Небо прожектором располовинено.
Тускло луна над Невою светит.
«Ленинградцы, дети мои!»- голос Калинина.
Ах, староста, вам говорить ли о детях?
Небо опять по-февральскому хмурится.
Съедены голуби, сварены кошки.
Лучше по этой ходите улице.
Там, на Фонтанке, обычно бомбежка.
Сто двадцать пять. Это вес горбушки.
Сто двадцать пять зачерствевших граммов.
Если бы только не эти пушки,
Мы бы и дальше их ели, мама.
Желтая, мятая хлебная карточка.
Слева Исакий, как мертвая птица.
Тихо по снегу скрипучему саночки.
И ничего тебе больше не снится.
И ничего тебе больше не надо.
Спи, мой сыночек. Руки, как плети.
Вам ли рассказывать нам о блокаде?
Плакать ли, староста, о наших детях?