Все события реальны
Послеармейское.

Уезжают в родные края
Дембеля, дембеля, дембеля
Народное

Армия. Мать ее в жопу уеб, но этот период реинкарнации пиздобола в мужика – нужен каждому. Ну, если нет цели стать толерастным еврогеем, разумеется. Но мы-то, о прошлом. О СССР. Тогда понятия геев еще и не существовало, хотя пидорасы на зонах были всегда. Да и в самой армейке засланцы солнечного юга частенько шпилили друг друга в жопу короткими малосонными ночами, а все почему? А потому что компот с бромом не пили, суки!

Не, армия – ну ее нахуй. Я о ней как-нить попозже напишу. У меня лирический настрой сегодня – расскажу, как приехал после армии к маме.
Итак – я уже даже не полноправный дембель, а пиздец, самый, что ни на есть гражданский! Ноябрь месяц, бля. Забытый Богом Военный округ – ЗАБВО. Нас, охуевших от счастья дембелей, держат в двадцатиместной палатке на территории Читинского аэропорта. Минус тридцать семь. Трещит печка-буржуйка, возле нее – вполне сносно. Даже ноги оттаивают. Слышно, как объявляют взлет-посадку гражданских самолетов.

- Начальник, пусти, бля! Дай документы – вот рейс на Усть-Кут! Мама у меня там! Я сам оттуда! Полтора часа лету – и я дома!
- Таввварищщщ младший сержант! Назад! Призывался с Белоруссии - туда и доставим!
Еб же твою сука блядь через коромысло…

Спустя несколько часов блядский ТУ-134, мотыляя носом, как возбужденная пиздень клитором, приземляется в Казани. Спецрейс. Пилот недоучка, хуле, ему тока дембелей и возить. Или может, наоборот, похуист пьянущий, тормозит в воздухе всей нижней плоскостью, перевернув самолет чуть ли не поперек курса. Ощущение, что ты жопой вперед летишь. Я ж, бля еще и в первый ряд уселся – как бы не блевануть.
Ебаный же ты армейский порядок! Теперь у меня на руках проездные на поезд до Полоцка и почти трое суток пиздюхания в вонючем плацкартном вагоне с пересадкой в Москве! Ну не суки ли? Мне до мамы было полтора часа лету!
Не буду описывать, как я добрался до Полоцка. Напишу только одно прилагательное: обблёваный. С одним «Н» пишется? А чо вы от дембеля хотели-то?

События последующих пары недель можно опустить – друзья, пьянки, гулянки, блядки и догадки, откуда мандавошки. Все как у всех, неинтересно. А к маме надо. Тут подфартило с деньгами, и я устремляюсь на восток, в родную, милую моему сердцу Сибирь, оставив печалиться грустные тополя Полоцкого вокзала. Думаю, им не сильно помешали пустые бутылки у корней. Далее следует лирическое отступление в стихах, рифмофилам и рифмофагам можно прокрутить колесиком мышки…

« Ох, стюардесса с МПэСа!
Зачем сказала мне: забудь?
А поезд мчится мимо леса,
Я снова еду в дальний путь…
Прости, родная проводница,
Мне на тебе ведь - не жениться,
А голова моя кружится,
Вагон плацкартный, проводница,
Вокруг – все лица, лица, лица…
Ну, заведи ж куда нибудь?
Где я и ты.
Где все земное.
Сойдусь без суеты с тобой.
Налью в стакан тебе вино я,
Вчера ведь наливал другой?
Какая разница, родная!
Сегодня я пообнимаю, а завтра:
Пламенный армян…
О, Боже...
Как сейчас я пьян!
Ты положи на нижней полке,
С собою рядом положи
Меня. Моей любви осколка –
Тебе с лихвою на всю жизнь!
Ты говоришь, что я – холодный?
Родная, что ты!
Я – голодный!
Я голодаю по любви,
Меня к себе ты позови!»

Вот такая хрень писалась в поезде, в 1983 от рождения Христова... Ну, а хуле? Пацану 21 год, шишка все время на полпервого… Мозги на нуле. О реальных женщинах той поездки умолчим, ибо – с кем по доброй воле переспал, тех уважать обязан.
Итак, приехал. Город Усть-Кут. Станция Лена. Декабрь. Все еще 1983.

