Великому Чингизу Айтматову посвящается


Есть ли на свете негодяй,
Столь порочный и омерзительный, как я?
Я отказался от своего творца,
Настолько я вероломен.

Слепой бард из Агры

Глава 1

Дедушка Гасан


Тимур, молодой и энергичный, двигался динамично – срезал газоны, перемахивал оградительные цепочки, перескакивал через детей, сосредоточенно работавших с песком; в его наушниках надрывался и дурковал молодой Ангус Янг. Солнечный летний денёк разогнал обывателей из города, многолюдия не наблюдалось. Тимур спешил попасть к своему деду, чтобы узнать суть безотлагательного дела, по которому тот срочно вызвал его ранним звонком.
Дедушка Гасан был главой и гордостью семьи Изумовых. Его карательная педагогика безо всякого успеха воспитала трёх худых сыновей, досталось, конечно, и шестерым внукам. Папа Тимура был самым тощим и, как следствие, самым живучим. Как он там спасся – это отдельная, неизвестная история. Все члены семьи опасались дедушку Гасана, жить с ним никто не мог. Деда постоянно мучили мигрени, запоры и дурные настроения. Ветры он пускал страшнейшие. Такие, что у соседей дрожал хрусталь в серванте. Хотя сам по себе дед был сохл и прост, как разводной мост. Он был покрыт седым мхом, который кустился у него по всему телу совершенно безнаказанно. Предплечье украшал фиолетовый сосуд с тремя семёрками на боку – дедушка говорил, что это на счастье.
Безразличный последнее время ко всему дед на этот раз был невероятно встревожен. Некогда упругий, командирский голос подрагивал на другом конце невидимого провода. Тимур знал, что это недобрый знак.

Перескочив очередную песочницу с мелкими потомками строителей, Тимур прошёл мимо нелегальной игральни для взрослых, которую заботливо покрывал жестяной навес. Внимание привлёк мебельный салон, с которого предательски отпала буква «М». Умерив шаг до прогулочно-делового, Тимур узнал подъезд. Рядом слесарь-забулдыга с отвращением копался в автомобильных кишках утомлённого маренго автомобиля. Перед входом на лавке напряжённо сидели три непорочные бабули и по-разному осуждали погоду. Зная нравы, Тимур козырнул и оскалился. Старушки одобрили, покивали, Тимур стал подниматься к лифту. Какое-то вонючее существо с ленивым стоном выпрыгнуло из-под ног и, охая, заспешило к ковшу мусоропровода, облизываясь и роняя капли с багрового языка.
Нумерация на кнопках лифта отсутствовала, и Тимур ткнул наугад. Лифт поднатужился, взял вес, гремя и завывая, стал возносить его на шестой этаж. Чёрными тараканами по стенам ползали матерные слова. У самого потолка удивительно чистым почерком было написано: «И слово ХУЙ на стенке лифта я прочитала восемь раз». Двери распахнулись, но вышел Тимур не сразу, а немного постоял, испытывая терпение грузового механизма.
Он внимательно осмотрел дверь, обитую бурым дерматином, прижал её ладонью и надавил конфетку звонка. Где-то далеко зажужжало, и старый голос прокричал: «Сейчас, сейчас». Прошло около минуты, и дедушка завозился с замком.
– Ну, здравствуй, здравствуй, дорогой! – Тимур толкнул дверь, дед в своём кресле бесшумно откатился в глубину коридора.
– Здравствуй, дедушка Гасан, как сам?
– А что мне сделается, живу вот, небеса копчу потихоньку. Заходи. У меня картошечка ещё горячая.
Дед проворно развернул кресло и покатился в комнату, в которой бесполезно трудился телевизор. Перед диваном на журнальном столике дымилась сковорода с жареной картошкой, рядом покачивались дольки располовиненной луковицы, брусок черного хлеба и кружка молока.
– Чего это ты телевизор без звука смотришь?
– А чего там слушать-то? Я только на рожи их смотрю, мне и так всё понятно – жульё! Я ж наперёд знаю, что они скажут. Сижу вот, программы щёлкаю, – ухмыльнулся дед, – сходи на кухню, возьми вилку.
Тимур отмахнулся:
– Да я поел уже тут недалеко, в забегаловке твоей.
– Какой моей? – вскипятился дед, – никогда Изумовы своей репутации коммерцией не грязнили!
– Да извини, деда, это я так. Просто в харчевне этой все о тебе только и говорят.
– Чего говорят, сволочи? – насторожился дед.
– Да всякое говорят, например, что ты – кунжут!
– А, про кунжут – это ерунда, – рассмеялся дед, – может, поешь всё-таки?
– Да не хочу я, правда.
– Это правильно, настоящий воин должен быть голодным, от сытой собаки на охоте проку нет. Чингисхан так своих солдат учил, я в книжке читал.
– Ты что, дед, кто ж голодным на войну ходит? Не будешь есть – сил не будет меч держать, – парировал Тимур.
– Особо голодные монголы пили кровь своих коней. Подрезали нужную артерию и нацеживали с пол-литра, на день им хватало, а коню кровопускание только на пользу, так-то!

