Утро в Пномпене началось со слов; « Просыпайся, Никита проебал гитару!”

Зубная щетка стремительно прошерстила налет от вчерашнего алкоголя и через десять минут мы бежали по Риверсайду на помощь несчастному приятелю.

На клумбе напротив Королевского дворца стоял печальный Никита. Глаза гитариста обреченно изучали синее, не знающее жалости небо Камбоджи, а тонкие пальцы тихо мяли букетик жертвенных лотосов.

- Проебал. – Грустно улыбнулся и развел руками приятель. Молчаливые, расстроенные, пахнущие вчерашней выпивкой, мы обследовали урны и парапеты Набережной и потащились домой. Обращаться в полицию смысла не было.

- Н-дааа, протянула я – А какой хороший вечер был.

Вечер накануне был великолепен. Вчера в Пномпене наши играли джаз. Наши - это барабанщик Жека из Кемерово, французы саксофонист и тромбонист Стефан и Риччи и синеглазый русский бас-гитарист и ловелас Никита.

«Слур- бар» был переполнен. Собралась отличная тусовка. Русские, греки, французы, англичане, австралийцы. В барной зоне услышать друг друга было невозможно. Гости на всех языках мира поддерживали виртуозных французов и русских профессионалов. Наша группа поддержки состояла из бойких, загорелых украинских девчонок-гидов, из только что прибывшего из Тайланда дальневосточного режиссера, питерской красавицы-модели Леры, нашей патайско- краснодарской подружки Аллы и нас с Юрой, почти пномпеньских аборигенов.



Гречанки бились в танце, и непрестанно делали сэлфи, англичане резались в бильярд и заливались «Ангкор-биа», французы потягивали винцо, а русскоязычные пили «Столичную» и никак не могли наговориться. Бар утопал в клубах сигаретного дыма, кампучийские вытяжки не сильно беспокоились о здоровье иностранцев. Девчонки выскакивали на улицу глотнуть свежего воздуха и посплетничать в относительной тишине ночного города.

172-я улица. Казалось, что в одном этом тесном квартале собрались иностранцы всего Пномпеня. Дауншифтеры с засаленными немытыми дредами. Благоухающие парфумом, шарахающиеся от вальяжных крыс, юные европейки. Заплывшие от почти дармового пива немцы. Укуренные до галлюцинаций австралийцы. Снисходительно-восторженные американцы, невозмутимые французы.

Дополняли картину визжащие кхмерки, красующиеся на «Лексусах» чинные мужи Камбоджи и прилипчивые тук-тукеры .



Ночная дискотека «Пантун» шарашила низами басов. Открытые настежь двери караоке, баров, магазинов и круглосуточных парикмахерских заманивали клиентов. Подсвеченные яркими свечами тележки с фруктами напоминали вечный хэлоуин. Разрезанные на дольки арбузы и ананасы, оранжевая мякоть спелой папайи, желтые, красные, зеленые манго, фиолетовые шарики пэшнфрут и колючие алые веточки рамбутана. Яркость красок, идеальные дольки, формы и цвета спелых фруктов, создавали чувство искусственного, нереального, идеально слепленного из папье-маше натюрморта.



За перекрестком у чехов наливали 80-ти градусный абсент. В баре у казахов миксовал коктейли чернокожий бармен. Ярко разодетые кхмерки заманивали в бары восторженных мужчин. Тонкие, не привыкшие к каблукам ножки девушек временами подкашивались, и они ловили ладонями заплеванный, щербатый асфальт . Из-под задравшихся юбочек, целомудренно выглядывали плотные шорты.

Ночной Пномпень, пил, курил, визжал, хохотал, любил, утопал в дыму джоинтов и наслаждался свободой отчаянно коррумпированного Королевства.



В нашем клубе веселье нарастало.

В перерыве к застолью присоединились музыканты, беседа громыхнула с новой силой. Говорили о музыке, о наших в Камбо, о клубах и ресторанах Пномпеня. Чуть позже подошли французы, выяснилось, что с саксофонистом я уже знакома.

Однажды в одном из баров я решила, что француз Стефан родом из России и мы с ним отлично напились, а я выговорилась по-русски .