Блядь. Я отвык! На улице – минус 51! Странно, но пара автобусов по городу ходят. Видать, их уже несколько суток не глушили. Двери открыты напрочь – ибо порвет все резинки, если дергать. Амортизаторов – как будто нету. После мяконькой и пьяненькой Белоруссии – нормальный такой шок. Отогреваюсь в бараке у мамы почти неделю – на улице мороз отпускает все больше и больше. Уже даже, когда идешь посрать в досчатый туалет между бараками – не слышно «шепота звезд». Что такое шепот звезд? Эт такая хрень, когда весь пар выдыхаемого воздуха мгновенно замерзает и осыпается на землю. А тишина такая, что звук его падения слышен. Красиво – охуенно, но ну его на хуй.
Наконец-то потеплело, и я собрался к друзьям, на тот берег Лены.

-о, здаров-здаров! И тд . т.п.
Скучно описывать эти встречи. Портретную часть повествования тоже опустим, ибо ничего выдающегося. Так, любопытен один момент:
-Ну?
- Чо, давай выпьем?
-Давай!
- А помнишь, скока мы с тобой не ругались, а по морде друг другу не дали?
-Помню! И чо?
-Э, мужики, да заебали вы!
-А пойдем, выйдем?
-А пойдем!
Тресь-тресь – с размаху. Куда пьяная кривая руку повела.
- О бля, а ты смог меня ударить!
-Ах, бля!!
Носы в кровище и соплях...
- На тебе, сука еще!
- Ну на и тебе, блядь!

Нахуя все это было надо?
Сидим в снегу, оба бухие в стельку.
Наматываем замерзающую сукровицу на кулаки. Холодно, бля!
- Колямба, проводи меня домой…
- Пошли, сука! Я тоже к брату пойду, в РЭБ.

РЭБ – это кошмар Усть-Кута. Это двухэтажные бараки, именуемые «Черемушками». Это частный сектор. Это один мент на весь берег, которому запрещено после 20 часов вечера выходить из дома. Это немерянное количество «химиков», отпущенных на вольное поселение с окружающих город зон. Это суда на зимней стоянке, вмороженные в лед Лены. Это трупы, оттаявшие по весне. Но мы там выросли. Моста через Лену тогда еще не было, и мы, два пьянущих полудурка, поздним вечером пиздуем в РЭБ по льду. Тропинка скользкая и косая, бежит с одного берега Лены на другой, извивается между торосами. Тяжело идти, когда пьян в хламину! Блядь, вроде бы уже и дошли до нашего берега, вот и зимняя переправа – по ней в РЭБ хуярит старенький тентованный УАЗик. Вот бы подвезли? Хотя, хули там уже подвозить, двести метров до дома! Но башку у меня спьяну переклинивает, ору, что есть силы:

- Эй, козлы на козле!!!

Думаю, это был самый неудачный каламбур в моей жизни.
Уазик останавливается, и из него выходят четверо личностей такой, вполне определенной наружности, и медленно начинают наступать на нас, выстроившись полукругом. Блядь, и бежать-то некуда, только в подъезд моего барака! Ебись ты провались! Я, хоть и пьян в усрачку, а тут соображаю, что дело пахнет пиздецом.

-Мужики, да ладно… Да пьяный он дурак! Ну чо вы его слушаете – молит преследователей Колян, но те так же спокойно и уверенно, молча сжимают кольцо, загоняя нас в подъезд. В мой подъезд, бля!
Первые три ступеньки. Протрезвел к ебеням, мгновенно. Молчу, понимаю, что пиздец. Приплыли. Отмазываться – только показать, что ты обоссался от страха. Тогда не грохнут, а опидорасят. И будут приезжать ежедневно. Думаю, как подороже продать свою шкуру – ни ножика с собой, нихуища. Ебаный мой язык!

Кто-то из этих четверых так спокойно произносит:
- Ну, которого первого будем?
Слышно, как у кого-то в руке щелкает лезвие выкидухи.
Господи! Я знаю, что ты есть! Это каким чудом случилось так, что мой сосед из квартиры напротив, дядя Коля Уваров, случайно увидел, как нас зажимали! Он успел зарядить двустволку и выскочить в подьезд!
- Мужики, эй! Отпустите пацанов. Дураки они еще. – Так спокойно, те же аргументы, но плюсом - два ствола со второго этажа лестницы… А сам в кальсонах.

Благодаря ему – я жив до сих пор. На том свете встречу – в ноги поклонюсь. И козлом – никогда и никого безосновательно больше не называю.
Палас в маминой квартирке залит кровавыми соплями и блевотиной – опьянение вернулось сразу в полном объеме.

- Мама, я с тобой… Говно я человек, мама…