От этой истории аппетит у Тимура пропал окончательно.

– Дедуль, я сполоснусь у тебя, а то у нас на две недели воду горячую отключили. Профилактика.
– Давай-давай. Иди, плещись.

Но сначала Тимур зашёл на кухню и рассмотрел содержимое холодильника: кусок неизвестно чего, завернутый в газету, на ощупь – сало, початая коробка куриных яиц, полбатона, полбутылки пива, заткнутого половинкой винной пробки, помидоры, укроп, разрубленный огурец. Ничего лишнего и никаких лекарств, только пузырёк валерьянки. В морозилке – комок слипшихся пельменей.

Тимур зашёл в нечистую дедушкину ванную, где половину пространства занимала престарелая и низкорослая стиральная машинка «Золушка», похожая больше на холодильник. «Славно мы намучились», – раздеваясь, вспомнил Тимур, как они целый день возились с отзывчивым одноклассником-заикой Лёхой Пейко, пытаясь подключить к водопроводу и запустить стиральный агрегат. На полочке стоял стакан с плешивой зубной щёткой, картонная банка с зубным порошком и новый брусок дегтярного мыла. На облупившейся трубе сохли гроздья дедушкиных носков, на потолке сгущались облака тёмно-серой копоти. «Надо будет деду по осени ремонтик, что ли, учинить. А то совсем плесенью зарастёт», – подумал Тимур, шагнул в ванну и завертел ручки, красную и синюю.
Он встал под струю, намылился, с наслаждением вдыхая едкий дегтярный запах, который сразу напомнил, как в детстве дедушка возил его на Иссык-Куль в посёлок Рыбачье. Рыбачьинских родственников Тимур не помнил, зато хорошо помнил резкий запах дворовой фауны, как гонял по двору с цыплятами и как поссорился с важным индюком, а потом мстительно хлебал индюшиный суп. Дедушка водил Тимура на озеро и рассказывал, что под водой лежит затопленный город Чигу, киргизская Атлантида, и Тимуру снилось подводное царство, полное кладов. Из бочки, в которой раньше железнодорожники хранили дёготь, Тимур хотел создать научный батискаф и погрузиться на дно озера, но дед дрессировал в бочке крыс, и лезть туда было страшно.

Спустя время Тимур обзавёлся друзьями, и вместе они носились по посёлку, гоняли палками велосипедные ободья, плавили свинец, играли в альчики из бараньих мослов. Бывало, детские игры заходили чересчур далеко, и дедушка наказывал Тимура тутовыми прутьями. Один раз Тимуру крепко попало за прятки на кладбище. Дед Гасан был местный, он знал, что в киргизских сёлах покойника сажают прямо в яму, а верх закладывают сучьями, присыпают землей. Со временем земля оседает, частично просеивается, и ходить возле таких мест небезопасно, а играть в прятки – тем более. Дед пугал холерными монгольскими могилами, а Тимур верил и боялся.

Пока Тимур плескался, дед Гасан поднялся со своего кресла, размял ноги, уверенно прошёл на кухню и сделал несколько крупных глотков из початой пивной бутылки, с тоской посмотрел в окно и вернулся обратно.

