«В Советском Союзе секса нет»-из заявления нардепа СССР

Наташа была сильной, плотной девушкой. Красавицей ее нельзя было назвать. Невысокий лобик, широко расставленные серые глаза, небольшой носик, губы в рюмочку, немножко вперед. Прежде, чем что-то сказать, она чмокала и этот чмок заводил окружающих. Рост сто семьдесят четыре, вес шестьдесят пять, волосы светлые, кожа белая, я бы даже сказал, мучнистая, вроде как, обсыпанная белой мукой. Жила она в рабочем поселке под Ленинградом. Там выросла и училась. В десять лет ее сдали в танцевальный кружок. Против нее поставили мальчика. С ним она танцевала четыре года и дотанцевала до категории С. Дотанцевала и размечталась. Виделось ей, что со своим мальчиком получает категорию В, через пару лет А. Танцует на первенство Ленинграда, потом Москвы, Европы и чемпионате Мира, и везде берет первые места. Мальчика своего она обожала – такой умелый, пластичный. Профессионал понимает о чем речь. Но человек полагает, а кто-то располагает. На танцполе появилась новая девочка, дочь богатых родителей. Ее мальчик ей приглянулся и она подъехала к родителям. А те подъехали к танцдаме. Сначала за спиной Наташи зашептались, стали как-то ехидно на нее смотреть. Потом подружка шепнула ей, Наташа не поверила. Но тут ее вызвала к себе танцдама и объявила, что ей придется пока потанцевать одной, партнера ее забирают, потому что она начала бурно прогрессировать в росте, переросла его, а это никуда не годится, но ей подберут другого. Наташа поняла, что ее обманывают. Поселок был мал, все знали друг друга наперечет, откуда партнер. А ее мальчик был рядом, стоял, опустив глазки, и не заступился, не сказал ни слова. Позднее Наташа поняла, что его купили, танцдаме заплатили, но это было потом. Девочка в слезах шла домой, он бежал рядом, что-то ей говорил. Дело было в январе, было морозно. Она жила в двухэтажном на восемь квартир доме на втором этаже. На площадке тускло горела лампочка, был закуток, жарко грела паровая батарея. Наташа дала волю слезам, партнер прыгал перед ней и обещал, что не забудет ее и будет с ней танцевать, но Наташа понимала, что все это ложь. Тогда он стал обнимать ее, руки его залезли ей под шубейку, он задрал ее юбочку, спустил трусики и поимел ее. Наташа пришла домой зареванная, все рассказала маме, но про секс ни слова. Девочка она была гордая, в кружок  больше не вернулась. Это был ее первый сексуальный опыт. Второй был через три года. Ей уже было семнадцать лет. Она попала на вечеринку. Там был поселковый хулиган по имени Федька. Он был веселый парень, ходил по поселку с гитарой и превосходно играл. Вокруг него всегда собиралась толпа, он пел блатные песни и бил чечетку, он и Наташу научил. Она была талантливой ученицей и через пару месяцев била степ. Но Федька воровал, у него была своя банда. Где-то что-то воровали, где-то что-то продавали. Любовником он, правда, был никудышным, но Наташа другого и не знала. По весне его посадили. Тем же летом она закончила десять классов и встал вопрос – куда? В поселке работы не было, а в Ленинграде хоть отбавляй. И решила девушка ехать в город, устраиваться на работу – иногородних принимали. Она поступила в трест СевЗапСтрой, в строительное управление штукатуром –маляром по второму разряду. Ленинград разрастался, строились бесчисленные «Черемушки». Рабочих рук не хватало. Приняли с удовольствием, поселили в общежитие строителей. Общага была женской, здесь был образцовый порядок. В комнате, где она жила, четыре кровати – четыре товарки. Стоял еще холодильник,всегда битком набитый. Жили дружно, в шесть подъем, быстро-быстро-быстро умылись, кружка горячего кофе, бутерброд и на работу. Служебный автобус уже ждет. До площадки сорок минут и вот она, стройплощадка. Бесчисленное количество пятиэтажных коробок, одна строится, другая достраивается, третья начинается, и все это надо сдать в срок. Обед с двенадцати до часу. Рабочий день до шести вечера. В шесть в бытовку переодеться, помыться и в автобус. Еще сорок минут, и пол-восьмого на месте. Дальше готовили стол, вываливали из него все, что было в холодильнике. Помидорчики, огурчики, квашеная капуста, сало, мясо, картошечка – стол ломился. Это и правильно. Труд на стройке тяжелый, надо много кушать. Ели не торопясь, болтали, делились известиями из дома. У одной был маленький ребенок в деревне, другая холостячка, у третьей, что постарше, двое детишек. Потом отдых , кое-кто успевал сходить в кино, у кого-то был хахаль, но к десяти все на месте и начинался сон. Выключали свет, укладывались спать и можно было перед сном минут пятнадцать помечтать. О чем мечталось Наташе? конечно, о мужчинах. Ах, какие были киношные красавцы – Жерар Филип, Жан Марэ, Марчелло Мастрояни. Вот бы ей такого. Ей рисовался образ: мальчик, лет восемнадцати, рост не ниже ста восьмидесяти, синеглазый брюнет с оливковой кожей. Вот, если бы такой – она на все согласна. Она закрывала глаза и быстро засыпала.

Наташа уже третий год трудилась в своем управлении и ее бригадир, тетька Машка, обратила на нее внимание. На стройке всегда текучка кадров. Да, женщины - народ усидчивый, но иногородние не выдерживали и увольнялись, а коренных на стройку не загнать. Машке было за пятьдесят, это была пробивная тетка, с веселым матом, депутат райсовета, член партии, орденоносец. Бригада была большая, под пятьдесят отделочниц. На стройке всегда аврал, строители всегда немного не успевают. Чтобы выйти из положения, Машка предлагала холостячкам выйти в субботу за отдельную плату и не было случая, чтобы Наташа отказала. Машка за это зауважала Наташу и сделала ее звеньевой (плюс пятнадцать рублей к зарплате!). Наташа теперь была десятницей. Была молчаливой, упорной, работящей. Ее уважали. Пару раз в месяц все-таки бывала дома, в поселке. Родители встречали ее с распростертыми объятиями. Она вволю там высыпалась на большой деревянной кровати, парилась в баньке, пила молочко, закусывала сметанкой. В ночь на понедельник возвращалась на электричке в Питер, ныряла в метро на одном конце города, а выныривала на другом. Забегала в общежитие, закидывала сумку в холодильник и на работу. По четвертому году у ней появился жених. Мужичок был покладистый, послушный, тридцарь лет, работал в параллельном управлении, бригадир, лепил эти самые коробки. Все ничего, но со здоровьем у него было неважно – слабые легкие. Сирота, в детстве недоедал, вот оно и вылезло. Он водил ее в кино, даже театр, покупал ей мороженое, шоколадки, даже цветы дарил, но любовник был ничтожный. А она сильная, здоровая, просто плакала после такого секса. Однажды в мае он сказал ей: «Мой лимитный срок кончается, в конце года я получу квартиру однокомнатную здесь же, в Черемушках. Выходи за меня замуж». Наташа не сказала ему ни да, ни нет, но задумалась А через неделю ее вызвала к себе в вагончик тетька Машка.  Полы в вагончике каждый день мыла уборщица, у входа надо было переобуться и скользить по линолю только в чунях. За столом сидела тетька Машка, рядом с ней комсомольский секретарь, молодой парень в очках. «Закрой дверь,-приказала Машка, - подойди сюда. Ты сколько у меня уже работаешь?.. Пять лет…А сколько получаешь?.. Сто восемьдесят..А знаешь сколько я?» – ухмыльнулась Машка. Этого не знал никто. Хитрая, ушлая, Машка давно ручек не марала. У ней была своя папочка, красивая авторучка и она шныряла по кабинетам. То она в райкоме, то в парткоме, на конференции, в профкоме, пишет рекомендации в партию – всегда занята делом. Но гонять девок и сдавать объекты она умела и в управлении была авторитетом. Можно представить сколько ей катило. « А сколько тебе лет?..Двадцать три… А в школе как ты училась?... Четверки, пятерки… Тут такое дело,- врезался парень в очках,- мы хотим тебя в институт послать. Разнарядка пришла. В инженерно-строительный. ЛИСИ называется. Тете Маше три года до пенсии, будешь на третьем курсе, сделаем тебя бригадиром. Тетя Маша тебя хвалит.А закончишь, будешь прорабом, нам нужны свои молодые кадры. Мы тебе отличную характеристику напишем. Ты купи себе пособие для поступающих. Вступительные экзамены начнутся в июле, так, что ты готовься. И вот что еще, Наташка,- добавила тетька Машка,- поступишь в институт, напишешь заявление в партию. Я тебе подпишу».

Ночью, перед сном Наташа размышляла. На нее сразу свалились два события: институт, замужество. А что делать. Жених, конечно, боже мой!  Она лимитчица, три года отработала, чтобы только поставили на очередь. Выйти замуж за коренного – это невозможно. Коренной признает только квадратные метры и, если женится, то только на коренной. С тем, чтобы увеличить свои метры. Конечно, с лимитчицей он может побаловаться, но на большее даже не мечтай. А ей хотелось свой дом, мужа, детей. Пожалуй, деваться некуда, придется замуж.

