Крым

Мысыти! Мысыти за меня! - так злорадно приговаривал очкастый, с жидкой бородёнкой, которая едва скрывала жалкий скошенный подбородок его, мужичонка, когда их любимица Муська, принялась яростно когтить его благоверную, что выкрикнула в сердцах:"Урод! Ненавижу тебя!", после изысканно язвительных и издевательских слов, которыми этот поганый интеллигент, как всегда, самоутвердился перед своей высокой пышнотелой красавицей-женой, заглушая у неё впечатления от постыдного полового акта, когда она лежала под ним, как бревно, и откровенно уклонялась от попыток целоваться беззубым стариковским ртом.

Марина ему не ответила, а только схватила озверевшую Муську, прижала её к пышной груди, поцеловала в усатую мордаху и ушла с нею в другую комнату, баюкая её как неразумное дитя, которое совсем уже не могло определиться кого оно больше любит. Маму или папу?
____________

Западная Украина

- Гадюка проститутская, курва!- верещала через частокол, разделяющий их огороды, Верка-козлиха, которая не далее как вчера в полночь, стаскивая, тяжкие от налипших на них комьев влажного чернозёма, кизачи,с ног своего, в усмерть ужратого Григория, поутру обнаружила следы этих самых кирзачей, что вели от халупы этой сучки текучей, Ганьки-цицкастой, через огороды, прямо к ихнему с Григорием забору, меж покосившихся кольев которого разве что хряк не пролезет.

- А у твово Гришки xуй кривой!- сладострастно предвкушая как она вцепится в волосёнки этой недоцелкe, законной владелице Григория, , когда всё село сбежится на очередное представление, ежемесячно забесплатно даваемое Ганькой этим алкашам, в аккурат после получки, победительски заглумилась Цицкастая.
- Нам из него не стрелять!- ретируясь в хату, прокричала напоследок Козлиха.
Это был всего лишь ритуал самоутверждения. Она давно уж смирилась, что Гришка ейный к Ганьке как муха на липучку. Просто обидно было и всё.

Ганькa тоже сразу успокоилась и пошла к себе во вросшую в землю халупу, под просевшей от полной безнадёги крышей, с выщербленной местами черепицей, через которую, когда шли дожди, струи воды, шумно цыкая, как при дойке, наполняли всякую посуду, что под них подставляла Ганька. Мужик-инвалид. Допился пияк окаянный. Крышу некому даже поправить. Одна радость - Гришанька Козлов.

- Мой Гришка! Мой! - победно прокричала она, войдя в затхлое, воняющее инвалидскими испажнениями мужа, жизненное пространство своё. Ей было пох, если Мишаня услышит. Он и видел-то, и не раз. Oто-ж!
Не забьёт уже, дармоедец, да!
_________

Италия

На утро жена бородатого очкарика, никому ничего не сказав, пошла в турагентство, а через неделю ей уже открыли шенгенскую визу.
И oна влетела в Италию. С маленькой спортивной сумкой через плечо, сама не понимая, куда и зачем её принесло. И началась у неё другая жизнь. Там, где её сходу определили как Маринку ебанутую. Украинcкие жиночки, да.

- Во бреше, что она картины на компьютере делает! Она же их с интернета скачала, говорю вам!
- А ещё она курить и пье...и с марокинцем живэ, и содержит его, даааа.
- Ни, меж русськими и украиньцями е велыка ризныця.
- Москалиха тупая. Ни, я работы ей не дам, взагали.

- Да шчо вы, жиночки такое? У неё мужик такий гарнэнький. Она же с ним венчанная. Чоловик он ей. Веру она его приняла.
- Тамарка! Не бреши колы не розумиешь! Христа продала твоя Маринка!
- Та я шчо? Люди говорють.
- Так. Говорють. Когда Бог хочет наказать, он отнимает розум!
- Так и я-ж говорю, жиночки, ебанутая она какая-то, да.

Так и жила Маринка в Италии. Годами. Перебиваясь случайными заработками. И любила своего нищего араба, дура такая, и ни на кого его не меняла.
___________

Италия

Наутро Ганька полезла в подпол, достала из-под бочки с квашеной капустой заветный пакет целофановый со сбережениями скудными, на чёрный день, и, никому не сказав, на соседской подводе рванула в райцентр, а оттуда на пригородном поезде в Город.

