Заходи юнга, не стесняйся, чертов обормот. Этот корабль, теперь твой дом. А эта баталерка, вообще для тебя как святая святых, потому что мои личные апартаменты, и если можно сказать что, капитанский мостик это сердце и мозг корабля, то баталерка боцмана это его печень. Со всеми вытекающим. Печень, как говорят эскулапы, надо постоянно чистить, и содержать в порядке. Ты хорошо сегодня здесь прибрался, и я даже смотрю ничего не спиздил, оборванец хуев.

Тебе конечно очень повезло, что мы подобрали тебя в порту, перед самым отплытием. Теперь ты получил  шанс, стать настоящим морским волком. Благодари за это нашего капитана.  Он конечно подонок еще тот, но и на него иногда нападает блажь и просветление. Будто Иисус дает ему пендаля. Подай-ка вон те, большие бесформенные фужеры, с гранением по бортам. Да, да, эти, тупиздень ты стоеросовый. Эти приспособы для пития спиртного, подарили нам русские промысловики с Аляски. Когда мы шкерились в тамошних водах от флота её величества. Русские называют это - '' Губатый стакан'', доверху наполняют его водкой, и пьют залпом в один присест. А потом говорят тебе - '' da schtop ti zdoh pizda barabataja iop twau mat''. Это у них пожелание здоровья, добра, и удачи в дальнейшем плавании. Я вообще предпочитаю пить водку. Чем например ром, или мадеру. Водка располагает к философии, оживляет воспоминания. А мне есть что вспомнить. Давай, себе тоже набулькай. Посидим, побеседуем как джентльмен с джентльменом, пока команда спит. Ночь в море располагает к разговорам.

Пей, юнга, вместе со мной. Залпом и до дна. Как эти русские алкаши - медведи. Тебе пить со мной большая честь. Потом в старости, если доживешь до неё и не отправишься на дно, будешь вот такому же соплежую - онанисту юнге, рассказывать как пил русскую водку с самим Биллом Копченая Смерть, боцманом с корвета «Черная Ассоль». Выпил? Вот молодец, сразу видно будущего корсара - беспредельщика. Хорошо пошло? Как будто в тебя провалился девятый вал, из горящей морской воды, да? Закуси вон тем маринованным крабом, и сядь посиди, а то тебя сейчас штормить начнёт. Вижу немой вопрос, в твоих наивных, детских глазах. Почему у меня такое прозвище - ''Копченая Смерть''? Что так башкой закивал, как китайский болванчик, мурену тебе в жопу? Ну сиди слушай, ночь у нас с тобой долгая.

Я же, мой юный сопливый друг, родился и вырос в хорошей, зажиточной и благородной семье. Папенька и маменька, были образованными, воспитанными людьми. Ну и естественно, мне по праву рождения светило  поступление в Оксфорд, и офицерская карьера в армии, где-нибудь во владениях Ост-Индской компании или Канадского доминиона. Но всё, черт  подери, пошло не так как надо с самого детства. Можно сказать, с появления на свет.

Когда моя маменька была уже на сносях, в монастыре кармелиток, где она собиралась меня родить, начался пожар. Так что рожала она меня, можно сказать на бегу. Вся жизнь, это сплошной бег, от начала и до крышки гроба, мой дорогой и уже пьяный друг. Наливай по второй юнга. По полной!!! Что, краёв не видишь падла?
Хух, хорошо пошла. Это водка из личных запасов капитана. ''Борзый пингвин''. Престижная во всём мире марка.

Ну, а потом, когда меня причащал сам архиепископ Честерский, мне угораздило нассать ему на воротник, я правда был еще младенцем и ничего не понимал, а вот архиепископ был человеком обидчивым и отлучил нашу челядь от церкви. Мне то похуй, а вот за людей обидно. Затем было детство, рассказы о море и пиратах, большая жопа гувернантки в ажурных панталонах, и периодически замечаемый мною, папенькин хуй в гувернанткиной жопе. Я рос любознательным мальцом, везде совал свой нос, и в итоге сжег сарай, где в это время, еблись мой папенька и гувернантка. Папенька каким-то чудом спасся, а вот гувернантку, мир её праху спасти не удалось. Мдя, сейчас, через призму долгих лет, как вспомню эту историю, так сам на себя злюсь. Такая жопа пропала! Вот этими вот, руками сука сжег!