Следующее событие произошло в конце мая. Был хороший майский день, обеденный перерыв, звено высыпало на двор, сидели на лавочке, грелись, курили. Наташа была несколько в стороне, в руках была легкая сигаретка. «Вон, глядите,- подал голос кто-то,- комсомольский секретарь». И действительно, в сапогах по глине прыгал знакомый очкарик явно направляясь к ним. Под мышкой папка, в руках пачка каких-то бумажек. «Привет, девчонки!.. И вам не хворать… Кто хочет в отпуск, есть хорошее местечко… Это какое?.. У нас открылась своя зона отдыха, дом отдыха, двенадцать дней, двенадцать рублей. Остальное платит профсоюз… Это куда?... Светлогорск… Фи,- скривились батрачки, - с холода на мороз. Я не поеду,- заявила одна. – У меня маленький ребенок,- заявила другая. –Мне копать картошку, мне дом ремонтировать…» Короче, у всех оказались причины. «Девчонки,- взмолился комсорг, - да я ж только оттуда. Четырехразовое питание, каждый день танцы, мужички в очередь стоят. На одну телку сразу два… Врешь… Ей богу, правда… Врешь ты все… Наташа,- вдруг увидел ее комсорг,- ну, ты у нас сознательная. Покажи пример». В голове у Наташи молнией пронеслись мысли: институт, замужество, может быть, она последний раз на свободе, а дальше-то все. И она сделала шаг навстречу и выдернула из рук комсорга бумажку. «Молодец, Наташка. Завтра пятница, можешь на работу не ходить. Приезжай в управление к десяти часам. Все оформим и деньги получишь».

На следующий день Наташа, не торопясь, встала, умылась, позавтракала и поехала в управление. К десяти она была на месте. Комсорг взял ее за руку и повел по кабинетам. Сначала зашли в отдел кадров, изготовили приказ, потом в бухгалтерию, кассу, получили деньги. Оказывается, она два года не была в отпуске – триста рублей - приятно глазу. К двенадцати она вышла из управления и встал вопрос – куда? В гардеробе у Наташи не было ничего такого, а приодеться надо было и она решила в ДЛТ. Дом Ленинградской Торговли был дворцом в несколько этажей весь в стеклянных витражах. Тут можно было бродить часами, рассматривая и разглядывая бесчисленное  множество товара. Чего только не было. Наташе приглянулся женский ансамбль цвета беж. Жакет с плечиками и юбка. Она примерила его в примерочной и покрутилась перед зеркалом. Особо ей понравилась юбка. Попа плотно обтянута, внизу кант и рюшечки. При движение рюшечки влево, рюшечки вправо. Она вышла из примерочной и продавщица заулыбалась. «У вас такая стойка, прямая спинка – просто прелесть». Наташа купила еще одну - темную плиссированную юбку и пошла дальше. Ей приглянулся белый блузон с черным галстуком бабочкой. Дальше светлые нейлоновые чулки, потом, в обувном отделе лакированные туфельки со шпилькой, югославские – сорок пять рублей и напоследок черные зеркальные очки, и кожаный изящный чемоданчик. К двум часам она покинула этот дворец изобилия. Дальше она отправилась на Невский проспект в салон красоты. Педикюр, два часа под колпаком – сушка волос, потом над ней колдовала визажистка еще час, и, довольная собой, к шести вечера вернулась в общежитие. Там стала примерять обновки. Но тут ввалились сожительницы. «Наташка, да какая же ты красивая.- Наташа была в костюме беж, белой блузке с кокетливым бантиком. – Ну-ка, повернись Наташка. Вот это попа,- старшачка уперла ее в стенку, прогнула, пристроилась сзади, и стала изображать кобла. Товарки захохотали стала смеяться и Наташа. – Куда только мужики смотрят. Да я бы с такой задницы до утра бы не слезала. Дай ущипнуть. Да какая она у тебя тугая». Наташа, красная от смущения, смеялась со всеми до слез. «Ну-ка, чмокни, Наташка. Встань на колени, представь, что я мужик, почмокай у меня…Фу, как гадко… Кому гадко, а кому и сладко,- назидательно поучала старшачка, - а поедешь, найди себе сразу мужика с вот таким хуем и сразу в постель. И чтоб двенадцать дней не вылезала. Приедешь, нам расскажешь. Может, и мы поедем». На следующий день Наташа отправилась на почту и послала домой открытку, где сообщила, что в отпуске и приедет домой через две недели. Потом у нее была встреча с женихом, сожительницы разъехались, они полежали в постели, потом гуляли, потом еще что-то… В воскресение сидели в кафе, потом кино. Вечером Наташа готовилась к отъезду, укладывала в изящный чемодан свои вещички.

В понедельник  с утра  она  была на Финляндском вокзале и уезжала с шестой платформы на Светлогорск. Электричка живо донесла ее до Сосново, а дальше шел поезд, который в народе назывался «подкидыш». Он тащился не торопясь, вагоны с одними лавками - в такой можно загнать целую роту и не увидишь - были пусты. Человек семь, восемь в вагоне с Наташей. Она в плиссированной юбке, жакете и блузоне, зеркальных очках, нога на ногу, в руках иллюстрированный журнал «Моды 1965», была очень эффектна. Не девушка, нет! - молодая красивая дама. Поезд тащился два часа, за окном плыли поля, рощицы, перелески, озера, речки – страна Карелия. К часу дня прибыли на место. Тощенькая кучка пассажиров вывалила на перрон. По левую руку был сквер, по правую здание вокзала одноэтажное, но со шпилем, потемневшее от старости. Радио тут же объявило, что граждане, прибывшие в дом отдыха «Молодежный», должны пройти на привокзальную площадь, где их ожидают. И действительно, на привокзальной стоял большой красивый автобус а рядом приплясывал какой-то клоун, рыжий, волосы во все стороны, рукава из кургузого пиджака до локтей, штаны чуть ниже колен,  кеды на босу ногу. «Сюда, мои хорошие. – кудахтал он. - Сюда, мои цыпочки. Осторожнее, не споткнитесь».Человек тридцать набралось – два десятка женщин, остальные мужского полу.  Рыжий влез на переднее сиденье и объявил через микрофон: «Меня зовут Владимир Андреевич, фамилия Коптюхов. Я культработник и сейчас повезу вас в дом отдыха, но сначала давайте пересчитаемся. Дамы, пожайлуста, на передние сиденья, мужчины на задние.». Автобус мягко тронулся. Владимир Андреевич непрерывно трещал: «Обратите внимание… Въезжаем на центральную площадь… Налево исполком, милиция, народный суд, направо кафе, ресторан, кинотеатр, магазины»… Рядом с Наташей плюхнулась красивая дама с иссиня черными волосами и яркими пунцовыми губами. «Нет, ты погляди на них, - зашипела она злобно, явно обращаясь к Наташе. – Что такое?.. Погляди  какие мужики». Наташа глянула, ничего такого не нашла, мужички лет под тридцать, уже пьяненькие. «Боже мой, что за наказание. Почему я не в Сочи… Да что случилось?.. Ты в первый раз в доме отдыха. Сразу видно в первый раз. Ты зачем сюда приехала, отдыхать? - соседка ухмыльнулась. – Тебя как звать?... А меня Анна Львовна». На вид ей было чуть больше тридцати, но красивая, изящная и благоухала - шарман. «Давай с тобой дружить, будем подругами». Они уже ехали минут сорок, миновали центр, въехали в частный сектор и, похоже, он кончался. «Стадион, а напротив цыганский поселок». – объявил Владимир Андреевич и автобус завернул в сосновый бор. Автобус мягко колыхался на лесной дороге, проплывая по ней. Слева мелькнул брошеный карьер, еще немного и вышли из бора, пересекли проселочную, и встали на дамбу - озеро слева, озеро справа, а впереди транспарант «Добро пожаловать». Они въезжали в дом отдыха «Молодежный».

Дом отдыха был фактически на острове в сосновом бору. Здесь была центральная площадь асфальтированная и дорожки все в асфальте, окаймленные белым камнем. Над дорожками газовые фонари, все чистенько, прибрано клумбы с цветами. Отдыхающие вытряхнулись и их повели в канцелярию, где записали каждого в большую книгу. Потом  повели расселяться – женщин кастелянша в женский пансион, мужчин Владимир Андреевич в мужской. Пансионы были капитальные, трехэтажные. Кастелянша сказала, что номера трехкоечные, но поскольку людей мало, можно селиться по двое и даже по одному. «Давай по одному»- шепнула Анна Львовна Наташе и первой выдернула ключ. Номера оказались рядом. В номере было три кровати, шкафчик и умывальник. По центру стол, три стула, на столе графин и три стакана. На стене репродуктор. Наташа поставила свой чемоданчик в кладовку и тут ввалилась Анна Львовна. «Привет. Ты уже устроилась?.. Давай знакомиться. Можешь звать меня Аннушка. Тебе сколько лет?.. Ты замужем?.. А дети есть?..Ты где работаешь?.. А я замужем, двое детей, одному десять лет, дочке восемь, самой тридцать четыре. Работаю замшей… Замдиректора магазина. Ты бываешь на Васильевском острове? Магазин «Москва». У нас очень большой магазин. Все там есть. И белуга, и севрюга, и черная икра, так что, заезжай, если что». Тут включился репродуктор: «Граждане отдыхающие. С четырех до пяти у нас полдник. Приглашаются все. Кроме того, в соответствии с нашей традицией, сегодня будут танцы – день общих знакомств. Начало в двадцать ноль-ноль, на танцплощадке. Из города приедет джаз-оркестр. Не упускайте своего счастья». «Во-во,-засмеялась Анна Львовна,- знаем мы это счастье. Обязательно придем. Давай, собирайся, Наташка, пошли в столовку, посмотрим, что у них там».

