Сейчас видел, как в одночасье у человека натурально прахом пошли все планы на субботний вечер.
Перехожу культурно дорогу на надлежащий сигнал светофора, и рядом со мной гражданин усатый переходит. Сосредоточенно так пересекает проезжую часть гражданин, поторапливаясь. И пакетик у него белый при себе имеется. И судя по характерному в нём позвякиванию – с известным содержимым пакетик тот.
И вот уже почти две трети не шибко широкой улицы миновали мы, и я, в силу природной длинны ног, оставил усатого гражданина за спиной и даже забыл про него…
Как вдруг, всё за той же спиной – раздаётся сначала леденящий сердце каждого русского человека звук соприкосновения чего-то стеклянного с чем-то асфальтовым, а затем бессильный, горестный мат со всхлипами. Оборачиваюсь – ну точно! Лопнул треклятый пакетишко, дал трещину вдоль донного шва, и цельный гусь хлебного вина™, равно как и две золотых бочки просто вот так взяли, и ушли в никуда! Вдребезги! И ароматная лужа, как кровь расползается по потёртой зебре. И тишина.
А дядя с усами явно не простой судьбы человек. Такие, как правило, не махнут рукой, не плюнут в ароматную лужу, и не пойдут в ближайший лабаз повторять утраченную покупку. Такие дяди, они копят на этот поступок, а совершив его – несут заветное как некий золотой кирпич для фундамента своего покосившегося самолюбия. Мол, не вечно же жене надо мной верховодить, не всю же жизнь я на хвост к мужикам буду падать, вот, сам с получки могу себе позволить некоторое питейное разнообразие и удалой кураж. Имею право, знаете ли, расслабиться, культурно отдохнуть на кровно заработанное вот этим вот горбом.
И тут никчёмный пакетик просто взял, и всё испортил. Ни тебе довольного покрякивания, ни верчения её, родимой в руках, с целью посмотреть, завихряется ли там винтом зелёный змий, ни чинного погружения, опять же её, матушку, в недра морозильной камеры, ни благодушного восприятия всего сущего, под футбол и килечку в томате, ни волшебства утренней находки двух золотых бочек в холодильнике…. Ничего этого, чёрт побери. Всё пропало!
Кто-то сочувственно нахмурился, кто-то хищно втягивал волосатыми ноздрями густой водочный дух с асфальта, женщины безучастно поджимали губы, какой-то гимназист было полез за телефоном – снимать, но на него цыкнули, мол совсем без понятия, ирод.
А усатый дядя задрожавшей ладохой сгрёб с асфальта изувеченное, мёртвое своё счастье, ссыпал капающие осколки в урну и ссутулившись и сразу как-то постарев и обветшав побрёл куда-то, уже никуда не торопясь.