И ты знаешь, что сделал, этот пидарас, папенька!!? Он, блядина, меня в приют для умственно отсталых долбоёбов отдал. Я конечно оттуда сбежал. Долго бродяжничал, побирался в портах и на дорогах. Приходилось даже воровать, и грабить проезжих сквайров. Но мне всегда везло. Я ни разу не попался в руки шерифа Нотингемского, в округе которого я промышлял. Хотя за меня даже была назначена награда. Вот какую судьбу мне уготовил мой папенька, из-за какой то жопы!!! Хотя сейчас я его понимаю. Я бы тоже родного сына не пожалел, ради такой задницы. Ничего бы не пожалел. Вот тебя бы юнга, запросто продал туркам, в обмен на ту гувернантку.

Да не сцы ты, мудозвон малолетний, шучу я, шучу. Ты еще был головастиком сперматозоида своего отца, когда я первый раз вышел в море. Так что, моряк ребенка не обидит, не сцы. Налей нам лучше еще, освежим мозги, барракуду тебе в ухо.

Я взрослел, мужал, мне становилось тесно в Нотингеме, и всё чаще приходила мысль покинуть старую, добрую Англию. Случай представился. Я нанялся сапером в армию герцога Браунгшейгского. Армия герцога направилась в центральную азию, разорять аулы бушбельменов, и поход обещал хорошую добычу. Которая как я думал, обогатит меня, поможет навсегда завязать с разбоем, и сделает из моей персоны, толстого, зажиточного бюргера. Но в аулах,  кроме дохлых кошек и насвая ничего не нашлось. Перспективы стали рушиться на глазах. Да к тому же со мной произошёл роковой случай, кардинально изменивший мою жизнь.

В нашей армии, служил один штабной фельдфебель. Личный жополиз самого герцога. Так вот, решил как-то этот гаденыш посрать. Герцогский гальюн видимо был занят, и он залез на солдатское отхожее место. Ну знаешь, длинная, глубиной в рост человека яма, на которую настланы доски, в которых проделаны дырки, для свободного падения в яму солдатского говна. Снаружи, все это обнесено деревянным забором и закрыто сверху крышей.
Фельдфебель, во время облегчения уронил в яму свой кинжал, надо сказать подарок самого герцога. Страсть божья! Подходит  ко мне, и предлагает в этот гальюн залезть, кинжал его из говна вытащить. Обещает пиццот сольдо, внеочередной отпуск и большой мешок опиума. Я подумал, и согласился. Хуле делать. Одеваю кирасирские латы, железные перчатки, шлем с забралом и лезу через дырку в торце, в болото из говнища. А в это время, герцог, обожравшись незрелых персиков, запив их молодым пивом, проходил мимо этого общего унитаза и ему внезапно приспичило. В общем залез он , ну и давай сука срать, и мне отверстие, через которое свет проходил, своей жопой закрыл. Я же не знал кто там гадит!  Думал кто-то из солдатни. Ну и хватаю его за жопу и говорю : - ''Месье, съебитись нахуй, вы мне свет загораживаете''.

Герцог вылетел как ошпаренный. Крик, шум. Потом военный трибунал. Фельдфебеля обвинили в сочувствии повстанцам Кромвеля и антиглобализме. И повесили на дереве по середине лагеря. А меня приковали к веслу на галере и отправили на Тартугу.

Ты будешь наливать, нет? Мелкий поцц. Пожалуй надо открыть второй бутыль ''Пингвина'', иначе нам с тобой юнга, не хватит. Ты что опять киваешь головой, как юный дятел на брачных играх? Хоть слово скажи! Молчишь? Правильно, молчи, и глухо внемли, сожри тебя морской черт.

Юнга, ты знаешь что такое одиночество?
На галере идущей в Тартугу, прикованные к бортам гребцы, тихонько переговариваются, в полголоса, что бы беречь силы. И то не часто. Надсмотрщик, как правило бравый толстяк с плёткой и хорошим чувством юмора, пытается едкими шутками вдохновить гребцов запеть хором, какую-нибудь песню. Но без результата. Тогда в ход идет плетка.  Все равно тишина. И  ты, вдруг начинаешь чувствовать вокруг себя огромный безграничный вакуум, а себя ощущаешь молекулой планктона, в чреве кита. Понимаешь, что если сейчас что нибуть не произойдет, ты просто рухнешь обессиленный на весло, и тебя выкинут за борт, на корм акулам. И  ты начинаешь петь. Без голоса. Про себя. Веселые армейские песни. Рассказывать самому себе, вспомнившиеся особо смешные анекдоты. Смеёшься над ними. Улыбаешься. Вот это и есть одиночество, сраный молокосос. Твои товарищи по несчастью, думают что ты, бедолага, сошел с ума. А ты просто спасаешься. Да, и по большому счету, всем насрать, что с тобой происходит, и никакие они тебе не товарищи. На галере каждый сам за себя...