Подруги отправились в столовку. По асфальтовой дорожке. По левую руку была игровая площадка, по правую танцплощадка. Все утопало в зелени, уже был выпущен полный лист, все благоухало. Столовка была на площади рядом с канцелярией. Вместимость – человек пятьдесят. Полдничали поэтапно, сначала женщины, потом мужчины. На полдник были бутерброды с маслом и сыром, и кружка киселя. Из амбразуры высунулась повариха и зычным голосом объявила: «Кому не хватает, подходите, берите!». Но хватало всем. Подруги уже вышли из столовки, как, на встречу им попался Владимир Андреевич. Он пальцем подманил к себе Наташу. «Ты придешь на танцы?. Возьми литр водки…Зачем? – изумилась та…Тебе пригодится. Вот сейчас, пока есть время, сходи в цыганский поселок, там есть ларек, прямо на входе торгует. Возьми  литр водки. Тебе пригодится». «Что он сказал?- подлетела Анна Львовна…Литр водки…Какой литр, зачем литр?...Не знаю…И что ты думаешь делать?.. Пойду, схожу,» - неуверенно ответила Наташа. Анна Львовна подумала и заявила: «Я тоже с тобой». И обе отправились в цыганский поселок. В ларьке было все прилично. Продавщица как-то странно глянула на Наташу и тут же из-под прилавка подала готовый сверток с литром водки. Затем подруги принялись рассматривать ассортимент. «Давай, возьмем вина,- предложила Анна Львовна.- Смотри болгарский «Бисер, Рубин». Давай штуки по две. А что еще делать? Гулять да пить». Взяли по две и пошли назад. К шести вечера обе были за столом у Наташи. На столе стояла бутылка вина, пачка сигарет. Выпили по первой, закурили. «Так ты первый раз в доме отдыха? А я не раз. И в Гаграх была. Тогда студентка, на третьем курсе. Были у меня два самца. Грузины. Никогда не пробовала с двумя? А я пробовала. Господи! Какие были самцы. От меня ни на шаг не отходили. – У Анны Львовны заблестели глаза. – Ужасно! – выразилась Наташа. – Прекрасно,- засмеялась подруга. – Они меня на машине катали, на пикники возили, в театр водили. И трахали меня на песочке и облизывали. Что хотели со мной, то и делали. Я счет теряла… И не стыдно тебе?.. А чего стесняться. У меня много любовников было, я сейчас их не вспомню, а вот этих самцов буду помнить до конца жизни… Тебя страшно слушать, - смеялась Наташа, а у самой заискрились глаза. – Дура, ты, дура. Слаще морковки, видать, ничего не ела. Это же самые лучшие воспоминания. Вот, мой муж, преподователь вуза, а все как в песне: «Лучше тыщу  раз отдаться грубым усачам, чем тщедушным, равнодушным, хилым москвичам…. Ух, Наташка, трахаться хочу. Хочу, хочу!» - и заломила руки. Вино ударило обеим в головы и подруги замурлыкали. Однако время близилось к восьми и подруги стали собираться. Наташа в костюме беж, рослая красивая, Анна Львовна тоже  хороша, но миниатюрнее. На танцплощадке уже играла радиола, когда подруги зашли. Площадка была квадратной, над нею небо, стены - решетки, на тыльной эстрада, над ней козырек, там уже сидели музыканты и виднелась какая-то аппаратура. Было уже довольно темно и над площадкой горели газовые фонари. Толпа была веселая нарядная, особенно женщины. Рослые белые,  с безупречным сексуальным мясом, чего не скажешь о мужичках. Дешевые костюмчики, типа «в последний путь», ботиночки картонные за семь пятьдесят, несвежая рубашка и галстук-шнурок, и уже пьяненькие. И вдобавок, вдвое меньше. Женщины у одной стенки, мужички напротив. «Дорогие друзья!- раздался голос с эстрады. Это был Владимир Андреевич.– Джаз оркестр приветствует вас и желает, чтобы вы в этот день, день общих знакомств, завели себе настоящих друзей». И следом фокстрот : Когда простым и нежным взглядом, ласкаешь ты меня, мой друг…». И сразу побежали, задвигались. К Анне Львовне подлетел какой-то усач и оба энергично пошли делать шаги. Вторым номером шел «Маленький цветок» - дамское танго, но Наташу никто не пригласил, на своих высоких каблуках, она была многим не под рост. Она прохаживалась туда-сюда, подружка потерялась и ей становилось скучно. Скоро объявились обиженные. Это те, кому ничего не досталось. Они окружили Владимира Андреевича и выговаривали ему. Тот отшучивался, разводил руками, но вот вырвался из окружения и заметил Наташу. «Взяла?...Где?...Хочешь мальчика на ночь?» Наташа растерялась, не знала, что ответить. «Вижу, хочешь. Ну, погоди немного. Часам к десяти сходишь домой и принесешь. Видишь того дядьку на эстраде, это их главный. Подойдешь к нему и подашь. Он все знает. Вон того получишь, смотри с длинной дудкой – тромбон называется»,- и отошел. У Наташи застучало сердце – мальчик был хорош, она оценила это издали. Шмыгнула домой и едва дождалась десяти, но вот десять, она несмело подошла к эстраде, оттуда свесился мужичок, дыхнул ей в лицо водкой: «Ну, что, милая, принесла. Давай сюда. До шести утра. Живым взяла, живым выпустила. Подожди там на крыльце, к тебе выйдут».

Наташу трясло, она стояла на крыльце и, с замиранием сердца, ждала. А в кустах вовсю бухали. Были слышны звон стаканов, бульканье и мат. Девки злобно матерились: «Сейчас напьемся, пойдем, поймаем мужика и хором его изнасилуем». Тут на крыльцо вышел он, слегка поклонился ей, в кустах ахнули – откуда! Наташа, как орлица, ухватила свою добычу и повела решительно за собой по аллее – рюшечки влево, рюшечки вправо. Дома, закрыв дверь, ключ в карман, при свете лампы стала рассматривать свое приобретение. Высокий синеглазый брюнет с оливковой кожей – мальчик ее мечты. «Меня зовут Наташа, как тебя зовут?». Мальчик сморщился, засмеялся: «Ты не поверишь. Редкостное имя. Данила… Даник, Данечка, Данила, - протянула она.- А сколько тебе лет?... Восемнадцать…Мне двадцать три, я нравлюсь тебе?.. Обними меня, Данечка. Поцелуй меня. Ты уже взрослый мальчик. Все умеешь. Хочешь меня?». Оба прижались друг к другу, ее руки пробежали по его спинке – твердая спинка, тонкая кость, но сильный мальчик. А его руки по ее тугой попе, сильным бедрам, передку и стоячим сисям. «Все на месте? – спросила она, он заулыбался.- Как мы спать будем?». Решили на полу, разобрали три кровати, устроили на полу логово. Погасили свет, зашуршала скидываемая одежда и вот блаженный миг – оба в постели. Два горячих тела прижимаются друг к другу, один проникает в другой и оба стонут от наслаждения. Через пять минут она скачет на нем, закусывает губу, закидывает голову, он теребит ее сисечки, она обессилено падает рядом. «Все, - счастливо шепчет она, - Давай спать», - шепчет он. Она приникает к нему и забывается.

Но вот раскрывает глаза, два часа ночи, в номер прорывается свет луны. Она откидывает одеяло и рассматривает мальчика. Мальчик спит на спине, дышит ровно, губы чуть раскрыты, прекрасные белые зубы, никакого хрипа в легких и член стоит. Хозяин спит, а он, как часовой. Она ласково касается его – какой твердый, как хорошо он ее доставал, у нее никогда не было такого, и она хочет еще. Она распускает волосы и начинает раскачиваться над  ним. Волосы касаются его лица, задевают нос, вот он чихнул, вот раскрыл глаза. «Чего?...Еще хочу… Давай, а как ты хочешь?... А ты как?... Ты же моя хозяйка…». Она целует его и спускается вниз, сто раз слыхала, а теперь хочет сама попробовать, вот уже лиловая головка рядом, она аккуратно язычком касается ее раз, два и берет в рот. Соленоватый вкус, он гладит ее по пышным волосам, потом поднимается. «Мне тоже так нравится, но давай по-человечески». Он ставит ее перед собой на колени,  придерживает ее голову, она, сильная, крупная, работает головой, увлекается, он засаживает ей взаглот, она хрипит, он кончает, она послушно позволяет ему, только теребит его  бедра,  он доделывает свою работу и  отпускает.  Она вскакивает и бежит к рукомойнику. Отплевывается, плещется, а он горячий и страстный, подходит сзади и прижимается. Она оборачивается, в упор смотрит - глаза в глаза. Он ее целует. «Мне понравилось, а тебе?.. Не знаю, не очень… Тогда попробуем еще раз, ладно?... Я вся твоя».  Они опять в логове. Он на ней. «Не надо так, - стонет она. Мне замуж выходить…Тогда сзади», - он прогибает ей спинку, она согласна.