Ростом выше среднего, фигурой Тимур пошёл в молодого деда, всегда был мускулист и подвижен. Родился и рос он в Москве. В первом, втором и третьем классах на межшкольных соревнованиях по лыжам Тимур неизменно занимал первое место, потом лыжи как-то поднадоели, и Тимур занялся плаванием. Проплавал Тимур до девятого класса, затем наступил бокс. Его наставник, мрачный крепыш со сломанным носом, пророчил большое будущее в спорте благодаря отменным природным данным – пластичности и выносливости. Впрочем, Тимур не очень усердствовал – аккуратно берёг своё красивое лицо для женского сословия.
Тимур долго не мог выбрать себе призвания, обучался и медицине, и географии, но в итоге остановился на археологии. Его привлекали разные находки, по которым можно было восстановить подробности первобытной культуры. После окончания института Тимур, как все в их роду, стал быстро седеть.

Тут дверь ванной комнаты распахнулась, и сквозь едкие хлопья пены Тимур разглядел блеск дедовой коляски.
– Вишь ты, крепыш какой! – восхитился дедушка, оглядывая мускулистого внука. – Тебе котят об лоб бить можно!
– Сейчас я выйду, деда, погоди.

Быстро вытеревшесь, Тимур вернулся в комнату. За это время настроение дедушки Гасана стемнело, внезапно, как на юге.
– А я знаю, чего ты примчался. За наследство моё никак забеспокоился? А нету у меня ничего. Никакого наследства. Разорили вы родовое гнездо, притащили на Октябрьское поле, бросили одного в однушке. Ты погляди в окно, Тима, скажи мне, где тут поле?
– Неправда, дед, я за тебя беспокоился, думал, случилось чего, может помощь требуется, сам же позвал.
– Помирать я скоро буду, потому и позвал. Помоги-ка мне на диван перебраться.
Тимур подхватил лёгкого мохнатого старичка и перенёс на сиреневый плед. Дедушка Гасан откинулся на подушку и накинул на ноги детское одеяло.
– Ты чего это захандрил-то? У нас же все в роду долгожители, а тебе и ста нет. Ты ещё у нас ой какой молодой.
– Видение мне было, будто бы меня душат-душат, а я Аллаху отдаю душу.
– Да ну тебя, дед. Стихами вон уже заговорил.
– Помру когда, отвези меня в мой кишлак и там похорони по старой киргизской традиции.
– Это как, дедушка?
– А вот теперь слушай и не перебивай, расскажу тебе кое-чего. Слушай внимательно, это очень важно! Я тогда действительно молодой был, резвый, борзый, имел женский успех в разных частях света. Шёл, помню от одной Светы, а та меня айвой зелёной накормила. Чувствую – кипит нутро, не донесу корм. Ну, я в ближайший двор через изгородь перелетел и пулей в скворечник.
– Ну, ты, дед, и юморист. Вспомнил на старости лет, как на свидании опоносился! – Тимур рассмеялся и подумал, раз дедушка шутит, значит, всё в порядке.
– Говорю же, не перебивай, куйрык ты поросячий! Сижу я орлом, газетками на гвоздике просвещаюсь. И тут попадается мне листок, а на нём рисунок ручной работы, как будто карта какая-то. Заинтересовался я, покрутил по-разному – не опознаю местности. Хотел было подтереться им, но тут как знамение меня озарило – это же Аллах со мной так разговаривает. Мне даже неудобно как-то перед ним стало, что я в такой позиции нахожусь. Затем глаза будто мёдом залило, а в голове голоса зашептали. Откровения ниспослал мне Аллах, что картинка не простая, а Его волей начертанная. Ну, а я, вроде, как избранный для спецзадания – найти то, что спрятано. Других подробностей он мне не указал, а сортир этот повелел сжечь. Я аккуратно подпалил настил газетками, да и был таков. С тех пор карта эта всегда со мной, только разгадать её никак не выходит. Да и не выйдет, видимо – совсем я мозгами высох, да и куда теперь на моих колёсах.
– Ну и что же там спрятано-то, дед?
– А вот этого он мне не сообщил, но видимо что-то очень ценное, иначе разве стал бы он суетой беспокоиться. Может быть, могила Чингисхана там, а в ней конская сбруя бриллиантовая, а может и золото всей орды, кто его знает.
– Где же это произошло, дедушка Гасан?
– Под Рыбачьим есть кишлак Кок-Майнак, там дело было.
– Покажи, дедушка Гасан, карту, может, я разгадаю.
– Разгадает он. У кого я только не спрашивал про это место – никто не признал. Во дворе у нас по вечерам посиделки за столиком, знаешь? Уважаемые все люди, в нарды играют, в шахматы, в науках разбираются, выпивают исключительно по случаю, да и то в меру. Никто не разгадал.

