помер. Эх мы с кобелём обрадовались! Думали, вздохнём свободно. Топчан наш я девяносто пятым обработал, дышащие миазмами обои свежими закидал – красота!

А на место Петровича сука, взяла да и заступила ебучая заплесневелая старушка. Труха-трухой. По июльской жаре, в носках из пёсьей шерсти и разъебаных валенках.
Козел ты, Петрович! – жил бы себе, да жил, собака плешивая.
Ещё хулиганы зуб выдавили. Посреди ночи, у ларька. Совсем оборзели – скор из дому не выйдешь.
Маруську выебал, как и договаривались. Теперь таскается ко мне в вагончик, – помогает охранять.

Намедни, поохраняли-поохраняли, – устали. Дух переводим, молчим.
Молчание затянулось. Тогда, одеваю трусы, и от балды спрашиваю:
– Как брательник-то твой, в Москве? Виталик?
Хотя, мне похуй на Пидалика.
А она молодец – чтоб скрасить скуку до следующего обхода, зачитала письмо. Нарочно захватила, – скрасить вечер.
Маша развернула письмо, скоро пробежала ненужное: – Так-так…Ага. Вот, отсюда. Слушай…
«Маша, случилась нечто страшное. Сюрреализм произошедшего, не укладывается в голове. Уволили мы повара…»