Под Спасом пречистым крестом осеню я чело,
Да мимо палат и лабазов пойду на позорище
(В “театр” по-заморски, да слово погано зело),
А там - православных бояр оку милое сборище.

Они в ферезеях, на брюхе распахнутых вширь,
Сафьян на сапожках украшен шитьем да каменьями.
На действо пришли посмотреть – про святую Эсфирь,
Забаву чудну и срамну Артамошки Матвеева.

Сей муж хоть в высоких чинах и изряден умом,
Да болен давно, как чумой, иноземной заразою:
Он книг басурманских себе натаскал полон дом,
А ныне связался с шутами да с чернью чумазою.

Увы, скоморох на подмостках бесстыден и глуп,
Понеже смердит лицедейство бесовской крамолою,
И аз многогрешный встал есмь и кричу: «Жо-по-люб!»,
И в рожу восплюнул его безбородую, голую.

Такой срамоты не бывало при Грозном царе -
Глумцам и охальникам на кол кишки намотали бы.
А ныне Тишайший дал волю гнилой немчуре,
От них по Москве только блуд да великия жалобы.

Видать, прямиком в преисподнюю катится мир!
Таких непотребств не знавали мы и под татарами -
Вот в аглицких землях завелся какой-то Шекспир
И рядит безродных холопов князьями да барами.

А паче слыхал: однорукий гишпанец один
(Для длани другой не сыскалось топорика вострого?)
Сплел сказку срамную: в ней служка и простолюдин
Посажен был ради потехи правителем острова.

За самую мысль про подобное – пытка и смерть!
Вина тяжела и во веки не будет отмолена.
Власть Богом дана, а холопское дело – терпеть
И славить царя, что дышать вам, собакам, позволено.

Правителям место в хоромах, а смердам – в полях,
В конюшне, на псарне, в хлеву, но току да на мельнице.
Не то - мирозданье, как выдумал краковский лях,
Лишится опоры и в вихре бесовском завертится.

Доверчивы люди: любой краснобай и нахал
Собьет с панталыку речами лихими да дерзкими.
Вот умник французский по кличке паскудной Паскаль
Все Господа тщился постичь сквозь цифирь богомерзкую.

Другой, италиец, посредством волшебной трубы
Узрел на луне и холмы, и великия впадины.
Каленым железом клеймить бы ученые лбы,
Чтоб видел народ и бежал, как от зверя и гадины!

Ученье с науками дюже смущают умы,
Как мысль о скоромном средь бдения великопостного.
В мозгу засвербило – акафист читай и псалмы,
Святых жития да деянья блаженных апостолов.

И в Риме самом дух христьянский давно уж ослаб,
Забыли Спасителя за колдовством и соблазнами -
Они на иконах малюют откормленных баб,
С задами нагими как есть и зело безобразными.

С Европой поганой нам, праведным, не по пути,
В бесовских науках мы оной отнюдь не соперники.
У нас сколько глазу видать – хоть шаром покати:
Ни дантов каких, ни шекспиров, ни прочих коперников.

А аще возропщут, что нравы суровы вельми,
Ответь иноземцам: не можно сравнить несравнимое.
Нельзя на великой Руси по-другому с людьми:
У нас чем свирепее царь, тем народом любимее.

И чем, как не пыткою лютой, противиться злу?
На дыбе, на плахе, в кипящем котле - очищение.
Сумел нагрешить? А покорчись денек на колу!
И - аки Христос – через муки обрящешь спасение.

В чести да почете в России не ум, но душа.
Да будет и присно порядок такой, как теперича!
Христу помолюсь и хлебну из резного ковша
Вина за младенца-царя. За Петра Алексеича.

                                *****

15 ноября 2016 г.