Дед Гасан пошарил руками в цветном тряпье и извлёк жёлтый и махровый кисет, в котором он и прятал вчетверо свёрнутый лист. Тимур осторожно, чтобы ни в коем случае не повредить, развернул рисунок. Бумага несла печать времени: страница покрылась жёлтой пигментацией, сгибы протёрлись почти насквозь, угол был залит чем-то бурым, видимо вином, а может даже кровью. Однако нарисованное было вполне отчётливо и различимо. На севере изображения неровным забором шли верхушки гор, ниже, в ущелье причудливо изгибались несколько ручьёв, которые впадали в большой водоём. Правее шло схематичное изображение населённого пункта, подъездные пути к которому тонули в бурой кляксе.

– Ну, ладно, хватит таращиться, давай до конца порешаем это дельце, – ты же в честь Тамерлана и зовёшься Тимуром, «железо» значит по-монгольски. Тебе и клад искать. Только один ты с этим не управишься. Один да не один.
Дед немного нахмурился, как будто ему было неприятно продолжать.
– Может тебе это и не понравится, но уж я так решил, – сказал дедушка и добавил,– мне всё же кажется, что так будет лучше и проще.
– Чего это, дедуля, ты затеял? – насторожился Тимур.
– Есть у меня товарищ старинный, он немного со странностями, конечно, но это ерунда, все мы со странностями. Он надёжный и верный друг, в моём дворе раньше жил тут, на Октябрьском поле. Потом съехал, но связи я с ним не терял. Так вот, он тебе поможет. Вместе вам будет проще, я с ним уже давно говорил, он всё знает, будет тебе помогать. Сегодня он придёт, и вы познакомитесь. Я много запросов разослал уже в места разные – и в Казахстан, и в Киргизию. А в ответ мне только пустые конверты приходили почему-то.

– Дедуль, если ты, конечно, хочешь… Но я вполне сам справлюсь...– начал Тимур осторожно.
– Если ты о доле, то не волнуйся – долю я ему определил маленькую – десять процентов, да ему собственно и их не надо, это я так, символически, он просто путешествовать любит. Полмира уже объехал, даже в Марокко тайком побывал. Нормальный мужик. Пересади-ка меня обратно.
Тимур хмуро перенёс и усадил деда в коляску.
– Дедуль, да я тоже могу товарищей своих позвать, не сомневайся, есть у меня, надёжные и всё такое, да только не нужны они мне в этом простом деле... Да и не в доле, конечно же, дело, не обижай ты меня!
– Я так и думал, что ты начнёшь в этом духе, но ты меня послушай, – у него опыт колоссальный, ум почти что нечеловеческий и к тому же хитрость звериная – он в азиатских делах знает толк, поверь уж мне.
– Нет, дедушка, я категорически против… – начал Тимур, но дед Гасан его оборвал.
– Так вот как ты слушаешься старших, вот ты какой, значит, вырос!
– В таком случае, дедушка, пусть твой друг сам туда и едет! Можешь ему в нагрузку ещё каких-нибудь своих друзей пригласить! Хочешь, я и своих ему в помощь дам?
– Да ты как, стервец, разговаривать вздумал! Ты шутить решил? – дед Гасан захотел вскочить и вслед за руками весь устремился было из своей сверкающей колесницы.
Но тут раздался дробный стукоток в дверь, и дедушка Гасан с трудом улыбнулся:    
– А вот и он! Сейчас я вас и познакомлю, его глазные изюмины радостно задвигались в розоватых слезящихся щёлках.