А через неделю ей уже открыли шенгенскую визу и она приехала на украинском бусике в Италию. С огромным баулом, куда она положила вещей на всякий случай жизни, одёжки летней и зимней, трусов, лифчиков 8го размеру, две смены постельного и даже одеяло и пуховую подушку, запасливо понимая, что надо иметь всё своё там, где она твёрдо намеревалась начать новую жизнь и доказать им всем. Что и кому доказать, было неважно, главное, что она так понимала и всё.
И началась у неё новая жизнь. Там, где её сходу определили как Ганьку-цицкастую. Украинcкие жиночки, да.

- Жиночки, слухайте! Ганька-цицкаста к офицерше, когда она в недилю выходна была, в дом к диду её пришла и xуй ему сосала!
- Да ты шчо? А офицерша як?
- Як-як? Она дверь ломала, а дид злякавси и видчиныв, а портки долу!
- Во, гадюка! И шчо?
- Да ни шчо! Погнала она Ганьку, а дид той застрэливси потим. О це так.
- А офицерша як?
- Да ни як. Другого дида соби найшла, курва.
- А Ганька як?
- Да ни як! Она потим на вулыце к италийцам приставала и говорила, бачь яки цицьки у мэнэ? Возьми на работу.
- Да кто-ж её возьмёт, проститутку? Я ей, курве, работы не дам, взагали!
- Жиночки, да вы шчо? Она же наша, украиночка! У неё муж инвалид и зять пияк.
- А ты, Тамарка, усих забороняешь, так?
- Та ни, не усих. Шкода мине Ганьку, знаете?
- Так хай пийде на замину до мэнэ. Я в липне домой на 2 мисяца. Номер ганькин знаешь?
- Так, знаю. Пиши.

Так и жила Ганька, и работала, где придётся, и копила деньги, а половину на инвалида Мишку своего в село посылала. И собирала по мусоркам одежды всякой, что по сезону италийцы выбрасывали, а в деревне ихней такие вещи очень даже пригождались. Куртки кожаные и дублёнки даже находила. И клетки пластмассовые от яиц, с крышечками, вкладывала одна в одну. Торговать поедут яйцами в Город культурно! Паков по 20 через украинские бусики каждое воскресенье она засылала. А что? 2 евро за кг, а всё там, в паках - дармовое! Выгоду знала чётко.

А ночами знойными италийскими дрочилась она на светлый образ Гришки Козлова, и охала безбожно в подушку пуховую, что с хаты на хату таскала за собой, хоть и полагалась ей "на тюрьме" всё ихнее. Но у Ганьки своя гордость была. Всегда. И никакие тягости эмигрантские не могли сломить её героического духа. Дома-то ещё гирше было. Ато.

Прошли годы и Ганька нашла себе макарона, ни разу неженатого, да ещё на 15 лет моложе! Марешало, карабинер, между прочим, Антонио, а он ей хату за свой счёт снял, чтобы трахаться было где, и спезу делал, жратву то бишь всякую покупал, и стала Ганька как панночка в Италии жить. Только работай и бабки себе чистыми откладывай, как курочка яечки.

Мишанька её благополучно помер вскорости и свободная Ганька стала от всех обязательств, и стала она с Антонио-марешалом на Украину в отпуска вместе ездить, а тому понравилося. Сметана жирная, ложка стоит, яечки из-под курочки свежайшие, молочко парное, с огорода всё своё, экологическое!

Да и халупки той завалющей уже нетути. Заместо её - хоромы деревенские Ганька выстроила. Колодец во дворе - только для экзотики, чтобы водицы родниковой ледяной испить в охотку, а так, все удобства в доме, и ванна и туалет, и даже бидэ!
Антонио не зря оплачивал ихний отпуск взаимный. Ну, а какой фурор в деревне ихней запойной происходил, когда Ганька с кавалером италийским, с шиком подъезжала по, клубящейся пыльным облаком, просёлочной дороге на такси!

Они так и выпадали из своих подслеповатых окошек, задирая тюлевые, засиженные мухами, занавески. А Козлиха, та ваще из хаты не выходила взагали. Только в щёлочку глядела на ганькины доказательства. А Гришка ейный, тот сразу же напивался в пизду, в подполе, закусывая кислой капустой, из бочки прямо, а потом восползал по деревянному трапу наверх и пиздил свою благоверную Верку за то, что полюбовницу его италиец трахает!
Доказала Ганька, доказала! Всем и себе! Ато.

Вот и снова в отпуск Ганька с Антонио собрались. И стала она искать кто её подменит, чтобы работу не потерять.