Палуба… Качающаяся палуба. Ты не спеша подходишь к лакированным поручням борта корабля, и заглядываешь вниз. На море штиль. Волна лишь немного изменяет этот сине-зеленый ковер будто из густого мармелада. Поворачиваешься лицом к грот-мачте, у которой встала толпой,  еще недавно такая послушная и легко подчиняемая команда. Оскаленные рты, злобные взгляды изголодавшихся, измученных жаждой и долгими скитаниями по морям, людей. Направленные на тебя, заряженные смертью  мушкеты. Волна бьет об борт, отдаваясь в ушах похоронным набатом, а в голове переливается смех веселой девушки из Санкт-Петербурга : -'' Поручик, Саша Бронский, какой же вы смешной ха-ха-ха''. 
И вдруг, это образ, как ножом пронзает мысль о том, что сейчас рванет. Десятки кольев вопьются в тебя, а внутри, как будто бы невидимый паук, потянет за концы тысячи ниточек, разрывая твоё нутро, и всё это перекрывает одно лишь желание, смирившегося со своей участью человека: -''Только не в голову, только не в голову''...
Вот что такое одиночество, моллюск обоссаный.

Вскрывай давай вторую. Да осторожно блять, каракатица неуклюжая, бутылку не попорть, я их коллекционирую. А что? У каждого есть свои увлечения и хобби. Пираты народ творческий. Вот суперкарго например, собирает резинки от трусов, рулевой разводит в аквариуме черепашек, а наш кок, коллекционирует сушеные черепа директоров молочных комбинатов. Но это, у него что-то личное. Он никому не говорит. Хочешь твой череп ему в коллекцию отдадим? Не хочешь? Ну и ладно. Оставайся безызвестным для истории.

Как тебя кстати зовут? Васятка? Нет. Вилли? Это Уильям что ли? Как Шекспира? Знавал я одного Вилли. Вот этот всем Вилли, был Вилли. Прости за каламбур. Давно это было. В конце прошлого века.
Судьба нас свела на Тартуге, в одной богадельне, недалеко от Финляндского вокзала. Называлось это акционерное общество закрытого типа - ИЗ 45/1. В народе ''Кресты''. Иду я по галере, в руках дубинал, ключи от камер, все дела. Смотрю, раздаточное окошко-кормушка в одной из камер открыто, и сидит возле него мордоворот, аж башка в это окошко не помещается. Я подхожу, и говорю : - '' Слы, дядя, а что это у тебя кормушка не закрыта? Дышать трудно? Или хата ваша из махры сплошной состоит?"
А он мне спокойно так, и вежливо отвечает: - ''Командир, иди-ка ты нахуй, не еби мозги, без тебя тошно. Давай я тебе сотку рублей на пиво дам, и ты оставишь нас в покое на сегодня. И вообще, я что-то не слыхал что бы у меня племянники в Питере водились. А ты что такой копченый? Нерусь что ли?"

Я вознегодовал конечно. Как это так, ''нерусь''? Я самых что ни на есть славянских корней. Мама хохлушка, папа шофёр. Ну в общем скорешились мы, на почве жадности к деньгам. Сколько я ему гашиша и водки в камеру перетаскал! Маманигарюй! А в оконцовке связался с его адвокатом, и перенес для него в труселях , особой важности документы, через которые он и вышел на свободу.
Проходит некоторое время, стою я на Финбане, пью пиво, и вдруг слышу сзади меня крик: - '' Копченый! Копченый!" Оборачиваюсь, а там бац!!! Вилли с двумя такими же как он, мордоворотами стоит и мне рукой машет. Обниматься конечно не стали, ведь мы вроде как идеологические враги, но решили заехать в забегаловку на Большой Морской, попить пива, поесть шаверму и побазарить о возможных делах.