В шесть утра они собирают кровати и он уезжает. «Ты приедешь еще? - выразительно смотрит Наташа. – Ты очень хочешь? Да, в среду. Вообще-то мы играем здесь по понедельникам и пятницам, но я приеду. Ты мне очень нравишься».

Наташа валялась на кровати. В костюме Евы. Раскинув руки, ноги. В номере было прохладно и Наташе леденела. После бурной ночи – само то. Ей хотелось превратиться в ледышку. Так бы может и произошло, но в одиннадцать часов к ней ввалилась Анна Львовна. «Привет, подруга. А ты чего здесь развалилась. Ну-ка, вставай!»- и бесцеремонно сдернула Наташу с кровати. Та застонала, захромала в шкафчик, накинула на голое тело халатик, села на стул, нога на ногу. «Вижу, тебе досталось, - язвительно заметила Аннушка. – Сколько вагонов разгрузили?... Шесть… О-о!». На столе появилась бутылка вина, пачка сигарет, закуска. «Рассказывай как. Откуда он взялся. Кто такой. Сколько лет. Давай выпьем для начала… Теперь давай, как было?». Никогда бы Наташа не решилась на такое, а тут развязалась. Встала во весь свой прекрасный рост, дважды похлопала по ротику, дважды по передку и, отвернув халатик, дважды по заднице. «О-о!, - застонала от восторга подружка, - Наташка, какой ты молодец. Ну, рассказывай со всеми картинками», - Аннушка, аж жмурилась от удовольствия, предвкушая и Наташка, ни сколько не смущаясь, со всеми подробностями выложила все тонкости. «Так ты во все дырочки в первый раз попробовала. Ну и как в анал?... С кремом,- ответила Наташа. Я намазала ему член кремом, себя подмазала тоже. Он на спине лежал, член держал. Я сама садилась ему на член. Было больно, но потихонечку.  Как только он вошел, он сразу кончил. Второй раз он мне полностью засадил. И опять кончил. А потом в рот. Я всю сперму проглотила. Я так захотела. Только и слышишь вокруг: и так, и так. А чем я хуже…Молодец, Наташка. Вот это и есть счастье. В жизни женщины таких дней не много, а кое у кого вообще не бывает. Только рожать, да на аборты бегать. А у тебя любовник, такую красотку округлить за одну ночь… Когда он еще будет?.. Опять литр водки? А ты не можешь мне его продать, хочу молоденького. Как его звать… А такого еще одного нет?.. Представляешь, как мне не повезло. Я прицелилась на Владимир Андреича, а он шарахается от меня, как от черта. Подцепил меня тот, усатый. Привел к себе, вытаскивает колоду  карт, ставит бутылку вина, ну, думаю, сейчас на раздевание. А он давай пасьянсы раскладывать и меня учить в покер играть. Разложит и хлебнет, разложит и хлебнет. И мордой  в стол, и захрапел. И я, как дура, в два часа домой. Ой, боже мой. Как не повезло. Я с ума сойду, Наташка. Неужели ничего. Выручай, подруга».

Аннушка пьяная ушла, Наташа опять свалилась на кровать, раскинула руки, ноги и принялась умирать. И на завтрак не пошла, и на обед, приплелась только на ужин. Следующий день был среда. Наташа с Аннушкой сходили на завтрак,  и тут она попала на глаза Владимир Андреичу. Тот осклабился. «Ну что. Как мальчик. Не обидел? - Наташа стояла, растерянно теребя платочек. – Ну, ничего. – подмигнул он. - Дело житейское…О чем он говорил? – приставала Аннушка. - Так ни о чем, давай гулять», - и подруги двинулись по дорожке. Дом отдыха проснулся, светило солнышко, чирикали птички. Воздух, напоенный сосновой смолою, был чист, прохладен и свеж. На скамеечках уже сидели люди, на игровой площадке накидывали кольца, щелкал настольный теннис, кидали мяч в кольцо. Подруги познакомились с такими же, заболтались. Оказывается, сегодня танцы, только под радиолу. Есть еще здесь маленький кинотеатр и вообще, тут много атракционов. Потом пошли на обед, потом разбрелись по номерам. К семи вечера приехал Даник. Наташа  глядела на него чудесными глазами. Посидели, повлюблялись и пошли на танцы. Там уже играла музыка. Был антракт. Владимир Андреевич развлекал публику. За его спиной на подиуме стояла маленькая корзинка с сувенирами: «А теперь, мои дорогие, я хочу вам задать загадку. Шел по городу трамвай. На первой остановке в трамвай вошли семь человек, вышли трое. На второй вошли пять, вышли четыре, на третьей шесть и восемь, дальше десять и два, семь и  пять, восемь и два, - поддатая публика загибала пальцы. – Сколько было остановок?». Общий хохот. Простофили считали людей, а надо было остановки. «Семь, - кричали из толпы, - восемь!.. Кто сказал девять?  Пожалуйста, получите», - и маленькая шоколадка переходила в руки победителю. «А теперь аттракцион: кто скорей надует резинового крокодила!»… Наташа и Даник танцевали, но вот взошла луна, и их потянуло уединиться. Они стояли на пустынной дорожке, в окаймлении дерев и целовались. Они не спешили. Свет фонаря пробивался сквозь листву, доносилось танго: «Без меня не забывай меня. Без меня не погаси в душе огня. Будет ночь и будет новая луна. Нас будет ждать она». Потом, конечно, была любовь. Среди ночи разболтались. «Пусть даже не думает, - это Данила об Анне Львовне. – Коптя под колпаком. Это для вас он Владимир Андреевич, а для нас Коптя. Кличка у него такая. Откуда он взялся, мы и сами не знаем, но он не местный. Еще год назад он играл у нас в оркестре. Аккордеонист он изумительный. Ты его еще услышишь. Тут жизнь, как в раю. Вы же дураки. Вас зовут на завтрак, обед, ужин, а вы не ходите. Мужики бегают в цыганский поселок за водкой. Любовники из постели не вылезают, им вообще ничего не нужно, а куда котлы девать. Закладка-то на всех делается. Приходится по домам растаскивать, не пропадать же. Тут полный коммунизм еще и деньги платят. Работал тут старик, массовик-затейник. Он уходил на пенсию и Коптю переманил. Коптя тут сразу на трех ставках. Он и массовик, он и электрик, и плотник – сто двадцать рублей в месяц. Живет бесплатно, комната тут у него своя. Кормежка – самые лучшие куски и повариху через котел тянет. Вот эта, которая все время про добавку кричит, тетя Поля. Ей тридцать восемь – сладкая женщина, все при ней, а Копте двадцать шесть. Ну и что. Она его содержит и приглядывает за ним. Живет она в цыганском поселке, там у ней свой дом. И Коптя больше там, чем здесь ». И тут пошла сплетня, у Наташки выросли уши до потолка. «Копте не позавидовать. Есть негласное правило, администрация не должна вязаться с отдыхающими. Сама понимаешь как. А Коптя влетел. По наивности. Подъехали тут к нему две бабенки, завтра им уезжать, а сегодня у подруги день рождения. Не мог бы, Владимир Андреевич, им отметить. Ну, Коптя взял аккордеон и пришел к ним. Они ему раз налили, два и Коптя потерялся. Очнулся голый на кровати, привязан за руки, за ноги и девка на нем прыгает. Он заорал. Мимо шла кастелянша, все услышала. Что там было?.. Девки схватили чемоданы и усвистели. А Коптю повели к директрисе. Его хотели выгнать, но тетя Поля вступилась. Тут она авторитет. Бригадир поварской бригады. Взяла над ним шефство, а чтобы не пил, взялась за него деньги получать. Так, что у него в кармане ни копейки. Да, она его одела, обула, кормит, как на убой, но ведь он-то примак. Даже паспорт его забрала. Ну, и Коптя ей ответил. У тетьки Поли есть дочка, Катька. Ей семнадцать. Она в поварской бригаде с маманей работает, в училище поварском учится. А была шалава. В школу не ходила, из дома убегала, мать ее била, а тут явилась. На Коптю глаз положила. Однажды он простудился, пришел домой, а в огороде баня, протопил ее , залез и разморило. Открыл глаза – голая Катька и просит. Ну, Коптя ее оприходовал. А маманя узнала. Там такие разборки были. Хотела выгнать обоих из дома. Но,  подумав, решила все спустить на тормозах. Катька дала обещание ходить в школу и прекратить блядство, но Коптю в доме оставить. И теперь Коптя парится в баньке с мамой и дочкой и с веничком. Каково!... Ужас», - весело зажмурила глаза Наташа,  живо представив эту картину. «Так, что пусть твоя Анна Львовна забудет про него. Все его палки подсчитаны и на строгом учете. Шаг влево, шаг вправо – сама понимаешь. Но сам он - честный человек,- продолжал Даник, -  все эти копеечки – пять за то, пятнадцать за теннис, десять за кино - он и кино крутит – он ведь все это в кассу. И все они уходят вот на эти маленькие сувениры. На это ведь сметы никакой. И работает от души. Летом в лес водит за грибами, ягодами. Мужиков на рыбалку, удочки у него есть. В ночное раков ловить.  По утрам зарядка под аккордеон: поднимите ножку левую, правую. И не пьет. Как представлю,- говорит,- что я домой выпивши пришел, а там две тигры – что они со мной сделают?! Вот рецепт от пьянства – каждому мужику по две бабы… А ты, - спросила Наташа, - тебя ведь продают за литр водки. Как это?». Даник тихо смеялся: «Это обычай такой. Нью –Орлеанский джаз. Джаз был сначала для негров. Негры на танцах – драки, поножовщина, наркотики. Девчонкам всегда не хватало нормальных парней. Вот и придумали самого смазливого из оркестра продавать красивой нигерке за виски. Потом этот обычай распространился по всему миру. И сюда пришел… А ты не боишься?...А ты?... Боюсь…И я боюсь. Только народ у нас чистый… И много у тебя женщин было?.. Наташа, - засмущался он. –О чем ты? Я же не спрашиваю сколько у тебя было». У Наташи слезки брызнули из глаз, ей так хотелось, чтобы мальчик был нецелованым и она тоже. Он это заметил, зашептал ей ласково: «Ты лучше всех, правда…Правда?... Ты веришь в любовь с первого взгляда?.. А с первого раза?.. А давай с тобой бороться, кто кого сборет». И веселая возня в логове. В конце концов, Наташа наверху: «Я победила…Конечно, ты».

