Почитал террористическое произведение и нахлынули воспоминания. Такой степени отвязанности, как в децком саду я больше не достигал в своей жызни. Срабатывали отягощающие тормоза типа "не позорь отца", "пайдешь на завот фкалывать" и "пажалей мать!" А в децтве, ф том самом, с 2 до 5, вернее до 7, до школы, я был не ребенком, а ходячим тактическим оружием нехилой разрушительной силы.
Во-первых помню я себя ваще с пеленок, правда проблесками, один из которых заключался в том, что помню как лежу в коляске, прямо под лампочкой, свет непосредственно в глаз, рот заткнут соской, вокруг такие уебищные кружева… И две незнакомые тетки кривыми пальцами, вооруженными угрожающего вида погремушками за 0 руб 07 коп, лезут к моему розовому невинному ибальничку. Это, блядь, они так умилялись. Сюсюкающих теток я возненавидел раз и навсегда, и всегда старался чмарить па-любому.
В возрасте года, или когда там это должно происходить, я твердо встал на ноги и немедленно побежал, слово "шагом" я не понимал лет до 7. До трех лет меня водили на поводке, что не спасало бабушек от скоростного перебирания подагрическими ногами. Кроме всего прочего им было лень держать меня для произведения акта дефекацыи над унитазом, а на горшке я не высиживал нихуйя, поэтому они ставили горшок в раковину на кухне и заставляли откладывать личинки туда. Эти экзерсисы прекратились после того, как я самостоятельно забрался на эту раковину и обосрал ее конкретно по площадям, не преминув вымазацца сам, после чего мой реверсивный след можно было обнаружить во всех помещениях. Апофигеем стало белое кружевное покрывальце на бабушкиной кровати в красивых коричневых пятнах.
Мать перестала переодеваться в моем присутствии после того, как я, активно подпрыгивая на месте, пытался ее развернуть к себе лицом, чтобы посмотреть на грудь. Она, считая меня совсем малышом (двух лет не было), повернулась и была тут же схвачена за обе сиськи цепкими кулачками. После того, как кулачки были отцеплены мама была мной покусана со словами: "А бабушка дает трогать!" Не прошло и года, как меня спихнули в децкий садик.
Попав в дошкольное децкое заведение, я первым же делом заехал каму-то паибалу, потому что чувак не хотел делицца монстроидальным грузовичком, на котором можно было ездить, отталкиваясь ногами. Дальнейшее мое пребывание в младшей группе происходило по принципу "руки за спину, лицом к стене".
Читать я научился года в три и с тех пор читал фсе подряд. Тогда же научился писать печатными буквами. Первый мой каллиграфический опыт состоял в четком изображении слов "ЖОПА" и "ГАВНО", перемежаемых кривовато начертанной свастикой, которую я называл "нимецкий крест". С этим произведением я бегал за моей бабушкой, которая потом оказалась прабабушкой, и тыкал его в зону видимости, бабушка отворачивалась, но это слабо помогало. Когда наконец полотно было изъято из моих шкодливых ручонок, бабушка совершила телефонный звонок кому-то с женским голосом, обставив этот перформанс как звонок в милицыю. Я в первое время пересрал, но потом быстренько решыл, что бабушка не такая дура, чтобы любимого правнука ментам закладывать, тем более по политической статье, и напустил на себя полнейшый похуй, гордо повторив все изложенное на бумаге в трубку.
В садике мне совали в руки книгу про децтво Ильича и заставляли читать эту пургу вслух, а остальные ни в чем не повинные детки сидели тихо и слушали, пока воспитательницы громко пиздели о кримпленовых штанах в болгарских журналах моды. Децтво Ильича в моем изложении было чем-то средним между скасками о Карлсоне и Буратино и фильмом про Штирлица. После того, как воспитательницы в промежутке между словами "вытачка" и "лицевая петля" услыхали красочный пассаж о том, как Володя Ульяноф, совершая виражи на Карлсоне, из маузера захуйярил гестаповца Мюллера, художественные чтения были прекращены. Следующим подвигом было изображение ко дню 7-го ноября крейсера "Аврора", пиздячащего главным калибром по Кремлю, на башнях которого горели звезды… Это художество вылилось в проникновенную беседу с заведующей, которой я внятно объяснил, что имел в виду совсем не то, за что папу могли лишыть работы в горкоме комсомола.