В общем прыгнули мы в машину и поехали. В пути однако, Вилли заметил что нас ведут две машины. Стали гадать кто такие. Оказалось, что кореш мой, после того как вышел, опять успел куда-то врюхатся и теперь снова был в федеральном розыске. Так что возможно менты. А возможно цыганская братва из Царского Села, с которыми у Вилли были жесткие тёрки. Жестче не бывает, как он пояснил. Ну да ладно. Живы будем не помрем.

Свернули в старый город, что бы потеряться во дворах. Ведут суки. Не упускают из виду. Точно цыгане. Эти, как пояснил Вилли, будут мочить, если поймают. Так что шансов никаких. В плен не сдаваться, и отстреливаться до последнего патрона. Только вот отстреливаться нечем.
Бросаем тачку во дворах. Все равно краденая рухлядь ''шестерка'' жигуль. Не жалко. Ныряем в сквозной проход, который нас куда-то должен вывести. Только куда, не знаем. Длинный коридор, железная дверь. Открываем. Опять длинный коридор, по краям которого лежат мешки с цементом. В конце коридора опять дверь. Открываем, и попадаем на маленькую сцену. Маленький зал, полон малышни, а видимо воспитательница, в костюме какой-то феи, стоит к нам спиной и не видя нас, махает рукой в нашу сторону и говорит: - '' Вот пришли пираааты, принесли лопааааты''.
Малышня как увидела нас, да как давай орать и радоваться:-''Пираты, пираты''. Ну мы сквозанули в боковой проход, понимая что успели выступить на детском утреннике. Далее опять коридор. И комната, вся заваленная строй материалами, а по середине лежит кислородный баллон. Сквозь выход из комнаты видно открытое окно, а там во дворе, стоит наша брошенная ''шестерка''. И никого рядом. Путь к спасению. Но на другом конце комнаты слышится шум шагов, и негромкие разговоры. Пацаны и Вилли напряглись. Я тоже испугался. Схватил тяжеленую кувалду, которая лежала рядом. И проема появилась мрачная цыганская рожа, за ней маячили другие, такие же. В руках у ''Будулая'' пистолет, направленный в нашу сторону. Он приложил палец к губам, типа ''тсссс'', и помахал нам рукой, предлагая пройти с ним, и окунуться в мир иллюзий и цыганской культуры. В это время, сама кувалда случайно падает с деревянной ручки, и ударяет по вентилю кислородного баллона, направленного жопой в сторону цыган. А позади них стоит баллон пропана. Мдя. О технике безопасности при проведении строительных работ, и складированию оборудования  можно говорить бесконечно, мой юный морской собрат.

Васятка, ты видел когда нибуть фаршированную массу креветок с крабами, из которой торчат ноги в джинсах, и туфлях ''гробах'' сорокпоследнего размера?
Вот такую картину представлял из себя бедный Будулайка. Кислородный баллон, снес цыгана как кеглю, и врезался в месте с ним в баллон с пропаном. Грохот был сильный. Что было с остальными ромалами, мы особо не заметили, так как оглушенные взрывом прыгнули в изрядно расширенный оконный проем, и уже через несколько секунд сидели в салоне нашего чухарака. Ехали молча. И когда уже в полной темноте, мы остановились во дворах где-то на проспекте Стачек, Вилли, нервно барабаня ладонями по рулю, сказал : - '' Копченый, ты видел когда нибуть такое? Видел? Ты смерть ходячая, Копченый. Копченая смерть''. Опустил голову на руль, и тихонько заплакал. Пацаны, всё также молчали, угрюмо постигая тайны бытия. А я думал, о прекрасной жопе гувернантки, когда-то загубленной мною. Эх, какой же папенька пидарас, поставивший меня на кривую дорожку!

Ну что, Вилли-Васёк. Уже заря занимается. Даже тут чувствуется еще пока слабенький, но в любом случае попутный нам ветерок. Надо сходить на камбуз и принести еще водки, там вроде завалялось. Я сейчас вздремну, и не люблю просыпаться с больной головой. Не знаешь куда идти? Сейчас пролезешь под теплотрассой, выйдешь из подвала, повернешь на лево, пройдешь пятьдесят метров, увидишь круглосуточный ларек. Там Тамарка сегодня сидит. Возьмёшь у нее пузырь. Для меня скажешь. А я  после обеда уйду в плавание, бутылок  насобираю, в приемку сдам, деньги ей занесу. Она даст. Всё давай, дуй, попутного ветра тебе юнга. Отдать швартовы! Семь футов под килем!