С утра, как и положено, завалили Анна Львовна. «Привет, подруга. Сколько вагонов разгрузили? Опять на завтрак не ходила? Вставай, бухать будем. Счастливая ты, Наташка. Из постели не вылазишь». Опять посидели, попили, покурили, потом пошли гулять. На столовке висело объявление – сегодня кино. Оказывается, здесь был маленький кинозал, крутил кино Владимир Андреевич. Сходили в цыганский поселок. Набрали сетку водки и вина. Водку туда, вино себе. В пять вечера пошли в кино, была кинокомедия – «Лимонадный Джо». Присутствовало человек сорок, с каждого по двадцать копеек. Вдоволь насмеялись. Потом Анна Львовна пошла на танцплощадку, в надежде что-то ухватить, а Наташа к себе в номер. Лежала в постели при выключенном свете, глядела в потолок. Было покойно, голова пустая, ни о чем не думалось. Радио на стенке передавало концерт зарубежной эстрады.

В пятницу приехал джаз оркестр. За литр водки Наташа снова купила себе Даника. После любовной оргии разболтались. «Аннушка вся изнылась. Мужчину хочет». Мальчик рассмеялся: «Вообще-то она не туда попала. Здесь контингент кому до тридцати. Заезды всегда гнилые - два к одному летом. Зимой три к одному – один чувак и три чувихи. Она перестарок. Тут ничего не найдет. Тут случай был один, - у Наташи снова выросли уши, а змий искуситель зашептал. – Приехала одна тетка, а ей под сорок. Пришла на танцы, а на нее никто не смотрит. Вышла она на крыльцо, села на лавку и завоняла: «Бляди, проститутки, разврат». Все ходят и смеются. А на следующий день приехал мужичок, как раз, ей под возраст. Он на день опоздал. И упала она на него. Ходят вдвоем по аллейкам, она воркует. И все сразу хорошие, никто не блядь, не проститутка, а милые славные люди. И опять толпа хохочет. Вот что с бабой делает мужик. Но я могу твоей подруге помочь. Тут в городе есть военный санаторий для старших офицеров ВВС. Это майоры, подполковники, полковники. Ну, полковников я мало видел, но других достаточно.  Много ли лет майору? -  до тридцати, подполковнику чуть больше. Самый такой возраст! Санаторий рядом с центром,  где вы проезжали. Там Т-образный перекресток, налево кафе, ресторан, направо кинотеатр, магазины. От санатория до центра пять минут хода. Сам санаторий внутри старой крепости, на входе КПП, дежурят солдаты. Посторонний туда не пройдет. Там танцплощадка, большой теннис, растут даже голубые ели, здесь таких нет. Начальство очень любит своих офицеров. Есть своя лодочная станция, прекрасные лодки – бери, катайся. Есть свой стадион, лыжная база, каток, коньки зимой. Кормят, как на убой, каждый день фрукты, шоколад, рыбий жир. Официант за тобой ходит, записывает в блокнотик – что вы будете кушать, говядинку или телятинку? Все есть, кроме одного – секса нет и не будет. В городе два дома культуры – городской и заводской. Я играю в заводском, а в санатории играл городской. Так они отказались. Потом это на нас повесили. Мы сыграли пару – тройку раз и тоже отказались… Почему?... Невозможно видеть. На танцплощадку приходят одни женщины, жены офицеров. Лет двадцать пять, до тридцати. Они тоже отдыхают даже с детьми. Красавицы, разодетые, а танцевать не с кем. И танцуют вдвоем, обнимаются, целуются – невозможно на это смотреть. Война что-ли! … А где же мужчины?... У них порядки дикие. Нельзя офицеру к чужой жене подползти. Сразу к коменданту и аморалку могут пришить. Поэтому они в гражданке к нашим девкам в город. Те ждут их, не дождутся. И гуляют в ресторане. А вот ихним женам бесполезно. В городе свободных парней нет. И ходят бедные все двадцать четыре дня, маются. Мы называем этот санаторий меж собой «райский концлагерь». Твоя подруга – шикарная телка. Пусть едет в город, встанет там на перекрестке. Господа офицеры снимут ее обязательно.

На следующий день – суббота – Наташа передала весь разговор Анне Львовне. «Поеду»,- засуетилась та. Накрасилась, намарафетилась и в четыре дня выпорхнула из дома отдыха. Все, как по писаному. В пять пристроилась на перекрестке красивая, изящная с  сигаретой в зубах. И не успела соскучиться, как ее подхватили двое, как раз, оттуда. Один, чуть старше тридцати,  другой до тридцати. Оба крепкие, здоровые мужички, веселые и уже поддатые.  Тра-тата, тра-тата и вот они уже в ресторане на втором этаже. Здесь было чисто и прохладно. На столе белые скатерти, в вазах цветы. Заказали даме вино, себе коньяк, лангет, шашлык, шоколад, фрукты и принялись гулять. В процессе общения выяснилось, что оба женатики, а она не стала скрывать, что замужем. Это придало особый шарм знакомству - значит, никакой грязи. Потом стали танцевать, мужички горели, горела и Анна Львовна. Под столом ей то один, то другой гладил коленочку. Анна Львовна изловчилась и погладила обоих. У мужиков остановились глаза. В восемь вечера вывалились из ресторана. Уже темнело. У мужиков в руках была початая бутылка коньяка и сверток с мандаринами. Двинулись к санаторию. По левую руку был заброшенный сквер. Решили зайти, допить и обкуриться. Тут было темно и грязновато. Пили прямо из горла, и вот, когда допили, Анну Львовну прислонили к дереву и по очереди трахнули. Аннушка резво подмахивала, мужички смеялись. «Хорошо, но мало»,- вздохнула Аннушка, поправляю юбку. Мужики согласились и тут кто-то вспомнил, что в городе есть гостиница и можно снять номер. Но не сегодня, надо подготовиться, и без алкоголя. Решили, как только снимут, приедут за ней в дом отдыха. А пока что, надо отправлять даму. Ей еще ехать и ехать. Кампания вывалила на дорогу. Принялись ловить такси. Но ни один не соглашался. Поймали частника, едва уговорили. За четвертак он взялся довезти Анну Львовну. В машине было тепло и Аннушку разморило. Очнулась она в лесу, по левую руку карьер, водила возился наруже. Он постучал по стеклу: «Дама, помогите мне. Багажник открылся». Дама, ничего не подозревая, вышла, он подвел ее к багажнику, уложил  на него, пристроился сзади, задрал юбку и, без разминки, въехал ей в анал. Кричать было бесполезно, да и незачем. Анна Львовна послушно подмахивала ему. Он долго трудился над ее белой задницей, наконец, со стоном,  кончил. Анна Львовна ржала, как конь. Они сидели в машине, капал мелкий дождь, он жаловался на свою жену. Аннушка ему поддакивала. «Еще хочу», - сказал он. В темноте мелькнула лиловая головка его члена, он потянул ее за голову. Она поняла, присела и сделала ему потрясающий минет. От счастья плакал.В одиннадцать ночи он завез ее на территорию дома отдыха. Она вышла из машины, он потянул ее к себе и сунул  меж грудей тот самый четвертак.