Помимо всего этого, я являл собой устойчивую угрозу сексуального характера для всех, у кого вместо писюна была пизда хотя бы в зачаточном виде. Что с ней делать я тогда не знал, но сам ее вид увлекал неимоверно и способствовал поступкам типа совершенно открытого наблюдения за отправлением естественных надобностей дифченками из нашей группы, причем самыми симпатичными. Они, надо сказать, с удовольствием стягивали с децких бедер трусики, предоставляя моему пытливому взору все, что находилось под. Свои действия я оправдывал тем, что набираюсь сеанса для живописного изображения девочковых писек и попок, что, впрочем и воплощал на бумаге. Эти креативы пользовались бешенным успехом у мужской части средней группы, в коей я тогда пребывал. Кроме всего прочего указанную часть группы я научил дрочить писюны, чем они и занимались во время тихого часа, неосознанно возбуждаясь во время рассматривания нарисованных попок и писек.
Мне картинки сомнительного качества были не нужны, потому как рядом с моей кроватью стояли кровати таких специальных девочек, для которых за счастье было показать мне откуда они писают в обмен на лицезрение процесса дрочки.
Стоит ли говорить, что во время очередного сеанса стягивания трусов с одногруппницы я был застукан за этим порицаемым обществом занятием одной из нянь. Няне было лет этак 18, выглядела она совершенным уебищем, толстым и прыщавым, но с реально беспокоящими сексуальными амбицыями. А поскольку ее никто не ебал, камикадзе таких не было, то она сублимировала, разглядывая децкие писюны, по долгу службы сопровождая мальчиков пописать. Указанное уебище тут же притащило меня пред светлы очи фсей группы и произнеся обличающую речь, стащила с меня трусы, чтобы я прочувствовал весь позор, который якобы испытывала моя жертва. Испытал я скорее удовольствие, потому как вид моих гениталий для коллег был далеко не тайной, а возможность постоять, сверкая яйцами перед всей группой сразу, выпала мне впервые. Стесняться я научился лет так в восемь, так что мне было глубоко похую фсе это аутодафе. Несчастную няню уволили через неделю, когда о гражданской казни стало известно моим родителям, а от них заведующей, кроме того вспыло, что няня еще и пиздила продукты с кухни, что было еще одним "за" в пользу теории об уебищности. Я же был препровожден к врачу, децкому психологу или невропатологу, где мне было задано много вопросов о том, что меня привлекает в половых органах и почему я собственно дрочу. Чтобы не травмировать децкую психику на сексуально почве, доктор меня уверил, что "многие мальчики так делают", типа Америку открыл, я же пообещал "больше так не делать", на что тут же наложил хуй при первой же возможности.
В процессе приобретения дошкольного образования я бил ибальники хлопчикам из старших групп за неправомерное использование наших игрушек, засовывал пальцем в жопу трусы девочкам, выбил кому-то глаз, раскуривал бычки и тайком подкладывал собачье говно в соседние песочницы, кароче сплошной файтклуп. Кроме фсего прочего меня, как единственного умеющего изображать буквы, каллеги-дошкольники частенько просили изобразить определенные их сочетания на стенах радного садика. Изображались чаще фсего сочетания фекального и генитально-анального характера. Рассказывать про это можно долго, но всему есть предел.

Афтор благодарит папу и маму за возможность наслаждаться жызнью.

Ну а типерь фсе на главную, может там чего нового появилось…