Дедушка сделал руками характерные движения, но коляска не шелохнулась – Тимур незаметно опустил тормоз.
– А ну-ка, Тимур, – он рванул тормоз и лихо, с пробуксовкой, развернулся. Сейчас я откро… – закричал он в сторону коридора, но Тимур вдруг поставил под колесо ногу и закрыл дедов рот ладонью.
– Не надо, дедушка, прошу тебя! – закричал он шепотом.
Изюмины дедушки Гасана налились гневом, он покраснел, схватил внука за руку, но вдруг обмяк и уронил голову на грудь.

В дверь опять затарабанили, уже гораздо настойчивей.
– Дедушка Гасан, ты чего, дедушка?! – шептал Тимур, теребя его за руку.
Дедушка Гасан повалился на бок, и рот его распахнулся, как ковш мусоропровода. Тимур испугался, бросился на кухню и раскрыл холодильник. Зажав в кулаке пузырёк с валерьянкой, он на цыпочках подкрался к двери и осторожно заглянул в глазок, но никого не увидел.

Вернувшись в комнату, он схватил дедушку за руку и приложил ухо к его узкой груди. Тёплая дедушкина рубаха пахла кухней, а сердца под ней Тимур не почувствовал. Тимур набрызгал валерьянки дедушке в рот и попробовал его закрыть, но ничего не получалось, тогда он запрокинул его голову так, чтобы можно было накапать валериану прямо в горло. Накапав таким образом капель двадцать, он стал осторожно постукивать кулаком ему по груди. Но старое сердце не запускалось. «А вместо сердца плазменный мотор», – подумал Тимур и прекратил реанимацию. Бессмысленность охватила Тимура, и он подумал, что нужно сжечь всю эту убогую квартирку и пойти домой лечь, поспать.
«В первую очередь – дедушка», – подумал Тимур и опустил лёгкое тело старика на кушетку. Зачем я несу его в ванну? Тут Тимур опомнился, отдышался, собрался нервами и вызвал скорую помощь. Проворно прибывшие медики предположили инсульт и зафиксировали смерть Гасана Ибрагимовича Изумова. Молодой ушастый участковый, появившийся невесть откуда, внимательно, как маленький Шерлок Холмс, заглядывал Тимуру в глаза и всё интересовался пропиской.
Медицинские люди написали нужные для такого случая бумаги и вскоре ушли. Последним квартиру неохотно покинул Шерлок Холмс. Последние слова деда навязчиво брезжили в голове Тимура, и он решил не упустить ничего, связанного с кладом. Он ещё раз внимательно осмотрел скудное дедушкино жилище, прошёлся взглядом по редким корешкам на книжной полке: «Батый», «Буранный полустанок», «Девушка с фибровым чемоданом», медицинский справочник по кожным заболеваниям. Дедушкины литературные пристрастия ничего не подсказали Тимуру.

Он подобрал упавший жёлтый кисет, ещё раз осмотрел карту, затем планомерно выгрузил содержимое письменного стола на ковёр, но из важного обнаружил только пустой конверт с киргизским штемпелем. На марке был изображён памятник какому-то головорезу на коне и с рукой наотмашь. Адресом отправления был указан город Бишкек, улица Токтогула, а вместо имени отправителя стоял заковыристый символ, увитый листвой. Тимур сложил карту в конверт и надежно спрятал в нагрудный карман. Волеизъявления дедушки не было, оставался только устный завет транспортировать на родину, в киргизский кишлак Кок-Майнак и там предать его пересохшему рту земли.

Тимур тщательно закрыл окна и дверь дедовой квартиры и пешком спустился вниз, не желая пользоваться услугами зловонного лифта. Позабыв убрать инструменты и закрыть капот своего автомобиля, куда-то ушёл забулдыга-слесарь. Старушек на лавке уже не было, только два Филидора Ивановича под липой энергично рубились в шахматы. Эта пара была примечательна: оба они были в роговых очках чудовищных размеров. Один пенсионер был в легкомысленных шортах, очень тощий, загорелый, обнажённый по пояс, он имел озадаченные выпуклые глаза и выдающийся вперед рот, зашторенный бледными полупрозрачными губами. Он смотрел на фианкеттированных слонов соперника и кряхтел от натуги шахматной мысли, не в силах противостоять хитростям староиндийской системы.
Второй тоже был гол по пояс, но пухл и приземист, как картофель. Он очень внимательно смотрел за движением фигур на доске, держаться дужкам его покалеченных очков помогала белая бельевая резинка, широко пересекающая лысый, в седых завитках и веснушках затылок. Тимура всегда привлекали люди с аномальной внешностью. Он невольно засмотрелся и замедлил шаг.
– А вот ты мне скажи, ты когда срёшь, очки снимаешь? – взволновано спросил тощий маэстро, подставляя коня под удар.
Тимур от неожиданности остановился, окинул взглядом положение фигур на доске и забурчал себе под нос песню «дети хоронят коня».
– Тяжело сказать, – тягучим голосом начал свой ответ толстяк… – А вот так, например, тебе будет шах!