А никто не хотел, нашла дураков! Тебе за хату италиец платит, спезу делает, а нам на хрена такая работа, когда день разорван? 3 раза, по полчаса туда и полчаса обратно, по жаре невыносимой 43 градуса в тени, топать, а потом по 2 часа с больным тяжеленным мужиком без кондиционера и даже вентилятора возиться? Яйца-жопу ему, болезному, мыть, и тело тоже, и лицо, и руки, а потом боротальком присыпать и жрать ему в той жаре кромешной, когда пот льётся с головы на лицо и шею не ручьями, а какой-то обволакивающей пеленой, и жжёт, разъедает глаза невыносимой солёной концентрацией, варить...и вся эта возня за 14 евро в день?

Маринка. Она взялась подменить Ганьку. Совсем денег не осталось. А тут как раз любимый приехал с полей, где он ничегошеньки и не заработал...пустой приехал...сказал, что румынов и болгар предпочитали брать, которые задаром готовы, за гроши. Пусть ужо румын весь день пашет за те же деньги, что араб за считанные часы сделает, зато экономия, дааа.

И пошла Маринка на эту спасительную подмену...

А украинские жиночки, которых она старалась обoйти незаметно, как назло, попадались ей, когда она 3 раза в день по этой жарюке туда-сюда ползала, две пары обуви стоптала и водянки на пальцах ног, от влажности дикой, что болели растиpаясь...как ходить?
Эти жиночки, цыкаво выпытавши кого и за какие грOши она подменяет, радостно вопрошали:"Ты дурна, чи ни?"

Она выдержала этот марафон, хотя хотелось бросить всё к чертям собачьм и послать эту садистку Антонетту, сестру Франческо, нахуй.
Ей нужны были деньги. На края. Просто выжить, и прокормить своего любимого. Гарнэнького такого...ну, не на 15, так на 10 лет моложе. Куда уж нам до Ганнушки?

Антонетта...она была энергетическoй вампиршей.
Она каждый раз, когда Маринка приходила в 12 по полудню, взять из рук любящей сестрицы обед для бедного красавца Франческо, который просто погибал в своей невыносимо жаркой и убитой хате...эта Антонетта...она издевалась над Маринкой, и говорила типа, хорошо, что Анна скоро приедет, а то ты такая неопытная и ваще я бы тебя выгнала, но Анну жду.

А Маринка не велась и отвечала иронически:" А, си?", что означало:"А, да?"
И Антонетта разочарованно отваливалась. И ждала, когда приедет её вожделенная Анна, которая на любые её провокации, отвечала горячими слезами обиды. Надо же подпитываться! А от этой Марины никак не получалось.


Маринка выдержала те ужасные 3 недели, а когда Ганька позвонила ей с Украины и сказала, что приезжает завтра, то Маринка просто дала 5 евро Маре, дочке несчастного Франческо, чтобы та вечером, за эти деньги, помыла и пересадила своего несчастного падре на кресло-каталку. Она уже больше не в силах была туда идти. А утром уже и Ганнушка вышла на работу к великой радости сестрицы Антонетты.


- Алло! Маринка!
- Да, Анечка.
- Ты спышь?
- Нет, уже. Говори.
- Меня Антонетта прогнала!
- Да?
- Я её отпиздила, знaешь?
- Интересно. Как это произошло?
- Она издевалась и оскорбляла меня!
- Ань, это не новость. Я просто ей не позволяла себя вампирить. Хотя, херово мне было. Каждый день.
- Она меня путаной кричала и что я грязная, в одном и том же каждый день!
- Ань, я тоже на работу в одном и том же ходила. Жара 45 градусов. Постирала, за минуту всё высохло. Где проблемы?
- Я тоже ей сказала, что я стирала свою робу, каждый день! А она мне кричала, что я путана и приехала ихних мужиков от жён отбирать!
- А ты?
- А я ей сказала, что у меня мужик холостой, ниразу не женатый! А она мне сказала, что я - старая!
- И?
- И! Я её отпиздила. 2 раза об стенку вбила! А когда её мужик подскочил, то мой его пополам сложил, гада длиннючего!
- Анька, ты - прелесть! А как же макароны? Их же небось набежало?
- Набежало! 50 человек, соседей! Все за меня были!
- А Антонетта что?
- Она за угол дома сховалась, но я её, суку, достала и била её, гадюку!
- Нет, я щас погибну, Ань!
- А мой её мужика длинного в пополам перебил, гада, а этот длинный орал, что карабинеров вызовет, а мой ему - пoшёл в жопу, бастардо! Я и eсть тот самый карабинер!
- Анька, почему мне не позвонила? Хотела бы я на эту баталию посмотреть!
- Марин, я же такая ажитата была, возбуждённая типа. Я её, гадюку, пиздила об стенку и ничего в моей голове больше не было!


"Мысыти! Мысыти за меня!"- вспомнилось вдруг Марине.