В воскресенье утром  Анна Львовна на завтрак не пошла и Наташа сама отправилась к ней проведать. Аннушка валялась в постели. «Ты,- простонала она. – У тебя есть что-нибудь выпить? Голова трещит». Наташа подняла ее, усадила, принесла бутылку Бисера и разлила по стаканам.  Аннушка выпила, ухмыльнулась и похлопала дважды себя по передку, по заднице, и по рту: «Трое мужчин было, -  Наташа обалдела, - Чего выкатилась?...Это кошмар!..Много ты понимаешь…Ты не боишься?.. Лишняя палка никогда лишней не бывает, - отрезала Анна Львовна, - Мы договорились, они еще приедут  за мной». Наташа на цыпочках вышла из номера. После обеда появился Данила. «Я у тебя останусь на сегодня и завтра. Ты не против?»- Наташа расцвела. Гуляли по аллейкам, сходили в кино, вечером пошли на танцы. На площадке заправлял Владимир Андреевич. Танцы шли под радиолу. Двадцать минут музыки – антракт, двадцать музыки – антракт. Они попали к первому – легкая разминка – бег в мешках. Владимир Андреевич играл на аккордеоне, публика весело прыгала, тут же победителям вручались подарки. Во втором антракте стало еще веселей. «Дорогие друзья, - обратился к публике Владимир Андреевич. – Я вижу здесь образовались уже пары. Поэтому предлагаю сыграть в игру под названием Золушка. Предлагаю всем Золушкам снять левую туфельку, и пусть ваши принцы принесут ее ко мне» - веселый гвалт в ответ. Золушки смеялись, принцы стояли на коленях, помогая, и ворох туфелек рос у ног ведущего. «Так! – заключил он. – А теперь вот так, - и перемешал весь ворох. – Пусть теперь принцы найдут туфельки своих Золушек». Толпа бросилась на кучу. Кому-то повезло, кому-то нет. Носились туда, сюда. Публика хохотала. Принц, как в кино, напяливал туфлю на даму, а та отбивалась. Какое-то время спустя, все нашлись. Наташа с Даником потанцевали и умиротворенные пошли гулять, и любоваться луной. Ночью, после любовных утех, разболтались. У Наташки снова выросли уши, а змий искуситель зашептал: «В один колхоз приехал лектор. Собрал колхозников и стал двигать лекцию о вреде мяса. Особенно вредно есть свинину, а еще пуще сало. Появляются всякие бляшки, атеросклероз, давление. А два хмыря пьяненькие сидят сзади и кричат: «Да, да, особо вредно. С сала ноги мерзнут». Все слыхал лектор, но такого еще не слыхал. Ловит он после лекции этих хмырей: «Ну-ка, объясните, почему ноги мерзнут?..Ну как же. Как нажрешься сала, хуй ночью встает, одеяло с ног стаскивает и ноги мерзнут». Наташа беззвучно смеялась – еще! «Садятся двое обедать. Один доходяга, другой качок. Доходяга заказывает манную кашку за двенадцать копеек, стакан чаю – три копейки, кусочек хлеба – копейка и пачку сигарет. А качок заказывает жареную курочку, сдобную булочку, стаканчик сметанки, картошечку, огурчики, помидорчики и чекушку водочки. Садятся и обедают. Вот доходяга смотрел, смотрел на качка и спрашивает: «Тебе сколько твоя баба на обед дает?.. Пятерочку…А мне тридцать копеек…Это потому, что ты плохо  ебешь. Сколько палок ты ей кидаешь?.. Одну в неделю… А я две-три через день… Ты соберись, навались на бабу, посмотришь как оно будет». Собирался, собирался доходяга, собрался. Навалился на свою бабу, всю ночь гонял. К утру упал. Очнулся – уже солнце светит, на работу опоздал, на столе пятнадцать копеек и записка: «Это, чтоб ты с жиру не бесился». «Ужасно, - вздыхала Наташа… Действительно,- соглашался Даник. – А давай лучше обниматься». И снова охи, чмоки, любовь.

В понедельник день выдался солнечным. С утра заиграл аккордеон – это Владимир Андреевич выгнал женщин на утреннюю зарядку. Сходили на завтрак, потом пошли на озеро, там был пляж, позагорали. Обед, полдник и надо готовиться к танцам. Между прочим, за Анной Львовной приехали те самые мужички. Она только свистнула в черную Волгу. Оркестр прикатил к восьми, Данила занял свое место на подиуме. «Сегодня к нам придут цыгане, - предупредил он Наташу. – Усилят наш оркестр».  Был, кажется, второй гейм, когда неожиданно появилось трио: она, в черном концертном платье и две скрипки рядом. «Несравненная Аза и два ее брата пришли поприветствовать нас, - объявил Владимир Андреевич в микрофон. – Пожалуйста, аплодисменты». Итак, это было очень мощно: две скрипки –первая и вторая, саксофон, труба, трагически ворчал тромбон, аккордеон взял в руки Владимир Андреевич. «Скажите почему…»,- знаменитое танго в женском исполнении действовало убойно. Аккордеон четко рубил ритм, его облизывали скрипки, плакала гитара, стонал саксофон, труба уносила к небу и проникновенное контральто. Пьяные девки в кустах рыдали. Следующим номером шла очень быстрая румба. Аза стучала кастаньетами, тромбон свистел в свистульку, труба что-то выкрикивала, ударник пищал и колотил палочками по тарелкам, и две виртуозные скрипки - полное ощущение бразильского карнавала. Публика аплодировала. Третьим номером спокойное «Чай вдвоем». Можно было обняться, потоптаться и заснуть на месте. И опять всем хорошо. Наташа опять купила тромбониста за литр водки. Ночью он ей объяснял: «У цыган свой ансамбль. Но выступают они редко, не хватает вокальной практики. Вот и заруливают к нам. Каждый второй понедельник. Но это что-то!». Они ласкались, обнимались, жались друг к другу, а в это время Анну Львовну на белых простынях трахали два мощных самца. 

Ее привезли во вторник часикам к десяти утра. Она свалилась в постель и запричитала: «Боже мой! Боже…Какая я дура. Я думала сердце остановится. Я уже в возрасте. А мужички – самцы! Какие мощные руки, какие горячие, я потерялась. О господи! в моем возрасте… Наташа молча смотрела на нее…Чего уставилась? Нет, больше не могу. Наверно, это в последний раз. Наташка. У тебя выпить есть, шампанского хочу… Рубином обойдешься… Ну, давай, хоть Рубин, - жалобно простонала Аннушка… Сучка ты… Да, я такая, закокетничала та. - Я такая.  Захотелось еще раз попробовать. Но это уже все. Я старенькая». Наташа тихо выскользнула из номера.

После обеда появился Данила. Она пошепталась о похождениях Анны Львовны. Вволю посмеялись оба. К вечеру стали собираться на танцплощадку. Наташа подумала и надела юбку-плиссир. В восемь уже были на танцплощадке. Вечер вел Владимир Андреевич. Все, как обычно: бег в мешках и т.д. Но вот ведущий обратился к публике: «Мне загадали загадку, которую я не могу разгадать до сих пор. Может, почтеннейшая публика поможет мне. Представьте, приходит мужчина в турагенство. Средних лет, хорошо одет, шляпа на нем, галстук, пиджак – очень приятный мужчина. А там барышня такая сидит, бумажки перебирает. Вот он к ней с поклоном: Извините (говорит) скоро у меня отпуск, хотел бы где-нибудь побывать. (Она) Ой! Да пожалуйста. У нас столько путевок. Вот, например, круиз по Черному морю. (Он) Это как? (Она) Покупаете билет, садитесь и плывете на пароходе. (Он) Пароход? Нет, нет, не пойдет. (Она) Почему? (Он) Пароходы тонут, люди гибнут. Не пойдет! (Она) Ладно. Есть другая. Юрмала, рижское взморье, золотой песочек, пляжный волейбол, девушки в бикини! (Он) А как туда добраться? (Она) Покупаете билет на самолет, садитесь и летите. (Он) На самолет? Нет, нет, никогда. (Она) Почему? (Он) Самолеты падают, люди разбиваются. (Она) Есть еще одна путевка. Камчатка, долина гейзеров. Представляете, горячие термальные источники из-под земли, а природа… (Он) А как туда добираться? (Она) Покупаете билет на паровоз и едете. (Он) Паровоз? Нет, нет, не пойдет. Вагоны с рельсов сходят, люди гибнут.- И замолк, и она замолкла, и сидит, бумажки перебирает. И он так осторожненько к ней: А других каких путевок у вас нет?  (Она поморщилась) Есть одна, сексуальная, пешком идти надо. (Он) Куда?  - Как вы думаете, что она ему ответила? – под общий хохот воспросил Владимир Андреевич. – Кто разгадал загадку, пусть мне шепнет разгадку. А теперь, почтенная публика, танцевальный марафон. Кто лучше и дольше продержится, тому вот это – на эстраде появился мешок с призами. Наташа и Данила глянули друг на друга. «Как хорошо было б, - мелькнуло у ней в голове, - если б он умел танцевать». Давно она не танцевала и, вроде, зареклась, а тут захотелось. Все было, как на конкурсе. Нашлось пять пар, к ним приклеили номера и пошло. Первым номером был блюз: «Луна…Плыви в ночном просторе…Лучи купая в море…» Любой танец состоит из шагов и фигур. И чем точнее обозначаются эти элементы, тем убедительнее выглядит танцор. На изумление Наташи партнер великолепно двигался, красиво держал руки, точно обозначал фигуры, нога попадала в ногу – танцоры знают, что это такое. Блюз закончился, публика хлопала. Следующим шел фокстрот – лисий шаг, и Наташе вдруг показалось, что она на танцполе - конкурс, первенство... Партнер великолепно скользил, энергично работал спиной. Они явно танцевали на первые места.  Но самая сильная вещь шла третьим номером: «Дикси  ди». Это квик степ. Со вступления Наташа поняла, что это будет. Она знала эту вещь. Характерно, что тут можно бить чарльстон, переходя в квик степ, а потом  в степ и возвращаться обратно. Мысленно она взмолилась и небо ее услышало. Четыре пары сошли, остались их пара, публика расступилась, освобождая танцпол. Начали с четвертой позиции – чарльстон. Фронтальная стойка - бьют дриблинг с оборотами, шаги влево, шаги вправо - обратная стойка, шаги влево, шаги вправо, естественно дриблинг, она держит юбку, показывая красивые ноги. Дальше соло с шагами вперед -назад, он вокруг нее. Затем в паре переходят на квик степ. Оба несутся по кругу в легких синкопах, бьют «бабочку». Публика в полном восторге, она не хлопает, она скандирует, а они бьют степ, снова несутся по кругу. Движение змейкой, левый флик, правый… по всем правилам Британского танцевального союза - кошмар в полном восторге!.. «Молодцы, молодцы, молодцы!» - скандирует публика. Владимир Андреевич улыбается и лезет в мешок – бутылка Шампанского.