Не дождавшись эндшпиля, Тимур двинулся дальше. По дороге он обратил внимание на небольшую деревянную церквушку, что расположилась рядышком с магазином интимных товаров. Подъехали два православных писателя на «Ниссанах» – тёмно-синем и ярко-красном, вошли сначала в одну дверь, потом, перекрестившись, во вторую. Высокий нищий вытащил из зарослей одежды «чекушку» и весело отхлебнул.
Тимур вскочил в маршрутку, угомонил движение тела. Пред ним задумчиво плавало лицо девушки. Пока Тимур собирался с мыслями и фантазиями о знакомстве, вспоминал, как он это делал раньше, девушка вскрикнула что-то длинным голосом, пошатываясь, встала и грохнула дверью. «Не получилось», – облегченно подумал Тимур. Добротелая бабуля, с лицом замощенным бородавками и веснушками, поглядела на Тимура ласковыми глазами.
Тимур размышлял так: ведь если и правда дедушке Гасану являлся Аллах, значит, он в своём роде пророк. А пророк дурного не посоветует. Значит, нужно ехать в родовые места, заодно и деда там похороню, твёрдо решил он. Самолётов Тимур побаивался, аэрофобом он не был, но на твёрдой почве чувствовал себя куда уверенней. Он поехал на Казанский вокзал и обилетился. Тимур любил верхние полки и чувствовал себя на них гораздо уютнее, на нижних ему постоянно казалось, что сверху за ним наблюдают.

Далее следовало уведомить родственников о произошедшем, и Тимур набрал номер отца, который сутки напролёт проводил в ИКЕЕ, собирая чужую мебель. Нельзя сказать, что родичи вздохнули с облегчением, но будто бы все они только и ждали этого момента. Все трое дедушкиных сыновей испытывали коммунальные неудобства в связи с семейными пополнениями. У каждого наготове был план дележа дедушкиной жилплощади и надежный квартирный делец впридачу. Ликвидные метры можно было выгодно реализовать или заселить кем-то из семейства.
Все были целиком поглощены поисками завещания. Взялись за Тимура, который последним разговаривал с дедом. Но, кроме того, что дед завещал его кремировать, а прах похоронить на родной земле, ничего больше не добились. Дальняя дорога никого не привлекала, и никто не возражал против того, чтобы Тимур взял эти заботы на себя. Про кремацию Тимур придумал сам, чтобы не волочь с собой всего деда целиком.

Родственники удивились дедушкиной затее с самосожжением, но спорить с Тимуром не стали и обратились в центр оперативной кремации «Прометей» За дело взялись хваткие похоронных дел мастера. Они назначили время выноса тела и кремации. Дворовые старички шли за труповозкой в тайной надежде на поминальную рюмку, и каждый невольно думал о том, что следующим может прийти и его черёд. Было душно и хотелось пить.
Церемониться с дедом особо не стали – отмолили как смогли своими силами, и два хмурых кочегара задвинули отработавшее свой век тело в печь. Прах вернули в небольшой жестяной урне, похожей на банку из-под чая.

Поминали деда Гасана на Октябрьском поле, поставив урну на табурет во главе стола перед телевизором. Братья озирались, высматривая, что забрать на память о дедушке, но техникой дед Гасан был небогат, а стиральная машинка «Золушка» и безголосый телевизор никого не заинтересовали. Пельмени сварили, а пиво Тимур, поморщившись, вылил в раковину.