Молчаливый, всепонимающий компаньон это , конечно, хорошо. Но! Как же давно я мечтала о настоящей интеллектуальной русской пьянке в Камбодже! Я ждала этого момента целый год и вот мечта моя сбылась!

Мы не желали расставаться. Спасаясь от начавшегося ливня, компания оседлала расхлябаный тук-тук и притарахтела в нашу квартиру.. Охрипшие после общения в клубе, мы и дома не могли наговориться. Музыканты ставили все новую и новую музыку. На мониторе компьютера мелькали Юрины фотографии. Ноутбук режиссера демонстрировал его последний фильм о храмах Камбоджи. Девчонки делились впечатлениями о новых прочитанных книгах и кино. Мы болтали о жизни в Камбо, вспоминали родину, громыхали по деревянному кампучийскому столу рюмками с русской водкой и закусывали украинским салом и французским сыром.

Вот под такую задушевную беседу мы и засиделись до рассвета.

Гости начали разъезжаться, а самые слабые уже давно спали в гостевой комнате. К пяти стало светать и, прекрасный парень, романтик и галантный кавалер Никита, вызвался проводить до отеля нашу подругу из Патайи. Расцеловавшись с русским музыкантом, мы решили дружить вечно. Никита засунул поглубже в карман автобусный билет до Сиемрипа, закинул на плечо гитару, взял девушку за руку и вышел в скачущее солнечными зайчиками утро Пномпеня. Через час Никита должен был покинуть столицу.



Прозрачный, утренний воздух Камбоджи сыграл с парнем злую шутку.

Выйдя на улицу, и опьянев окончательно от легкого ветра и птичьего щебета, тщательно спрятанная под небом Камбоджи русская душа, не выдержала, переполнилась эмоциями и развернулась во всю мощь.



- Шампанского!- громогласно возвестила душа.

- На брудершафт! – категорично потребовал от души и девушки Никита.

В ближайшем магазине было немедленно приобретено теплое игристое вино. Вздыбившись от соседства с пластиковыми стаканами возмущенное французское пойло залило стол уличной забегаловки.

Жизнь не уставала приобретать краски. Внезапно, тонкий музыкальный слух Никиты уловил обрывки мелодий, доносившиеся с Набережной. Схватив гитару и бутылку с шампанским, Никита ринулся на Риверсайд. Утомленная бессонной ночью девушка, едва поспевала за одухотворенным парнем. Когда ребята достигли Королевского дворца, перед ними предстала чудная картина. На фоне величественно плывущих мутных вод Тонлесапа, под сводами ослепительного восходящего солнца, под оглушительный грохот многоваттных колонок и четкие команды тренера, толпа кхмеров ритмично вершила аэробику.

Два притопа, три прихлопа, поворот. Два прихлопа, три притопа, руки вверх. Ноги выше, руки шире, вдох глубокий, три четыре.

Никита захлебнуся. Восторг переполнил легкие.

- Эээх! – отрыгнул шампанское Никитос. Он швырнул на земь гитару, стянул с влажного тела майку и самозабвенно ринулся в пляс.

Наш красавец, симпатяга парень, выделывал аэробные движения до тех пор, пока на площади никого не осталось, пока удивленный тренер не вырубили музыку и не сказал ему STOP!



На горячем асфальте Риверсайда было пусто. Наш неутомимый танцор не обнаружил на нем ни гитары, ни девушки. Он обессилено махнул рукой и отправился спать в отель.



- Ах, если бы я только знала, что Никита так любит аэробику! Если бы я чаще напивалась с соотечественниками! Если бы мозг мой не превратился в горячий тропический кисель! Если бы я хоть чуть-чуть почувствовала тревогу в то чудное, летнее утро на берегу Тонлесапа.

Я бы помнила, насколько чувствительна, забывчива и отчаянна в пьяном танце русская душа. Я бы не выпустила Никиту на улицу, я бы спрятала его гитару! Я бы много чего сделала… Но..., ты уж прости меня, Никита, не уберегла я твою гитару. А проще сказать, проебала.