И вот они в пустой аллее. «А теперь, мои милые, - доносится до них, - мы устроим лотерею. Разыгрывается все, что в этом мешке. Пожалуйста, берем билеты. В нашу лотерею выигрывают все. Каждому, как минимум, гарантируется сексуальная путевка». Оба смеются. Они уже далеко, в их руках бутылка Шампанского, и они не знают, что с ней делать. Доносятся звуки радиолы, смех, уханье, ярко светит фонарь, цветет сирень, трещат цикады – влюбляйся. И они обнимаются, целуются, а потом открывают Шампанское и пьют в кустах из горла - победители…

Утром он уезжает. Она остается одна, опять валяется на кровати, леденеет. На завтрак не пошла. Дни, как на заказ – чистые, умытые, солнце сияет, птички за окном чирикают. А у ней открытое окно, в номере свежо. К обеду заваливает Анна Львовна, улыбается, чистенькая, отошла: «Привет. Ты чего это развалилась, подруга. Ну, вы даете! Весь народ только о вас и говорит. Что было-то? Колись». Наташа только улыбалась. «Счастливая ты, Наташка. Такого мальчишку зацепила. Сколько вагонов разгрузили?.. Ты собираешься идти на обед, или на Шампанском и вафлях? Давай, на обед. После обеда у нас мероприятие… Какое?.. В ресторан поедем… Какой?.. Тот самый, где я мужиков поймала…Зачем?.. Четвертак пропить. Не везти же его домой. Я его честно заработала. Сходим на обед, отдохнем часок, намарафетимся и поехали». Наташа одевается, и в зеркальных очках выходит рука об руку с Аннушкой. Ее узнают, приветливо улыбаются, сердечно здороваются. Она - местная знаменитость! Даже разносчицы в столовой в курсе дела. После обеда отдых в постели, в три часа заявляется Анна Львовна с коробками парфюма и начинают наряжаться. К пяти выходят к цыганскому поселку. У Анны Львовны в руках лакированная сумочка и пол-шестого они в ресторане. Здесь чисто, прохладно, высокие потолки, высокие витражи, белые скатерти на столах, на каждом ваза с цветами. Они занимают столик, делают заказ: Шампанское, лафитничек сладкого ликера, лангет, мандарины, шоколад, и закуривают. Здесь тоже эстрада и появляется оркестр – аккордеон, саксофон, скрипка. В шесть они начинают. Подруги уже пьют Шампанское. Наташка в ударе, раскрасневшаяся от вина,  «хочет гулять»,  Аннушка не против. Они начинают хулиганить. Наташка приглашает Аннушку танцевать. Сама  изображает партнера, Аннушка – партнерша, держит в зубах цветок . Ресторан уже полон, тут танцевальный пятачок и подруги начинают выламываться. Танго «Ревность». Где все едва топчутся, они начинают выламываться. Это очень эффектно, это очень по-кабацки, но дело в том, что другим на пятачке нет места. И они выламываются одни. Но публике это нравится, оркестр подыгрывает. В последней фигуре  Наташка заваливает Аннушку на руку и страстно целует ее. Кабак становится на уши. Кто-то хохочет, кто-то возмущается, бегают взволнованные официантки. Появляется завзал: «Что вы такое себе позволяет. Ведите себя прилично. Вам что, мужчин не хватает?.. А вот мужчин нам не надо, хором отвечают обе. - Мы гуляем и хотим, чтоб за наш столик никого не подсаживали». Рядом за столиком сидит пара армянчиков, жилистые, тощенькие, с золотыми зубами, метр с кепкой, руки в перстнях. Они засылают на стол подругам бутылку коньяка и салютуют им,  те сразу адресуют ее музыкантам. Армяшечки подбегают к  музыкантам и шепчутся с ними. «Для наших друзей из солнечного Еревана и их очаровательных подруг - лезгинка!» - объявляет в микрофон скрипка. Армяне приглашают. Под крики «Асса» руки влево, руки вправо Наташа и Аннушка ходят по кругу, бьют лезгинку. Армяшки прилипают, дамы хохочут, они сытые, армяшки напрасно хлопочут. Но тем не менее, их приглашают на фокстрот. Черт вселяется в девок. Армяшечка держится за Наташу, дышит ей в пуп, руки его ощупывают ее, ему нужно ее белое тело и Наташа решает положить этому конец. «Торокая, поехали со мной на базар, у мене там палатка. Будем кушать рахат-лукум, пэрсики…Хочешь меня? – жарко шепчет Наташа. - А у тебя какой?.. Я люблю в две руки и чтобы еще головка оставалась. У тебя такой? Покажи, - и она лезет к нему в штаны. Армяшка испуганно отпрыгивает и уходит, дико озираясь. Примерно такой же разговор у Анны Львовны со вторым «А что ты хрипишь, дорогая?.. Простудилась… Где ты сумела?... В холодном подъезде горячий член сосала у мужчины». И этот свистнул без оглядки. Оба заняли свой столик, взволнованно переговариваясь, а дамы их зазывали, Наташка призывно чмокала, закусывала губы, Аннушка играла язычком. Самки просто издевались, и армяне не выдержали, переехали куда-то  вглубь ресторана. Зато появились другие: «Привет! К вам можно подсесть? Меня зовут Юра, а его Паша. По какому поводу гуляем?.. Да вот. Выпустили нас с подругой из венерического диспансера. Два месяца лечились. По этому поводу и гуляем». Парочку как ветром сдуло. А вечер идет и идет. Подруги весь стол заставили, тут и семга, и шашлыки, яйца фаршированные черной икрой, уже выпито вино и они заказывают бутылку коньяка. А  с такой закусью можно до бесконечности много, и как говорят в народе, плюс еще два стакана.  А на них уже очередь, постоянно кто-нибудь приглашает. Девки танцуют и дразнят, дразнят и танцуют, Наташка ложит партнеру руки на плечи, а его себе на бедра, и качает ими  – чуствуй товар. Не отстает и Анна Львовна.. «А как с вами познакомиться. Мы что-то вас раньше тут не видели… Да нас  только что из психоневрологии выписали, четыре месяца лечились, у нас и справки есть»…

Время  перемахнуло за восемь. Обе уже красные, веселые, дышат озорством.  Аннушка отправляется к эстраде, шепчется с музыкантами, те поднимают ее на эстраду, там штатив с микрофоном. Аннушка стучит по нему, проверяет звук и кивает. Оркестр вступает. Это бойкая вещица из ОРЭРО и Аннушка поет приплясывая. «Мчатся к морю электрички, просто благодать… Едут сдобные москвички в Гагры отдыхать… Там лимоны, апельсины, сладкое вино… Там усатые грузины ждут давным давно». Как в кордебалете скачет, поднимает юбку, показывая белые ляжки в черных чулках и пажах.  Публика  с восторгом встречает этот номер и находится один, сильно поддатый, который подползает к эстраде и, упав на колени, заламывает руки: «Красавица! Богиня! Я люблю тебе, я хочу на тебе жениться» - с этими словами он хватает Анну Львовну за ноги и она вместе со штативом и микрофоном грохается в зал. «Подлец! – слышится отчаянный крик. – Я беременна от него, а он за любой юбкой!.. Грохочет мебель, звон посуды…

Разборки идут в кабинете завзала. Подруги там и  наряд милиции. Завзал трясет щеками: «Это все они. Из-за них скандал в ресторане. Вели себя непотребно, целовались, Пели песни, ноги показывали. Вы поглядите, что у них под юбкой… Да, поглядите, - Наташа задирает юбку и улыбается, - трусики снять?.. Да как вы смеете! – взрывается Анна Львовна. – Сами напоили клиента до безобразия, а теперь это безобразие на порядочных женщин списываете… Лейтенант сумрачно глядит на обоих: « Ваши документы?». У Аннушки в руках появляется партбилет. Лейтенант читает, берет под козырек: «Свободны!»  Подруги выкатываются из ресторана. В руках у Наташи пакет – то, что унесла со стола. Они ловят такси и к десяти вечера дома, у Аннушки в номере. «Пятьдесят рублей пропили, - говорит Аннушка. – Во, погуляли! Что у тебя в пакете?» Наташа вынимает початую бутылку коньяка, шашлык, нарезку семги и  твердокопченой колбаски. «Бухаем дальше»,- объявляет Аннушка и веселье продолжается: «Сколько я тебе должна?..С пизды сдачи не бывает. Гуляй, шалава, от рубля и выше… Кто шалава?.. Ты, а я тварь… Почему?.. Я замужем, а ты нет. Но это ничего, и ты дорастешь…А если нет?.. А это мы сейчас проверим, - Аннушка лезет в сумочку, достает железный рубль. – Вот если он сейчас  упадет на решку, будет у тебя один любовник. Если орел – не один…А если не будет?.. Тогда он на ребро встанет»