– Пельмени без водки едят только собаки! – веско заявил младший из осиротевших братьев, Ибрагим Гасанович Изумов, отец Тимура, выковыривая из уха опилки, скопившиеся там за время трудовой ночи.
– Ну что, спи спокойно, отец. Спасибо тебе за всё, – подхватили остальные братья, выпивая и косясь на табурет.
– Тимур, а где твоя пассия? – тщательно жуя пельмень, поинтересовался дядя Ахат.
– Которая из них? – на всякий случай спросил Тимур, хотя прекрасно понимал о ком идёт речь.
– Ну, эта рыжая, с которой ты приходил.
– Она не рыжая, а шатенка крашеная. Маргарита её зовут.
– Как пицца?
– Нет, как коктейль с текилой.
– Так и чего, кинула тебя текила твоя?
– Нет, не кинула. В отъезде она, на заработки поехала в Крым.
– Это что за заработки такие? Обычно наоборот – оттуда к нам едут.
– Вожатая она в Артеке, в старшей группе. Вот закончу с дедушкой и к ней поеду, на воды плескаться.
– В Иссык-Кюле поплещешься. Помнишь, как тебя дед туда возил? Теперь ты его повезёшь, – Изумовы притихли и молча выпили, утирая жидкие слёзы.
Тимур уставился в окно, где погода тоже заплакала редким дождиком. Через некоторое время разговор снова вернулся к недвижимости, и Тимур распрощался с роднёй, заручившись поддержкой экспедиции из семейных фондов.

Придя домой, Тимур обнаружил, что форточка распахнута, хотя он хорошо помнил, что запирал все окна, чтобы в его отсутствие сквозняки не наводили шухеру. И не зря, дедушкины бумаги, билет в Бишкек и семечная шелуха были раскиданы по полу. Тимур поднял только самое важное и снова принялся разглядывать карту, которую теперь носил с собой. Затем он ещё раз заглянул в бишкекский конверт, внутри которого было всё также пусто. С помощью интернета и конверта Тимур выяснил телефонный номер конторы «Учунчу коз», расположенной по указанному адресу. Тимур набрал цифры и сильно прижал телефон к уху. Трубку долго не брали. Наконец что-то щёлкнуло, и кто-то вдали произнёс: «Эээээ». Тимуру показалось, что человек разговаривал лёжа.
– Здравствуйте. Вам удобно говорить? – начал Тимур.
– Нэ удобна, – медленно и сипло проговорил мужчина сдавленным голосом.
– Ну, это… – смешался Тимур, – у меня, простите, вопрос накопился…
Но трубка была уже пуста. Тогда он решил, что приедет в Бишкек и разберётся уже на месте.

Окончив без отличий историко-архивный институт, по специальности археология, Тимур знал, что ключ к успеху любой экспедиции – правильная подготовка, и он плотно засел за список необходимого. Многое могло понадобиться в таком предприятии – от ножа до лопаты. Трудился Тимур в архиве фонда Горбачёва, цифруя никому не нужные бумажки, и давно мечтал о настоящем приключении. Безо всякого сожаления он подписал отпуск за свой счёт и приступил к сборам. По очереди он посетил всех своих родственников и к каждому находил нужные ключи, используя в качестве последнего аргумента урну с прахом со словами «дедушка всё видит». Так он собрал ощутимую сумму на дорогу и похороны. Все ассигнации Тимур заботливо зачислил на сберегательную карточку.

Затем он отправился на Новый Арбат и приобрёл в книжном магазине толстый атлас всей Средней Азии – Таджикистана, Узбекистана, Казахстана и Киргизии. Сузив таким образом круг поисков, он решил по контурам гор и озера определить местонахождение клада. Вечерами он сидел над картами и выискивал силуэты ручьёв с дедова рисунка. Некоторые, а иногда и сразу все места казались ему похожими.
Тимур внимательно ознакомился с маршрутом. После Оренбурга начинался Казахстан, который предстояло пересечь сверху вниз, минуя такие славные города, как Шымкент, Жамбыл, Кызыл-Орда. Железная дорога змеилась в Бишкек, пересекая размашисто раскиданные по карте буквы Чуйской долины, и Тимур представил себе, как заманчиво шумит её зелёное море.


Полностью книгу можно прочитать здесь:
http://www.books.ru/books/chingiz-aitmatov-shushery-24147/?customer_pr