В девяносто первом Косому было четырнадцать. И его пытали. В собственном доме, собственные родители. Мать, хладнокровно глядя в глаза, засовывала сыну руку по локоть в рот и вынимала оттуда душу. А отец, дыша перегаром и тестостероном небритого водителя БЕЛАЗа, взглядом переезжал его на своей многотонной машине.
Косого распинали на стене родительской спальни, прямо напротив широкой двуспальной кровати. Медленно вбивая в него гвозди вопросов по поводу пропавшей золотой цепочки матери и ее золотого кольца. Косой точно знал – родители не ведают что творят. Золота он не брал. А из-за приоткрытой двери на процедуру мучений с ужасом смотрели кошка и восьмилетний брат Косого.
И когда все закончилось, Косой ушел в свой мир. Туда, где за ним могла увязаться какая-нибуть дворовая собака. Где был школьный сквер, в котором он недавно, в присутствии толпы секундантов, бился в рукопашной дуэли с Паленым. Там был подвал на соседней улице, со смотрящими со стен Сильвестрами и Ван Даммами. В котором на старых матах и матрасах лежали самодельные или украденные со спортшколы заводские гантели, гири, грифы и блины, а в темных закоулках валялись полиэтиленовые кульки с пустыми тюбиками клея «Момент» и банки из-под толуола с использованными ветхими тряпочками. Где в дальнем углу, под трубами отопления, была тщательно замаскированная в стекловате и рубероиде, периодически пополняющаяся секретная «затарка» на будущий Новый год, состоящая из нескольких бутылок вина и водки. В этом подвале Косой как-то, вместе с другими воинствующими молодчиками, через шприц залил себе в правую кисть шесть кубиков разогретого вазелина. И потом, через несколько дней, выдержав адскую боль, усердно набивал изболевшийся кулак об большую, спижженую из сгоревшего спортзала и подвешенную здесь к потолку боксерскую грушу. Тут его всегда ждали. Потому что Косой участвовал в массовой драке с поселковыми, потому что молчал как рыба в отделении милиции, куда их привели, когда поймали на краже арбузов. Потому что он никогда не будет целоваться с рыжей Любкой, которая по слухам брала в рот у Юрки-цыгана.
Ему здесь доверяли. Доверяли даже больше, чем другим таким же как он. Поэтому сегодня он принял участие в тайной вечере, на которой собрались самые надежные. Юрка-цыган, знавший больше других и знавший что такое «малолетка», принес кое-что. Это кое-что выпаривалось в маленьком тазике на небольшой горелке, при потушенных, кроме одной, лампочках, за надежно закрытой на мощный засов дверью. А потом вытягивалось через ватку шприцом и равномерно распределялось в крови всех участников таинства. И Косой удостоился этой чести. Бешеные кони внутри него бросали Косого в разные стороны и довели до тошноты. Но кони-тошнотики были приятными и скоро находили выход в дальних углах подвала.
В доме, куда вернулся просветлённый Косой, теперь обнаружили пропажу серебряных вилки и ложки из фамильных приборов. А также пропажу некоторой бижутерии матери. На этот раз Косого не мучили. Он мучился сам. От того, что на него смотрели уже чужие стены когда-то родного дома. Чужой отец. Чужой младший брат, играющий с чужой кошкой. Чужая мать, как назло, потребовала показать вены на руках. И Косой тоже стал чужим для них, громко хлопнув входной дверью. Неделю он ночевал на чердаках и крышах, а день проводил на улицах, или забавлялся в подвале с пойманной и посаженой в клетку крысой, тыкая в нее палкой. Верные товарищи вместе с едой принесли ему известие о том, что поднят вопрос об отправке его в спецшколу для трудных подростков, и родители вроде бы не против.
Косой стоял на набережной, на высокой, метров пятнадцать, дамбе над бушующим потоком холодной реки. У самого края пропасти. Мир сузился до размеров этой дамбы, и больше некуда было деваться. Почему-то вспоминался момент из кинофильма про войну, где герой, перед тем, как отважно умереть, задавал себе один-единственный вопрос: «А ты когда-нибуть любил?» Косой предполагал, кто его так подставил. Тот, кто с рождения ходит в любимчиках. Кто, получая оплеухи, не стесняется ябедничать. Кто недавно безбожно сдал его матери, когда увидел, что Косой курит. «Единожды предавший сделает это еще раз» - эта фраза из школьной программы запомнилась Косому. Мир менялся для него. Небо стало другого цвета, а земля кишела крысами, наподобие той, что сидела в клетке в подвале.
Он выловил его в колодцах дворов, и теперь они оба стояли на этой дамбе. Спрашивающий и отвечающий. Мститель с наколкой З.Л.О. на кисти левой руки и злодей в шортиках и сандаликах на босу ногу.
«А ты когда-нибуть любил?» - задумчиво глядя в пропасть, спросил мститель у злодея. А злодей молчал и взяв брата за руку, смотрел на него умоляющими и полными надежды на чудо глазами. Косой понял, что пиздюк просто боится. И правды не скажет. А какая же справедливость без правды? И он догадался как узнать истину.
В подвале, в святая святых, куда доступ был только для избранных и где сейчас, кроме них двоих и крысы в клетке, никого не было, Косой достал перочинный ножик. И, прижав крысу палкой, вынул ее из клетки, не обращая внимания на боль от укусов. Наступил ногой и отрезал ей голову.
«Жри » - Косой протянул комок из крови, шерсти, и мяса. Злодей помедлил мгновение, а потом решительно потащил крысиный труп в рот и сморщив в злой гримасе лицо, сделал надкус. Этого было достаточно. Крыса была выброшена в кучу мусора за трубой отопления, мститель и злодей исчезли из мира, а братья шли по улице домой. Дома врагов у Косого нет. Враги вне дома, а это для него логично. Мир снова приобрел свой обычный порядок. Солнце восходило утром, а заходило вечером. Зимой было холодно, а летом жарко. Вода мокрая, деревья деревянные, а родной брат не может подставить брата. Мир, где собаки гоняют кошек, а кошка охотится на птиц. Она тихо-тихо крадется по балкону и, собравшись как пружина, вибрируя задом, прыгает и ловит голубя. Потом, вволю наигравшись с ним и задушив, тащит в зубах добычу в свой секретный схрон, расположенный под изголовьем родительской двуспальной кровати. За лежащий там, скрученный в рулон, старый ковер. Голубь, полежав некоторое время, начинает смердеть. Родители, ищущие источник запаха, отодвигают кровать и находят птицу. И в месте с ним серебряные ложку с вилкой, бижутерию, прочие мелкие блестящие предметы, и золотую цепочку с золотым колечком. Ворюга же сидит на подоконнике, смотрит на это вылупленными глазами и, наверное, сокрушается о потерянных сокровищах.
И из-за тебя, рыжая пушистая блядь, я чуть родного брата не утопил!!! Крысу заставил его жрать!
А сегодня сорокалетний Косой сидит на кухне, точит ножи и читает нотации своему четырнадцатилетнему сыну-оболтусу по поводу плохой учебы в школе, уборки в доме и серьги в левом ухе. Хорошо, что вас там сейчас нет. Как вам повезло, что вы это не слышите.