Утром проснулись, сходили на завтрак. Голова чистая, свежая, как не гуляли – (Что делает свежий воздух и хорошее питание с человеком!). Весь народ уже знает, что в одиннадцать прикатит фотограф из города и будет фотографировать. Приказано всем быть в парадном. Подруги наряжаются. Наташа в  костюме беж, блузон, кокетливый черный бант, чулочки, туфельки, Анна Львовна не хуже. Съемки на плацу перед канцелярией. Тут есть розарий и ступеньки к нему. Руководит всем Владимир Андреевич. Он хлопочет, расставляет.  Первый ряд – женщины, второй тоже, третий смешаный, четвертый мужской. До обеда группируются, но два представительских сделали. После обеда подъехал Данила и встал рядом с Наташей. Теперь фотки уже любительские: в группе приятелей, подруг, индивидуальные – любые, какие закажешь. Владимир Андреевич только тарахтел: «По шесть рублей с носа. В течении двух недель на ваш адрес придет черный конверт с  фотографиями. Будете потом вспоминать». Фотографировалась и Наташа с Даником.  На плацу, рядом с клумбой, на тенистой аллее, на скамеечке, на спортплощадке, с Аннушкой в обнимку...Вечером никуда не пошли. Ухала музыка с танцплощадки,  плыла ночь, они занимались любовью.

И была пятница – последний день. «Я сегодня уезжаю, - сказал ей Даник. – Завтра у вас поезд в час тридцать. Я приду на вокзал, провожать тебя». Наташа сразу загрустила. Даник шутил, ободрял ее. День был прекрасен, свежий, птички, солнце. Сходили на завтрак, полежали в постели, потом на обед, потом на пляж, потом  в кино. Смотрели кинокомедию: «Обманутые обманщики». Надо было смеяться, но не смеялось. Однако, надо было собираться - последний вечер, приехал джаз оркестр. Последний литр водки. Она передала его музыкантам. «Молодец, девочка, - свесился к ней тот самый. – Уважаешь ты нас. Забирай своего. Дай бог тебе всего». Она танцевала со своим Даником, а в глазах стояли слезы. В одиннадцать джаз погрузился в автобус и Даник уехал. Наташа плакала в кустах. Тут ее нашла Анна Львовна. «Это что еще такое? А ну,  пошли. Пошли, пошли, пошли». И она потащила Наташу на пляж. Там уже вовсю гуляли, звенели стаканы, пели песни, ходили гурьбой, Владимир Андреевич наяривал на аккордеоне. Отвальная!..«Пей, - скомандовала Анна Львовна. – последняя!» - и Наташа, давясь, прямо из горла пила сладкую отраву. Потом толпа соорудила большой костер, водили хоровод вокруг,  пели пионерские песни: «Гори костер подольше… Гори, не догорай… А завтра лагерю скажем… Прощай, прощай, прощай»…. Как расходились, никто не помнил, но всем было хорошо.

В субботу ей в голову пришла дикая мысль. Она сидела на кровати, когда к ней заявилась Аннушка. «Ну, ты готова? Вещи свои собрала?.. Ты знаешь что. Я решила еще на на две недели остаться. Я узнавала, тут можно купить путевку…Чего? Дура что ли! Ты чего задумала. А-а! это все из-за мальчишки? Приголубили ее, вот она и расквасилась. Сидит, дура,  и мечтает. У тебя знаешь сколько их будет. Тебе не о том думать надо. Тебе надо в институт поступать, замуж выходить. У тебя жизнь только – только начинается, а ты себе тормоз ставишь. Тебе в партию надо вступать – человеком будешь. Погляди на меня. Вот мы попали с тобой в ментовку, я только показала партбилет и на свободу. А если б не было… Да-а, я его люблю, - заревела Наташа… Эх, дурочка, - пожалела ее Аннушка, присела рядом, обняла, поцеловала, - Да разве я не понимаю, У самой было так же. Но жить то надо. Надо вписываться в общество, общественную мораль. Кто мы такие? Строители коммунизма, общественно полезные люди. Передовики, ударники. Моральный кодекс строителя коммунизма… непримиримость к недостаткам… не прелюбодействуй…Я член партии, верная жена, у меня двое детей, муж декан кафедры, лекции читает. Вот, и тебе, Наташка, такой надо быть. Собирайся, дуреха, скоро автобусы подъедут». 

В одиннадцать подошли два ЛИАЗа, грузились на плацу, перед канцелярией. Администрация провожала, махала руками. В одиннадцать тридцать тронулись, пол-первого были на вокзале. Наташа крутила головой. Из палисадника появился Данила и потянул ее за собой. Наташа опять заплакала, он, как мог, ее утешал. «Ты любишь меня?.. Очень…А ты?.. Люблю»… И все в таком духе. Данила крепился, крепился, глядя на ее слезы, и сам вдруг заплакал. Так, в слезах, в признаниях любви и расставались. Подошел поезд, Анна Львовна втянула Наташу в тамбур, Данила стал рядом и вагон двинулся. Наташа что-то говорила ему, он что-то отвечал ей, а поезд все убыстрял и убыстрял ход. И вот он уже бежит рядом с вагоном, но поезд отрывается, его уже не догнать. Анна Львовна втаскивает Наташу в вагон.

В Сосново пересадка на электричку и через полтора часа на Финляндском вокзале. Дальше подруги ныряют в метро и пути-дорожки их расходятся. Анне Львовне на Васильевский, Наташе в парк Победы.

Проходит двадцать пять лет. Немолодая, под пятьдесят женщина сидит в большой трехкомнатной квартире одна. Это уже не Наташа - Наталья Михайловна. Квартира богато оформлена – ковры, хрусталь, мебель. Она вспоминает…Тем летом она поступила в институт, написала заявление в партию, в октябре вышла замуж, в декабре, под самый новый год, въехала с мужем в новенькую однушку. Через год родилась дочка, красивый здоровый ребенок. Теперь дочка выросла, выучилась, вышла замуж, живет в другом городе. Муж души не чаял в обоих, ходил по пятам, глядел верными глазами. На третьем курсе ее заметили, перевели в администрацию. Бригадиром она так и не стала, зато как-то незаметно стала любовницей главного инженера(Сбылось Аннушкино предсказание). Муж угасал и тихо умер.  По получении диплома она уже  начальник сметного отдела. Дальше ее заметили в тресте и приподняли.  Начальник сметного отдела -– любовница главного инженера – двухкомнатная квартира. Дальше в главке. Главный экономист  и, опять же, любовница главного - трехкомнатная квартира. Конечно, все ее любовники были не фонтан, женатики-семейники, хотелось огненного секса. В такие минуты она срывалась, катила в ресторан, там снимала молодого, горячего, всю ночь кувыркалась, а виделся-то ей синеглазый с оливковой кожей. Как странно все устроено. Она мечтала именно о таком. И он появился – один в один. Она танцевала с ним, это было идеально – ни одного сбоя, ни одной ошибки, но так не бывает, танцоры притирают номер годами. Экспромт исключен. Этого не может быть, потому, что не может быть никогда. А у них получилось. Уже тогда в ее душе шевельнулась какая-то страшноватая мысль, но она задавила ее. Дальше – больше. Никаких фотографий она не получила. Она точно помнит, что платила деньги, оставляла адрес – ничего. Она долго ждала, металась, что-то пыталась сделать, потом не выдержала, вспомнила об Аннушке и поехала к ней на Васильевский. Но странное дело,  нужного магазина там не оказалось. А адрес у Аннушки она не догадалась взять. И тут ей а голову приходит мысль. Чем рваться и метаться не лучше-ли съездить туда самой, разобраться. Тем более, что у ней «шестерка» в масле - два часа ходу и она на месте. А вдруг он там, вдруг он одинок. Тогда можно связать свои жизни и пожить в свое удовольствие. И она несется с белыми глазами, вцепившись в руль.  А вот и то место. Слева цыганский поселок, справа стадион. Она озабоченно ходит вдоль шоссе, ищет дорогу – никакого намека. Против нее сосновый бор сплошной стеной. Мимо идет старичок, торба за спиной, посох в руках.

- Гражданин, - останавливает его Наталья Михайловна. – Мне надо попасть в дом отдыха.    Он был там, а здесь дорога. Куда она делась?

Старичок внимательно смотрит на нее

- Здесь никогда не было никакой дороги.

-  Как же так, - возмущается Наталья Михайловна. – Она была. Я сама по ней ездила.

- Я живу здесь уже сорок лет, говорит старичок. – Здесь никогда ничего такого не было. И уходит – палочка цок, цок, цок.  Наталья Михайловна открывает рот. Она в ужасе смотрит ему в спину.

Оставим ее на этом самом месте. Грезы…грезы…